Расколотые небеса - Андрей Ерпылев

— Прости.

— Ничего. Я понимаю.

— Как же быть?

— Откуда мне знать…

Сибирь, за год до описываемых событий

Сиреневое призрачное марево развеялось так же мгновенно, как и окутало Александра, а уже на следующем шагу он ощутил себя в темной комнате. Темной и очень холодной — стужа тут же запустила ледяные пальцы под «доспехи», вонзая когти в распаренное тело. Но автоматика, судя по замигавшему на забрале огоньку индикатора, сработала мгновенно, и поток теплого воздуха, поступающего через десятки отверстий внутри костюма, принялся вытеснять холод обратно. Заодно не давая проникнуть в негерметичный «скафандр» радиации, напоминавшей о себе помаргивающим красным глазком счетчика Гейгера и всякой, научным языком выражаясь, «патогенной микрофлоре», возможно присутствующей здесь в изобилии.

Но не это беспокоило сейчас Бежецкого: прямо перед собой на снегу он различил сразу две человеческие фигуры…

Остальное додумывалось уже в броске и перекате… Вернее, не успело еще оформиться, как автомат знакомо толкнулся в плечо, а тот из «аборигенов», что лежал лицом к «воротам», так и не успев выстрелить из чего-то похожего на пулемет Разинова, парой которых была укомплектована группа, крутнулся на снегу, словно кегля, и запрокинулся навзничь.

— Атас! — ввинтилось в уши, тут же захлебнувшись.

«Один есть!.. Теперь перекат за этот вот пенек и…»

Второй оказался проворнее. Басовитый грохот крупнокалиберной очереди на миг перекрыл свист и завывание метели, а в «пенек», за которым прятался Александр, оглушительно и дробно грохнуло несколько раз, заставив все укрытие содрогнуться и ответить каким-то жалобным металлическим лязгом и звоном.

«Что за напасть?…»

Вот это номер! «Пенек» оказался занесенным до половины и обросшим какой-то пушистой черной коростой зондом! Одним из утерянных в самом начале исследования «запределья» самоходных роботов. Точно! Вот и кабель тянется в сторону «ворот»…

— Колька, живой? — хрипнуло в наушниках удивительно знакомым голосом.

«Русские? Откуда они тут?…»

— Прикрой, — ответил второй голос, тоже знакомый. — Зацепило меня…

«Но ведь…»

— Лежнев, Решетов — это вы?

— Командир?… Какого же вы…

Ранение вахмистра оказалось пустяковым. Даже и не ранение вовсе, а так — ерунда: пуля чиркнула вскользь по шлему, даже не пробив верхний слой. Да и не могла пробить — «доспехи» разрабатывались с учетом характеристик всего известного легкого стрелкового оружия, и повредить их можно было только чем-то обладающим повышенной пробивной силой. Например, крупнокалиберной пулей из того же «Василиска» Решетова.

— Как же это, ваше благородие? — наперебой недоумевали десантники, заняв вместе с командиром оборону уже на три стороны горизонта. — Вы ж первым шли! Да и мы ровно через сто двадцать секунд после вас занырнули. А вы после нас оказались. Да еще минут через… Коль, сколько там было?

— Да не знаю я… Может, пять, может — больше…

— И все-таки как это?

— Бог его знает, — буркнул в ответ Бежецкий.

Он сам не знал причины такого незапланированного выверта, но вспоминая густо пересыпанные разной ученой «матерщиной» расплывчатые пояснения Николаева-Новоархангельского и Мендельсона, понимал, что все это — шутки искривленного в данной точке соприкосновения двух миров пространства-времени. Чистый Эйнштейн, блин!

Время шло, а подкрепления не было. Плотный паровой сгусток продолжал крутиться на прежнем месте, доказывая, что «ворота» открыты, но никто оттуда не появлялся. Пурга продолжала бушевать, нападать на десантников никто не собирался, и те потихоньку расслабились.

— Может, веревку подергать, ваше благородие?

Увы, дергать было нечего: трос оказался ровно обрезанным в метре позади Александра. Да и впереди — тоже. Совсем как в случае с большинством зондов, потерянных на этой стороне.

— А что будет, если вообще никто не появится? — задал резонный вопрос Решетов. — Тогда как?

— Как? — Командир пожал плечами. — Так же, как и всем вместе. Возьмем пробы, снимем тут все вокруг — кстати, камеры уже работают, так что почаще крутите головой, — зацепим тросом пару потерянных зондов и — обратно, домой. Ну а там, на «большой земле», разберемся что и как. Наверняка ничего серьезного не случилось. Может быть, вытащили обрезанный трос и решили до выяснения не соваться сюда.

