Вся правда о Муллинерах (сборник) (СИ) - Вудхауз Пэлем Грэнвилл

Джеймс вздрогнул. В его сердце пробудилась внезапная безумная надежда. Много лет назад, вспомнилось ему, он прочитал роман своей тетушки, озаглавленный «Клятва Руперта», и в этом романе…

— Я помолвлена с ним, — тихо сказала девушка.

— Уф-ф! — завопил Джеймс.

— Что? — растерянно спросила девушка.

— Небольшая судорога, — объяснил Джеймс. Его била радостная дрожь. Безумная надежда сбылась!

— Предсмертным желанием папочки было, чтобы мы поженились, — пролепетала девушка.

— Очень разумно с его стороны, очень-очень разумно, — сказал Джеймс с глубокой искренностью.

— И все же, — продолжала она с некоторой грустью, — иногда мне кажется…

— Не надо! — твердо заявил Джеймс. — Не надо! Вы должны уважать последнее предсмертное желание папочки, тут уж никуда не денешься. Значит, он приезжает завтра, так? Превосходно, превосходно. Ко второму завтраку, я полагаю? Превосходно. Сейчас сбегаю вниз, скажу миссис Как-Ее-Там, чтобы она поджарила дополнительную отбивную.

Наутро Джеймс прохаживался по саду, покуривая трубку, с легким радостным сердцем. Черная туча над его головой словно рассеялась. Все шло к лучшему в этом лучшем из всех возможных миров. Он завершил «Тайную девятку» и отправил рукопись мистеру Маккинону, и теперь, во время неторопливой прогулки, в его голове складывался потрясающий сюжет о человеке с одной половиной лица, обитающем в тайной берлоге, который поверг Лондон в панику множеством убийств, леденящих кровь. Кровь же они леденили потому, что у каждой найденной жертвы в наличии имелась только одна половина лица. Вторая была оттяпана предположительно каким-то тупым орудием.

Сюжет складывался великолепно, как вдруг его внимание отвлек пронзительный вопль. Из кустов, окаймлявших струившуюся за садом речку, выскочила румяная экономка.

— Ох, сэр! Ох, сэр! Ох, сэр!

— Что такое? — раздраженно перебил Джеймс.

— Ох, сэр! Ох, сэр! Ох, сэр!

— Ну да. Но что дальше?

— Собачка, сэр! Она в реке.

— Ну, так свистните ей, чтобы вылезла.

— Ох, сэр! Поторопитесь! Она утонет!

Джеймс последовал за своей проводницей через кусты, сбрасывая на ходу пиджак. Он твердил себе: «Я не стану спасать эту собаку. Эта собака мне не нравится. Ей давно пора выкупаться, и в любом случае будет проще остаться на берегу и выудить ее граблями. Только осел из романа Лейлы Дж. Розоуэй станет нырять в чертову речку, чтобы спасти…»

И он нырнул на полуслове. Тото, испугавшись громкого всплеска, быстро поплыл к берегу, но уплыть от Джеймса ему не удалось. Крепко схватив его за шкирку, Джеймс взбежал по откосу и зарысил к дому. Экономка рысила за ним.

Девушка сидела на крыльце. Над ней склонился высокий мужчина с военной выправкой, проницательными глазами и сединой в волосах. Экономка пришла к финишу первой.

— Ох, мисс! Тото! В речке! Он его спас! Бросился в воду и спас его!

Девушка судорожно вздохнула.

— Беззаветное мужество, будь я! Прах меня побери! Да, беззаветное, чтоб мне! — воскликнул мужчина с военной выправкой.

Девушка как будто очнулась от грез.

— Дядя Генри, это мистер Родмен. Мистер Родмен, мой опекун полковник Картерет.

— Горжусь знакомством с вами, сэр! — сказал полковник и погладил щеточку усов, а его прямодушные голубые глаза заблестели. — Ни о чем более доблестном мне слышать не доводилось, прах меня побери!

— Вы отважны… отважны… — прошептала девушка.

— Я промок насквозь… промок насквозь, — сказал Джеймс и поднялся наверх переодеться.

Когда он спустился ко второму завтраку, к его большому облегчению, оказалось, что девушка решила позавтракать у себя. Полковник Картерет молчал, занятый своими мыслями. Джеймс в роли гостеприимного хозяина превзошел себя, предлагая ему на выбор погоду, гольф, Индию, правительство, дороговизну жизни, крикет, нынешнее повальное увлечение танцами, а также убийц, с которыми ему довелось познакомиться, однако полковник хранил свое странное, рассеянное молчание. Только когда со стола было убрано и Джеймс достал сигареты, полковник внезапно вышел из своего транса.

