Загадка Фишера - Евгений Мансуров

ВОПРОС: Как проходила подготовка к матчу?

Р. ФИШЕР: Я готовился в нью-йоркском отеле «Шератон» – 100 долларов в день! На 17-м этаже мне обеспечили полный покой. А это, может быть, самое важное. Я разобрал здесь довольно много партий. А когда хотелось немного развлечься, отправлялся в ближайший шахматный клуб и там смотрел за партиями любителей. Многие были новичками, но мне это не мешало.

ВОПРОС: Перед началом матча компьютер предсказывал Вашу победу с перевесом в «+4». Этот прогноз оказался точным. А каков был счет «микроматча» Фишер – Петросян до начала единоборства?

Р. ФИШЕР: Боевая ничья! Каждый выиграл по три партии, еще двенадцать завершились вничью.

ВОПРОС: И вот матч начался. В первой же партии Вы продолжили уникальную серию побед, доведя ее до 13, но в дебюте попали на домашнюю заготовку. Почему Вы так охотно пошли на предложенный соперником дебютный вариант?

Р. ФИШЕР: Мне было интересно узнать, что заготовили русские, – рискнул и выиграл. А после этой победы я решил, что одолею Петросяна с меньшей затратой сил и больше не буду интересоваться, какие дебютные заготовки есть в запасе у русских.

ВОПРОС: Это благодушие привело Вас к поражению во второй партии матча. После 13 побед кряду Вы, можно сказать, проиграли по теории вероятности. И все же Петросян победил в лучших традициях Вашего, фишеровского, стиля. Высказывалось даже мнение, что Петросян, перехватив игровую и психологическую инициативу, оказывал давление всю первую половину матча. Согласны ли Вы с такой точкой зрения?

Р. ФИШЕР: В третьей и пятой партиях Петросян имел лучшие шансы, но ничего не добился, а в четвертой мы сделали быструю ничью, не нарушившую равновесия в матче. Многие спрашивали: почему? Я все еще находился под впечатлением неудачи во второй партии и поэтому был доволен передышкой в четвертой.

ВОПРОС: Позднее эксперты заключили, что именно здесь Петросян, что называется, «упустил свой шанс»…

Р. ФИШЕР: Возможно. Тем более что на старте я чувствовал себя неважно. Но когда в четвертой встрече Петросян, игравший белыми, уже в дебюте отказался от «агрессии», понял, что матч выиграю.

ВОПРОС: Какая партия стала переломной?

Р. ФИШЕР: Шестая! Я выиграл ее, сломив упорное сопротивление соперника.

ВОПРОС: Да, пресса единодушно отметила, что судьба матча решилась при доигрывании шестой партии. Но, говоря объективно, был ли в отложенной позиции выигрыш?

Р. ФИШЕР: Мне так же трудно было ее выиграть, как Петросяну – сделать ничью…

ВОПРОС: А какую партию можно считать лучшей в матче?

Р. ФИШЕР: Седьмую! «Фишер не только проник в самую суть позиции, реализовав минимальное преимущество – изолированную пешку у противника, – писал Роберт Бирн, – но и добился этого против шахматиста, всегда признававшегося непревзойденным мастером защиты».

ВОПРОС: Факт остается фактом – под занавес Вы одержали четыре победы подряд… А как проходила подготовка к матчу со Спасским?

Р. ФИШЕР: В Южной Америке я пробыл до начала 1972 года – выступал с лекциями и сеансами одновременной игры. Затем возвратился в США. В Гроссингерсе, где обычно тренируются боксеры-профессионалы, начал подготовку к матчу.

ВОПРОС: Кто помогал Вам? Сразу ли был решен вопрос о секунданте?

Р. ФИШЕР: Я работал один, опасаясь сговора за моей спиной. Но потом решил взять секунданта – Уильяма Ломбарди.

ВОПРОС: Какой срок начала матча представлялся Вам наиболее оптимальным?

Р. ФИШЕР: Я узнал, что Спасский хотел бы начать в конце мая. Я же считал самым ранним сроком конец июня.

ВОПРОС: Предполагали ли Вы досрочное окончание борьбы?

Р. ФИШЕР: Я считал, что матч вряд ли будет продолжаться все 24 партии. Моя отвественность была очень велика – публика ждала от меня многого, и у меня было желание подготовиться как можно лучше.

ВОПРОС: Как проходил выбор главного арбитра?

Р. ФИШЕР: В принципе, я был не против Глигорича. Но в тот момент еще решался вопрос о месте матча, и, чтобы повысить шансы Югославии, Глигорич снял свою кандидатуру. После дополнительных консультаций ФИДЕ указала на Лотара Шмида… Я, правда, не знаю, этично ли быть главным судьей действующему шахматисту.

ВОПРОС: Где Вы хотели играть?

Р. ФИШЕР: Я сразу поинтересовался, кто и сколько предлагает наградных денег. А Спасский сказал, что благоволит стране, похожей по климату на его родной Ленинград. Для меня же самая главная вещь – деньги. И только потом приходит черед климата.

