Человек из Санкт-Петербурга - Кен Фоллетт

– Приказал бы выпороть тебя кнутом.

– Сначала ему надо было бы поймать меня. – Тут вдруг Феликса словно ударило: – А сколько тебе лет?

– Почти восемнадцать.

– О, Боже, да меня могут посадить за совращение несовершеннолетней.

– Тогда я заставлю отца освободить тебя.

Перекатившись на живот, он посмотрел на нее.

– Так что же мы будем делать, Лидия?

– Когда?

– В ближайшем будущем?

– Останемся любовниками, пока я не достигну совершеннолетия, а потом поженимся.

Изумленный, он уставился на нее.

– Ты говоришь серьезно?

– Конечно. – Казалось, ее удивило, что эта мысль не пришла в голову и ему. – Что же нам еще делать?

– Так ты хочешь выйти за меня замуж?

– Да! Разве ты этого не хочешь?

– О, да, – выдохнул он. – Я хочу этого.

Приподнявшись, она погладила его по голове.

– Значит, так мы и поступим.

– Ты никогда не говоришь, как тебе удается приходить сюда, – сказал Феликс.

– Это все не очень интересно, – ответила она. – Мне приходится лгать, подкупать слуг и идти на риск. Как сегодня вечером, например. Прием в посольстве начинается в половине седьмого. Я вышла из дома в шесть, а туда я попаду в четверть восьмого. Коляска осталась в парке – кучер думает, я пошла прогуляться со служанкой. А служанка сейчас сторожит около твоего дома, мечтая о том, как потратит те десять рублей, что я дам ей за то, чтобы помалкивала.

– Уже без десяти семь, – сказал Феликс.

– О, Боже. Приласкай меня еще раз перед тем, как я уйду.

В ту ночь Феликсу приснился отец Лидии, которого он никогда не видел наяву, и в этот момент они и ворвались с фонарями в его комнатушку. Мгновенно проснувшись, он соскочил с постели. Поначалу подумал, что это какой-то студенческий розыгрыш. Но когда один из них ударил его в лицо и саданул в живот, он понял, что это тайная полиция.

Он решил, что его пришли арестовывать из-за Лидии, и ужасно за нее испугался. Ожидает ли ее публичный позор? Дойдет ли ее отец до крайности, заставив ее свидетельствовать в суде против ее возлюбленного?

Он смотрел, как полицейские засовывают в мешок все его книги и связку писем. Все книги были чужие, но их владельцы догадались не оставить на них своих имен. Письма же были от отца и сестры Наташи, от Лидии он никаких писем не получал, и теперь был рад этому.

Его вывели из дома и посадили в повозку.

Они пересекли Цепной мост, а затем поехали вдоль каналов, будто избегая больших проспектов. Феликс спросил:

– Меня везут в тюрьму на Литовском? – Ответа не последовало, но когда они свернули на Дворцовый мост, он понял, что его везли в печально известную Петропавловскую крепость, и сердце его упало.

На другой стороне моста повозка свернула налево и въехала в затемненную арку. У ворот она остановилась. Феликса провели в приемное отделение, где какой-то армейский офицер, взглянув на него, что-то записал в книгу. Затем его снова усадили в повозку и повезли вглубь крепостного двора. Остановились еще у одних ворот и несколько минут ждали, пока солдат, находившийся по другую сторону ворот, не отпер их. Далее Феликс должен был идти пешком через несколько узких проходов до третьих железных ворот, ведущих в огромное сырое помещение.

Там за столом сидел начальник тюрьмы. Он сказал:

– Тебя обвиняют в том, что ты анархист. Ты признаешься в этом?

У Феликса словно выросли крылья. Значит, все это не имеет никакого отношения к Лидии!

– Признаюсь ли я? – спросил он – Да я горжусь этим.

Один из полицейских протянул начальнику тюрьмы заведенное на Феликса досье, и тот подписал его. После этого Феликса раздели догола и дали ему зеленый фланелевый халат, пару шерстяных чулок и желтые войлочные шлепанцы слишком большого размера.

Потом вооруженный солдат провел его по еще нескольким мрачным коридорам в камеру. Тяжелая дубовая дверь закрылась за ним, и он услышал звук поворачиваемого в замке ключа.

В камере помещались койка, стол, табуретка и умывальник. Пол был покрыт цветным войлоком, а стены обтянуты какой-то желтой тканью.

Феликс уселся на койку.

Вот в этом каземате Петр Первый пытал и убил своего сына. Здесь держали княжну Тараканову, камеру которой заливало так, что крысы, спасаясь от наводнения, залезали ей на плечи. Здесь заживо замуровывала своих врагов Екатерина Великая.

В этой тюрьме сидел Достоевский, с гордостью подумал Феликс, а также и Бакунин, в течение двух лет цепями прикованный к стене. Здесь умер Нечаев.