— Родмен, — сказал он, — мне хотелось бы поговорить с вами.

— Да? — поощрительно сказал Джеймс, думая: лучше поздно, чем никогда.

— Родмен, — сказал полковник Картерет, — а вернее, Джордж… Могу я называть вас Джорджем? — добавил он с грустной мягкостью, в которой крылось особое обаяние.

— Разумеется, — ответил Джеймс, — если вам так хочется. Хотя мое имя Джеймс.

— Джеймс, э? Ну-ну, в конце-то концов разница невелика, э, гм, будь я, прах меня побери, а? — сказал полковник, на миг вновь возвращаясь к своему солдатскому прямодушию. — Ну, так вот, Джеймс, мне надо кое-что вам сказать. Может быть, мисс Мейнард… может быть, Роза говорила вам что-нибудь обо мне в… э… в отношении себя самой?

— Она упомянула, что вы помолвлены.

Сурово сжатые губы полковника дрогнули.

— Уже нет, — сказал он.

— Что?!

— Уже нет, Джон, мой мальчик.

— Джеймс.

— Нет, Джеймс, мой мальчик, уже нет. Пока вы наверху переодевались в сухую одежду, она сказала мне — разрыдавшись, бедная девочка, — что хотела бы разорвать нашу помолвку.

Джеймс привскочил, щеки у него побелели.

— Не может быть, — ахнул он.

Полковник Картерет кивнул. Он смотрел в окно, и в его благородных глазах пряталось страдание.

— Чепуха! — вскричал Джеймс. — Нелепость! Она… ей нельзя позволять вот так своевольничать. То есть я хочу сказать, так не поступают!

— Не думайте обо мне, мой мальчик.

— Я не… я хочу сказать, она объяснила причину?

— Ее глаза объяснили.

— Ее глаза?

— Ее глаза, когда она смотрела на вас там на крыльце — на вас, молодого героя, только что спасшего жизнь ее любимой собачки. Вы, вы завоевали это нежное сердечко, мой мальчик.

— Ну, послушайте! — отбивался Джеймс. — Неужели вы хотите убедить меня, что девушка может влюбиться в кого-то только потому, что этот кто-то вытащил из реки ее собаку?

— Разумеется! — удивленно сказал полковник. — Более весомой причины она не могла найти. — Он вздохнул. — Старая, старая история, мой мальчик. Юность — к юности. Я стар. Мне следовало бы знать, следовало бы предвидеть… да, юность — к юности.

— Вы же вовсе не стары.

— Да-да.

— Нет-нет.

— Да-да.

— Да перестаньте же бубнить «да-да»! — возопил Джеймс, вцепляясь себе в волосы. — К тому же ей нужен надежный старый хрыч… то есть надежный человек средних лет, который окружит ее нежными заботами.

Полковник Картерет с доброй улыбкой покачал головой.

— Это лишь донкихотство, мой мальчик. С вашей стороны крайне великодушно говорить так, но — нет-нет.

— Да-да.

— Нет-нет. — Он на мгновение крепко сжал руку Джеймса, потом встал и направился к двери. — Вот и все, что я хотел сказать, Том.

— Джеймс.

— Джеймс. Я просто подумал, что вам следует узнать, как обстоят дела. Идите к ней, мой мальчик, идите к ней, и пусть мысль о разбитых мечтах старика не помешает вам излить перед ней свое сердце. Я старый солдат, мой мальчик, старый солдат. И научился стойко встречать невзгоды. Но пожалуй… пожалуй, сейчас я вас оставлю. Мне… мне хотелось бы немного побыть одному. Если я вам понадоблюсь, вы найдете меня в малиннике.

Он не успел выйти, как Джеймс тоже покинул комнату. Он взял шляпу, трость и, ничего перед собой не видя, побрел вон из сада, сам не зная куда. Его мозг был парализован. Затем, когда способность мыслить вернулась к нему, он сказал себе, что должен был бы предвидеть эту последнюю пакость. Ведь Лейла Дж. Розоуэй особенно входила в раж, описывая трагическую фигуру опекуна, который влюблен в свою опекаемую, но уступает ее более молодому человеку. Неудивительно, что девушка расторгла помолвку. Любой пожилой опекун, который позволяет себе приблизиться к коттеджу «Жимолость» хотя бы на милю, просто напрашивается на неприятности. Затем, когда Джеймс повернулся и пошел назад, им овладело тупое упрямство. С какой стати, спросил он себя, им распоряжаются подобным образом? Если этой девице вздумалось дать полковнику от ворот поворот, почему он-то должен служить козлом отпущения?