Посол мертвых - Аскольд Мельничук

Ада смотрела в его лицо, светившееся фанатичным огнем, и чувствовала, что

он - ее спаситель. Но стоило ей подойти слишком близко, он отшатывался, словно пугался ее тела.

Ее тело. Никакой миф не мог предсказать девочке, как будет меняться ее тело. С помощью маминого зеркальца в серебряной оправе она часами разглядывала свою обнаженную фигуру, представляя, какую реакцию будет она вызывать у мужчин, если ее грудь увеличится на несколько сантиметров. Бывали дни, когда ей вовсе не хотелось, чтобы на нее смотрели, но чаще казалось, что от нее исходит некий магнетизм. Порой собственный воображаемый образ завораживал ее, и она не могла сосредоточиться на том, что видела в зеркале.

Если бы отец не работал так много! Он возвращался домой спустя несколько часов после того, как солнце садилось над их маленьким городком, зажатым между Европой и Россией.

- Мы - европейцы, - часто повторял он, садясь за стол, и все согласно кивали, даже не пытаясь понять его горячности. - Париж - вот это город! рассказывал он Аде.

От отца она узнала о Вене и Лондоне, Риме и Иерусалиме, Нью-Дели и Нью-Йорке. В ее воображении величайшие города мира входили в некий клуб избранных, и она представляла себя в бесконечном путешествии: сегодня - в Букингемском дворце, завтра - в соборе святого Петра. Она любила, когда отец ужинал дома, и почти каждый вечер ждала его возвращения у окна. А когда он приходил наконец, бросалась ему на шею и покрывала лицо поцелуями.

- Вижу, опера оказывает на тебя воздействие, - без осуждения говорил он и добавлял, что для взрослых жизнь - это бесконечный урок.

- Но как же ты можешь делать уроки, если тебя никогда не бывает дома? возражала девочка.

Следующим уроком оказался урок жестокости. Все случилось в одну ночь, хотя уже несколько лет она чувствовала, как сгущаются тучи. На улицах поднялась стрельба, самолеты, как гигантские птицы, с ревом пикировали на город, роняя бомбы. Однажды Виктор, учившийся в старших классах, не вернулся домой. Мама, преподававшая в начальной школе, обегала весь город в поисках брата. И солдаты, и партизаны, бывало, умыкали молодых людей, чтобы пополнять свои ряды. Не найдя его, она вынуждена была вернуться на работу.

Иногда во время воздушных налетов дети оказывались дома одни. Тогда Ада запиралась с братьями и сестрами в кладовке и громко пела какие-нибудь детские песенки, чтобы заглушить грохот взрывов. Орест засовывал в рот оба больших пальца. Галя разговаривала с отцовской шляпой. А Ада не сводила глаз с рождественской открытки, на которой был изображен гигантский замок о двадцати пяти окнах, выходящих на пруд, по которому катались на коньках счастливые родители с детьми. Бомба попала в церковь на противоположной стороне улицы, осколки камней полетели в их окна. Откуда в мире столько злобы? В чем коренится причина наших страданий? Чтобы справиться со слезами, Ада стала распахивать окна, хотя на дворе стояла зима. Но самолеты не улетали. Что им нужно? Разве они не понимают, что это всего лишь я? Зачем они нападают на меня, думала Ада, вытирая нос тыльной стороной ладони. Почему все силы мира ополчились против меня? Когда же придет мама?

Почти на все вопросы существовали ответы. Антон как-то объяснил ей, что их следует искать на разных уровнях: историческом, моральном и духовном. Исторические вопросы связаны с проблемами власти, с истощением ресурсов и порабощением населения. Вопросы морали касаются последствий личных деяний, того, как человек относится к другим людям, как он с ними обращается. Что же касается духовной сферы, то это вопрос отношений с Богом. Антон утверждал, что на свете нет ничего случайного. Каждый волос на голове сосчитан.

Но его уверенность не могла утишить Адины страхи.

III

Вскоре после начала войны Ирина Бук отправила детей из города к разным родственникам, в деревню. Адина мать верила, что удаляет их от фронта. Однако вскоре война была уже везде.

Аду поселили у тетки, жилистой женщины с лицом, сморщенным и изрытым оспинами так, что оно напоминало ядро грецкого ореха. Сестра матери жила в домике под соломенной крышей, всего с двумя комнатами, без электричества, на краю деревни, состоявшей из двух дюжин хат и окруженной полями. Окошки были крохотными, а дверь плотно не закрывалась. Холодными ночами в дом пускали коз и кур, чем приводили в неистовство собак, гонявших эту живность до тех пор, пока тетка не втаскивала своих дворняг на кровать, в которой спала вместе с Адой.

- Здесь полно места, - уверяла она Аду, которая, просыпаясь, часто обнаруживала, что обнимает за шею черного пса Бровка.

