Приключения Пуха на Земле и в Космосе - Людмила Одинцова

И правда, было хорошо. Мы поднялись над заснеженным городом. Солнце уже показалось над горизонтом, оно было большое, приплюснутое. Красное и совсем не яркое. На него можно было смотреть не жмурясь. По белым пустым улицам протянулись длинные розоватые тени. Мои уши трепетали на ветру, как разноцветные флажки над детским «Космическим городком», где лежал наш «Буран». Вот гирлянды из этих флажков мелькнули под передним колесом. Город кончился, и я повел мотоцикл выше и выше к облакам, чтобы хорошенько разогнаться.

15. Приключение в полете

Я думал, что мы все будем сильно мерзнуть в полете. Но когда я поднялся выше облаков, солнце, несмотря на то, что была зима, все-таки нас согревало. Солнце летело от нас по правую лапу, потому что наше направление было – на северо-северо-восток. Кайсын начал напевать что-то тягучее на непонятном языке. Я крикнул ему:

– Эй, ты что такое поешь?

– Это древняя путевая песня. Мои предки пели ее, когда с кочевниками отправлялись в долгий переход по пустыне.

– А о чем песня?

– А я не знаю! Это забытый язык. Я думаю, что-то про дорогу… – и Кайсын затянул снова: – Ав-вав-гам-у… а-гала-бала-у… Ых-тын-гы-ды-ы… А-быры-гыры-ы…

Мушка и Пчелка сидели тихо, наверное, заснули под гул ветра и гудение Кайсына. Я не знаю, с какой скоростью я летел. Но уверен, что не с первой космической. А то бы мы умчались к Солнцу. Через несколько часов Кайсын перестал петь и предложил:

– Может, посмотрим, что там внизу? Хорошо бы сесть и перекусить.

Я не возражал. Да и лапы размять было бы неплохо. А то окоченели совсем. Я направил мотоцикл вниз и вошел в зону облаков. И тут вдруг из коляски, где спали наши космонавтки, раздалось ворчание, а потом лай и ругань. Мушка и Пчелка забарахтались под шалью. Я даже не успел сообразить, как это случилось. В одно мгновение Мушка выскочила из коляски и кувыркнулась вниз! Пчелка только зубами лязгнула, пытаясь удержать ее за хвост. А Мушка стремительно уменьшающейся черной кляксой полетела в облака.

Кайсын охнул. А я развернул мотоцикл назад и пустил в крутое пике. Только бы не потерять маленькую Мушку из виду! Нас сразу заволокло белой мутью. Туман клочьями проносился мимо. А далеко внизу еле различимая таяла в тумане наша Мушка…

Вот облака рассеялись, и я увидел, что мы мчимся почти вниз головой прямо на серую водную гладь. На ее фоне маленькая Мушка была почти не видна. Я даже успел отчаяться, но через мгновение черненький силуэт собачки стал увеличиваться. Мы ее догоняли! Еще, еще немного! Вот она, рядом! Я притормозил и поднырнул под нее.

– Лови! – крикнул я Кайсыну.

Алабай широкой лапой с большущими когтями сгреб Мушку за шкирку и ловко забросил в коляску. Там в нее вцепилась Пчелка.

Я, переводя дух, плавно вышел из пике – над самыми волнами. Нужно было садиться. После такого потрясения я не мог удержать руль в лапах, до того они ослабли. Еле-еле дотянул до леса. Под колесами замелькали макушки деревьев, потом появилась проплешина – небольшая полянка. Туда я и направил наш мотоцикл.

Когда мы сели, я увидел далеко в небе бабушкину шаль. Она летела, трепеща распростертыми краями, как большая серая птица. Потом порыв ветра отнес ее куда-то далеко за высокие сосны.

16. Привал

Мы с Кайсыном спрыгнули с мотоцикла на снег и заорали одновременно:

– Мушка! Ты что?!

Мушка высунула блестящий нос из коляски, растерянно хлопая глазами.

– Я ничего… Сон дурацкий приснился…

– Ну, ты даешь! – сказала Пчелка и погладила Мушку по спине. – А я уже думала – как я без тебя буду? Ты же моя самая старая подруга!

– Сама ты старая! – засмеялась Мушка. – А вообще, ничего особенного не случилось. Самая обыкновенная невесомость. Я пока летела, даже вспомнила, как разворачиваться. А то тут, на Земле, совсем навыки потеряла.

– Сон дурацкий… – проворчал Кайсын, тряся головой. – Это ты – собака дурацкая!

Я понимал, что он не со зла так говорил, а от радости, что все обошлось. Мне тоже хотелось на радостях сделать что-нибудь такое. Только я не знал, чего больше хотелось – обнять Мушку или оттрепать ее хорошенько за ухо.

Нужно было устраиваться на привал. Поесть, согреться, заодно и переночевать. После Мушкиного падения лететь никто не хотел. Да и вечер близился.