— Ребята? — недоверчиво покрутил головой Лежнев. — Нет, ваше благородие, наших ребят такая ерунда, как трос этот, не остановит… Обрезан — значит, мы в беде, а бросать товарищей у нас не принято. Не знаю уж, как у вас…

— У нас тоже, — буркнул Александр.

— Тут что-то другое…

И в этот момент из «парной» появились сразу двое десантников…

— Где вы были, мать вашу! — напустился на опоздавших Лежнев, едва те отцепили от поясов трос и присоединились к троице, распластавшейся на снегу эмблемой «Мерседеса». — Мы тут уже ждать устали!

— Да нигде мы не были, — недоумевали Степурко и Алинских. — Выждали две минуты, как полагалось и — вперед.

— Какие две? Минут двадцать прошло!

— Не свисти, ботало!.. Пардону просим, ваше благородие.

— Ладно, — вмешался в перепалку Бежецкий. — Сколько на ваших часах, фельдфебель?

— Одиннадцать сорок девять, — браво отрапортовал тот.

— А на ваших, урядник?

— Одиннадцать сорок девять. И тридцать секунд.

Часы в шлеме Бежецкого показывали двенадцать ноль восемь, но он все же решил проверить еще:

— А у вас Лежнев?

— Двенадцать шестнадцать.

— Двенадцать шестнадцать, — сообщил Решетов, не дожидаясь вопроса.

— Да у вас просто часы сломались, — хохотнул Алинских. — Не бывает такого!

— Это невозможно, — вздохнул командир. — Такие часы не ломаются… Время сломалось.

— Как это?

— Вернемся, ученые вам объяснят, — ответил Александр, поднимаясь на ноги и забрасывая автомат за спину. — А пока — за работу. Остальных можем и через час не дождаться…

Командир оказался не прав: еще одна пара — мичман Грауберг и вахмистр Рагузов — явилась с «того света» почти по плану. Их часы отставали от часов предыдущей пары всего на каких-то полторы минуты. А вот продолжения не было, поэтому Бежецкий решил обойтись урезанным вариантом: семеро — тоже сила, но все-таки — не одиннадцать.

Следующие полчаса, разбившись на тройки, десантники под прикрытием озиравшего окрестности с помощью локатора — видимость по-прежнему составляла не более десяти метров — Решетова с его неразлучным «Василиском» на изготовку, откапывали два зонда из более чем двух десятков, разбросанных вокруг «ворот».

Картографировать было особенно нечего — на экране локатора на десятки километров вокруг расстилалась лишь унылая, слегка всхолмленная равнина, напоминавшая океан, внезапно схваченный льдом посреди мертвой зыби, и нарушали ее однообразие лишь люди, да мертвые роботы.

Более чем мертвые, кстати: большая часть оказалась не просто вмерзшей, а прямо-таки вмурованной в черный, скрипящий под лезвиями саперных лопаток словно слежавшийся речной песок, лед. Чтобы извлечь из этого странного «грунта» машины, их пришлось бы вырезать вместе с куском субстрата циркулярной пилой, которой в арсенале десантников, естественно, не было. Да и не производили эти машины впечатления чего-то еще годного к употреблению. Почти все их части, находившиеся снаружи, включая линзы видеокамер, были покрыты рыхлым черным налетом, напоминающим лишайник. Однако «лишайник» этот вовсе не рос на поверхности металла, пластмассы или стекла — он прорастал внутрь, превращая то, к чему прикипел, в такую же легкую хрупкую массу, податливо крошащуюся под пальцами в черную мельчайшую пыль. Большая часть зондов поэтому сохраняла лишь видимость внешней формы, превратившись в своеобразные муляжи, «окаменелости» машин.

Потыкав один из автоматов лопаткой, Бежецкий, наблюдая за тем, как легко уходит ее «штык» в черную «пемзу» почти до рукояти, понял, как ему повезло с тем зондом, за которым он укрылся от пуль решетовского «Василиска». Окажись на его месте одна из таких вот «обманок», исход был бы ясен — тяжелые бронебойные пули либо развеяли бы гору «шлака» в пыль, либо пронзили ее навылет…

Но факт оставался фактом: «Василиск» превратил один из трех более-менее «свежих» на вид зондов в дуршлаг, поэтому выбора особенного не было.

Один из автоматов, по счастью завязший в «грунте» лишь гусеницами, был уже выдолблен и готов к транспортировке на «большую землю», второй — более «сложный» — сейчас выгрызали изо льда общими усилиями, а время до возвращения еще оставалось. Поэтому Александр решил взять с «паршивой овцы» — продырявленного Решетовым автомата — пресловутый «шерсти клок».