У тетки не было детей, и она завидовала плодовитости сестры. Вот ведь, мол, как сложилась жизнь: у горожан всегда всего было больше, в то время как добропорядочные крестьяне нищенствовали. Не удивительно, что произошла революция. Тем не менее тетка радовалась компании Ады, а когда узнала, что девочка грамотная, вытащила на свет божий Библию, оставшуюся от покойного мужа, и заставляла Аду читать ей, пока она готовила обед из грубой кукурузной муки и картошки. Больше всего она любила историю о Ное.

- Все вы - дети Ноя, - говорила она своим собакам и курам, осеняя крестным знамением себя, а потом и дворовую живность. Петух, явно бывший язычником, сердито кукарекал в знак протеста.

Деревушка была бедной, но постоянно кишела вооруженными людьми. То солдаты утюжили заснеженные улицы, то гражданские с ружьями. Тетка игнорировала и тех, и других.

- Все это мужские дела, - говорила она и гнала их от дома. - Все они рано или поздно попадут в ад.

Как-то она взяла Аду с собой на другой конец деревни, где жила женщина, которая меняла яйца на масло. Проходя мимо самого большого дома, Ада увидела солдат, собравшихся перед массивной коричневой дверью. Солдаты громко смеялись, курили и затаптывали окурки в снег, усыпанный осколками битых бутылок.

- Никогда и близко туда не подходи, - предупредила ее тетка. - Это дом, в котором они держат своих женщин.

Тетка не давала Аде скучать, заставляла шить, латать одежду и лепить свечи из пчелиного воска. И пока племянница работала, без умолку жаловалась ей на своих братьев и сестер.

- У моего брата полно денег, - говорила она. - Но он жмот и эгоист, ни разу в жизни не позаботился ни об одной живой душе. Он бы ни за что не понял, зачем я вам помогаю.

Ада хотела было возразить, что дядя, между прочим, приютил двух ее братьев, но решила не связываться.

Она любила кататься на коньках по вечерам. Как-то раз, вымыв после ужина тарелки и покормив остатками еды кур, она сняла с крючка над очагом деревянные коньки, взяла метлу и побежала на пруд.

Усевшись на смерзшийся снег, прикрутила коньки. Снег завалил весь лед, и она пожалела, что не прихватила лопату. Пришлось расчищать дорожку метлой. От холода кружилась голова и перехватывало дыхание. Она посмотрела на звезды, усыпавшие небо, словно снопы искр. Ей казалось, что все родные здесь, рядом с ней - мама, отец, братья, сестры, - будто расстояния не существует, потому что они живут в ней постоянно. Поработав метлой, Ада быстро согрелась, у нее раскраснелись щеки. Одна, на заледеневшем пруду, под луной, она снова ощутила благословение, почувствовала себя дочерью вечных стихий - а война ее не касается. Вскоре, расчистив замысловатую дорожку, она уже скользила по льду, с угловатой грацией выделывая танцевальные па, мурлыча себе под нос песенку о костре, который светит в тумане, и вспоминая о том, как они со Славой играли в Крыму, на берегу Черного моря. Было забавно посреди снежного поля представлять себя на песчаном пляже. Закрыв глаза, она увидела монастырь, кота пасечника и рыжеволосую женщину на волнах. Вдруг она начала чихать - пора возвращаться. Подъехав к берегу, Ада села, открутила коньки и собралась уже было идти домой. Но ночь сияла, как церковь на Рождество, и она загляделась.

Неподалеку, не заглушая мотора, остановился военный автомобиль. Странно. Что ему надо здесь - посреди пустоты? Она подошла и, наклонившись, заглянула в окно. В этот момент дверца распахнулась, сбив ее с ног, на нее прыгнул он - волк в военной форме. Лунные блики играли на его начищенных пуговицах и медалях. Щеки оцарапала жесткая щетина, язык, словно язык теткиной собаки, облизал ей веки и ноздри, зубы до крови впились в шею. Он рванул на ней пальто, кофту, и ее маленькие груди обдало ледяным холодом. Юбка задралась, Аде показалось, что ее разрывают надвое, и что-то твердое вонзилось в нее, словно хотело достать до чего-то, находящегося глубоко внутри. Потом рука сомкнулась у нее на горле. Она почувствовала себя той лягушкой, в которую ее брат когда-то засунул шутиху. Сделав свое дело, зверь встал, сплюнул и помочился на снег. Потом, даже не взглянув в ее сторону, сел в машину, свирепо хлопнул дверцей и укатил, оставив девочку распластанной на снегу. Ада лежала долго, глядя на мерцающие звезды. Когда одна из них, падая, прочертила небо, она машинально закрыла глаза, чтобы загадать желание. Но не посмела произнести его вслух, потому что она хотела, чтобы этот военный умер.