Мы затащили наш летучий транспорт под широкую разлапистую елку. Выкопали там же в снегу яму, набросали в нее еловых веток. Получилось что-то вроде гигантского птичьего гнезда. Поставили в центре этого гнезда мешок с кормом, а сами расселись кружочком. Хвоя была мягкая и приятно грела лапы. Сверху нас прикрывала от ветра и снега старая ель. Уютно и спокойно.

– Тут уже недалеко город Рыбинск. Это было Рыбинское водохранилище, – сказал Кайсын, выкусывая ледышки, которые застряли между пальцев, – куда Мушка чуть не нырнула. Теперь будет лес до самого Плесецка.

– А долго еще лететь? – спросила Пчелка.

– Недолго уже. Лапой достать. На мотоцикле мы долетели гораздо быстрее, чем я на поезде тащился.

– И чтоб больше не спать! – строго приказала Пчелка подружке.

Потом мы торжественно вскрыли мешок «Рояль с кониной». Оказалось – не рояль, не конина, но вкусно. Мы так аппетитно хрустели в четыре пасти, что, казалось, хруст раздавался на весь тихий зимний лес. Кайсын отвалился первый, подождал, пока дожуют остальные, и спросил у Мушки, хитро прищурившись:

– Так что же это за сон такой был? Из-за которого мы чуть раков не пошли кормить?

– Раков? – переспросила Мушка.

– Да рак здесь самая главная промысловая рыба, – хмыкнул Кайсын. – Еще чуть-чуть, и пошли бы мы все на дно…

– Ну, – смутилась Мушка, – страшный сон… Мы летим, летим и уже к Марсу приближаемся. А там волк! Зеленый, лохматый и нафталином пахнет. Я его ка-ак стукну по носу! А он меня ка-ак цапнет! Ухо напрочь откусил…

– Это ты мне по носу заехала! – рассмеялась Пчелка, – а я тебя, не разобравшись, спросонок и куснула…

– Ну, клоуны… – проворчал, качая головой, Кайсын.

– А тут волки есть? – спросил я, – Или медведи?

– От нас за версту человеком пахнет, вернее, мотоциклом. Что, в принципе, одно и то же. Лесной зверь не сунется, – сказал Кайсын. И, широко зевая, невнятно добавил: – Если не очень – чавк! – голодный.

– Кто голодный? – не расслышала Пчелка.

Кайсын не ответил. И я промолчал. Я же не от страха спросил, а просто так, из любопытства. К тому же очень хотелось спать.

17. Лесной гость

Шел дождь. Крупные капли барабанили по подоконнику. Я подумал: «Почему Мама не закроет окно? И так ведь холодно, еще мокро будет» – и проснулся. Никакого подоконника, никакого дождя и никакой Мамы. Собаки спали клубком, а меня вытолкали за Кайсынову теплую спину. Оттого и холодно. По нашему мешку с едой шныряли белки, пытаясь прогрызть дырочку, чтоб добраться до сухих шариков. Они так топали сотней маленьких лапок, что мне приснился дождь. Белки увидели, что я не сплю, и порскнули на дерево.

Кайсын открыл один глаз и сказал:

– Мелочь пузатая, – и гавкнул с рыком: – Р-р-афф!

С соседних елок посыпался снег, раздался писк, и мелочь пузатая, срываясь с веток, драпанула в лес. Проснулись Мушка и Пчелка. Мы решили перекусить и отправиться дальше, не теряя времени.

Вдруг Кайсын насторожился, поднял торчком уши и шепотом сказал:

– Тихо! Хозяин идет!

– Чей? – не понял я.

– Хозяин леса!

– Царь зверей, что ли?

– Да нет! Царь – это лев. Он далеко, чего его бояться? Он в Африке. А хозяин – вот он, из-за той сосны сейчас выйдет.

Тут и мы услышали топот, хруст веток, глухое ворчание. Я глянул на Кайсына и поразился. Он расставил передние лапы, сгорбил спину и опустил голову к земле. Шерсть его вздыбилась, морда оскалилась, глаза вдруг пожелтели и смотрели исподлобья так свирепо, что у меня душа ушла в пятки. Честное слово, в этот момент я больше испугался Кайсына, чем того неизвестного ворчащего хозяина леса, который прятался за сосной.

Это был медведь! Громадный, косматый. Пахло от него – ужас как! Он вышел из-за сосны, встал во весь рост и направился к нам. Шел он как-то странно. Шатался и мотал башкой, размахивая передними лапами, как будто отгонял мух.

И тут мы увидели, что на голове у него намотана наша бабушкина шаль! Видимо, шаль свалилась ему на морду с неба. Пытаясь освободиться, медведь запутывался в ней все больше и больше. У него на голове получился тюрбан, какой Мама делает из полотенца, когда выходит из душа. Только тюрбан плотно замотал всю медвежью морду.

Медведь махал лапами, ревел и ворчал под шалью, и я понял, что ему страшно. Он же не знает, почему вдруг ослеп. Тут бедный хозяин леса споткнулся о пенек и со всего размаху шлепнулся на зад, а потом на спину. Да так и остался лежать в изнеможении, уже не ревя, а тихо подвывая.