ВОПРОС: С этой точки зрения «благополучнее» всех, наверное, казалась кандидатура Югославии?

Р. ФИШЕР: Я был согласен, но при условии, что там предложат наибольшую сумму, больше, чем предлагала ФИДЕ.

ВОПРОС: А каков был официальный выбор обеих сторон?

Р. ФИШЕР: Спасский предложил Рейкьявик, Амстердам, Дортмунд и Париж. Я – Белград, Сараево, Чикаго. Позднее Эдмондсон внес в заявку Буэнос-Айрес и Монреаль.

ВОПРОС: Объясните, каким же образом ФИДЕ утвердила Рейкьявик, не имевший опыта организации крупных соревнований и не обещавший максимального призового фонда?

Р. ФИШЕР: Изучение списков городов-кандидатов, предложенных участниками матча, убедило президента ФИДЕ д-ра М. Эйве в их полной несовместимости. Я решительно отказывался от Рейкьявика. Спасский отвел кандидатуры Белграда и Сараево. Тогда Эйве предложил встретиться за круглым столом. Эдмондсон и руководство ФИДЕ склоняли меня согласиться на Рейкьявик, поскольку до сих пор я играл в Западном полушарии. Но призовой фонд Рейкьявика ниже, чем в Белграде на 27 тысяч долларов! И я сказал нет! Эйве принял решение разделить матч на две части – первую половину провести в Белграде, а вторую – в Рейкьявике.

ВОПРОС: Как к этому решению отнеслась советская сторона?

Р. ФИШЕР: Вначале была против, настаивая на Рейкьявике, но потом согласилась с решением президента ФИДЕ. Амстердамское соглашение, подписанное в марте 1972 года, предусматривало смешанный призовой фонд в размере 125 тысяч долларов. Это, возможно, устраивало русских, но только не меня!

ВОПРОС: Вы потребовали дальнейшего увеличения призового фонда?

Р. ФИШЕР: Я настаивал как минимум на его двукратном увеличении. Кредитный экспортный банк Югославии телеграфировал, что это невозможно. Однако я не так наивен, чтобы не знать – шахматные чемпионаты, подобно съездам политических партий, способствуют притоку в город-устроитель больших барышей.

ВОПРОС: И что дальше?

Р. ФИШЕР: В ответной телеграмме югославы заявили, что после подписания амстердамского соглашения они не пойдут ни на какие компромиссы. Их финансовые условия меня не устраивали, и я отвел кандидатуру Белграда.

ВОПРОС: Но ведь под амстердамским соглашением стояла, от Вашего имени, подпись г-на Эдмондсона?!

Р. ФИШЕР: Эдмондсон поддался на уговоры русских и ФИДЕ. У него не было полномочий решать за меня. После того как он стал закулисным политиком, мне пришлось отказаться от его услуг…

ВОПРОС: Ваш отказ от кандидатуры Белграда пресса назвала нелогичным, почти ненормальным поступком. Комментируя амстердамское соглашение, гроссмейстер Керес, например, заявил, что на подобных условиях можно играть даже на Северном полюсе!

Р. ФИШЕР: Возможно, такие условия вполне приемлемы для других, но недостаточны для меня…

ВОПРОС: Вероятно, ФИДЕ сделала ответный ход?

Р. ФИШЕР: Чтобы определить мое отношение к амстердамскому соглашению, ФИДЕ предъявила ультиматум Шахматной федерации США. Там говорилось, что в случае несогласия с принятыми решениями мое право на матч со Спасским потеряет юридическую силу! Срок на размышление – до 4 апреля 1972 года. Неслыханно! Даже Глигорич убеждал меня телеграфировать о согласии с условиями ФИДЕ. Однако, не имея гарантий того, что матч вообще состоится, югославы сами сняли кандидатуру Белграда. Эйве был удивлен. Он пытался уговорить югославских организаторов. Но к тому времени жизнеспособной оставалась только кандидатура Рейкьявика.

ВОПРОС: Как Вы отнеслись к предложению исландской федерации?

Р. ФИШЕР: Я помнил, что Рейкьявик был предложен Спасским. Меня, можно сказать, вынудили играть на его поле. Да еще на краю света. Это нанесло большой вред рекламе матча.

ВОПРОС: Чтобы спасти матч, потребовалась специальная санкция президента ФИДЕ, которой Рейкьявику давались широкие полномочия. При условии, что будет соблюден дух амстердамского соглашения, свое согласие дала шахматная федерация СССР. А каким образом было получено согласие американской стороны?

Р. ФИШЕР: Мне сообщили, что Исландский шахматный союз собрал по подписке «фонд престижа» в размере 95 000 долларов и, кроме того, согласен выплатить участникам матча по 30 процентов общей суммы от киносъемок и показа матча по телевидению. Я понял, что сделан шаг в правильном направлении. В те же дни мой адвокат П. Маршалл телеграфировал в штаб-квартиру ФИДЕ: «Бобби Фишер согласен играть в Исландии в назначенное время, но заявляет протест».