Феликс одновременно ощущал восторг, оказавшись в таком героическом обществе, и ужас при мысли, что останется здесь навечно.

В замке повернулся ключ. Вошел маленький лысый человечек в очках, неся ручку, пузырек чернил и бумагу. Сел за стол и сказал:

Напиши известные тебе имена тех, кто занимается подрывной деятельностью.

Феликс сел и написал: Карл Маркс, Фридрих Энгельс, Петр Кропоткин, Иисус Христос...

Лысый человек выхватил у него бумагу. Подошел к двери камеры и постучал. Вошли двое здоровенных охранников. Они привязали Феликса к столу, сняли с него шлепанцы и носки. Начали хлыстать его кнутом по ступням.

Пытка продолжалась всю ночь.

Когда они стали выдирать у него ногти, он начал называть выдуманные адреса и имена, но они сказали, что знают, что все это ложь.

Когда они стали свечой прижигать ему гениталии, он назвал имена всех своих друзей-студентов, но и тут они заявили ему, что он лжет.

Всякий раз, когда он терял сознание, они приводили его в чувства. Иногда мучительство на короткое время прекращалось, чтобы он подумал, что все уже позади, но потом они снова принимались за него, и он молил их прикончить его, чтобы больше не испытывать боли. Они продолжали мучить его еще долго после того, как он выдал им все, что знал.

В последний раз он потерял сознание, должно быть, незадолго до рассвета.

Придя в себя, он увидел, что лежит на постели. Руки и ноги были в бинтах. Он чувствовал невыносимую боль. Он готов был покончить с собой, но был слишком слаб для этого.

Вечером в камеру явился тот лысый человечек. Увидев его, Феликс от ужаса зарыдал. Человечек лишь улыбнулся и вышел. Больше он не приходил. Каждый день Феликса посещал врач. Феликс безуспешно пытался вызнать у него какие-нибудь сведения: знал ли кто на воле, что он здесь, в тюрьме, пытался ли кто-нибудь навестить его, оставили ли ему какие-нибудь записки? Но врач лишь менял ему повязки и уходил.

Феликс пытался рассуждать. Лидия обязательно придет к нему в комнату и увидит там разгром. Кто-то из жильцов дома обязательно расскажет ей, что его забрала тайная полиция. Что она сделает тогда? Начнет ли отчаянные поиски, не думая о репутации? Или проявит осторожность и потихоньку обратится к министру внутренних дел, выдумав историю о том, что по ошибке арестован дружок ее горничной?

Он каждый день ждал от нее весточки, но так и не дождался.

Спустя восемь недель он уже мог почти нормально ходить, и его выпустили, безо всяких объяснений.

Он отправился в свою комнатку. Думал, что там найдет записку от нее, но все впустую, а комната его уже была сдана другому. Его удивило, что Лидия перестала ее оплачивать.

Он пошел к ее дому и постучал в дверь. Ему открыл слуга. Феликс произнес:

– Феликс Давидович Кшессинский передает привет Лидии Шатовой.

Слуга захлопнул дверь перед его носом. Тогда он пошел в книжную лавку. Старый торговец сказал:

– Привет! У меня для тебя есть записка. Ее вчера принесла ее служанка.

Дрожащими пальцами Феликс разорвал конверт. Почерк был не Лидии, а ее горничной. А содержание таково: «Меня прогнали, и у меня теперь нет работы, это все твоя вина. Она вышла замуж и вчера уехала в Англию, теперь ты знаешь, какова плата за грехи». Со слезами страдания он поднял голову и крикнул торговцу:

– И это все?

И девятнадцать лет он ничего о ней не слышал.

В доме Уолденов обычный распорядок был временно нарушен, и вот Шарлотта вместе с челядью сидела на кухне.

Кухня сияла чистотой, сегодня вечером еду здесь не готовили – хозяева не ужинали дома. В огромной плите потухший огонь, высокие окна открыты настежь, в них струится прохладный вечерний воздух, В серванте аккуратно расставлена посуда, которой пользовались слуги, на крючках развешаны поварские ножи и черпаки, а бесчисленные чаны и кастрюли спрятаны с глаз подальше в массивных дубовых шкафах.

Шарлотта даже не успела испугаться. Сначала, когда экипаж так внезапно остановился в парке, она просто удивилась, а потом ее главной заботой было успокоить дико закричавшую мать. По возвращении домой ее немного трясло, но теперь, вспоминая происшествие, она нашла его довольно-таки занятным.

Слуги чувствовали то же самое. Было так приятно и спокойно сидеть за массивным, выскобленным добела деревянным столом, и обсуждать случившееся с этими людьми, составлявшими часть ее жизни: с поварихой, всегда такой заботливой, с Причардом, которого Шарлотта очень уважала, потому что его уважал отец, с опытной и умелой экономкой миссис Митчел, всегда находившей решение любой, возникшей в доме, проблемы.