Охота за святым Георгием - Лев Самойлович Самойлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Риполл был спокоен. Никакое простукивание машины при таможенном осмотре ничего подозрительного не выявит. А если… а если все-таки вскроют бензобак и выпустят бензин, это будет означать, что Орлов его предал.
Риполл даже улыбнулся при одной мысли об этом. Чересчур завяз его приятель в их общем деле, чересчур разные, несовместимые потери понесет каждый из них в случае такого предательства. Нет, исключено!
Спустя два дня Жорж Риполл благополучно пересек государственную границу Советского Союза.
Глава XII
С НЕБЕС НА ЗЕМЛЮ ВОЗВРАТЯСЬ…
Скажи:
Какой ты след оставишь?
След:
Чтобы вытерли паркет
И посмотрели косо вслед
Или
Незримый прочный след
В чужой душе на много лет?
Л. Мартынов
Я пришел первым. Федор Георгиевич усадил меня возле окна, дал книгу и сказал, что до конференции осталось добрых полчаса.
— Конференции? — удивился я.
— Нечто вроде. На совещание не похоже, на собеседование тоже, так пусть лучше будет конференция по уголовно-процессуальному кодексу и морально-этическому праву.
Поначалу никогда не разберешь, шутит или всерьез говорит полковник милиции. На этот раз, кажется, всерьез. Что оставалось делать? Я молча пожал плечами и от дальнейших вопросов отказался. В кабинет зашел капитан Загоруйко, поздоровался со мной и направился к Гончарову. Они о чем-то заговорили вполголоса, а я стал листать книгу «Афоризмы». Издательство «Прогресс», Москва, год 1966-й.
Вот, оказывается, что почитывает в часы досуга Федор Георгиевич. Любопытно, делает ли он это для души или по долгу службы. Некоторые афоризмы были подчеркнуты. К примеру:
«Легче обнаружить заблуждение, чем найти истину».
Гёте
«Истина бывает настолько проста, что в нее не верят».
Левальд
«Обмануть дьявола не грешно».
Дефо
Этот афоризм был подчеркнут дважды синим и красным карандашом.
«И у слабого есть жало».
Шиллер
И наконец, обведенный кружком афоризм Сенеки: «Первое условие исправления — сознание своей вины».
Может, я ошибаюсь, но мне почему-то показалось, что подчеркнутые афоризмы имеют прямое отношение к делу, которым сейчас занимался полковник милиции, — к бухарцевскому делу, и книга дана мне с расчетом, чтобы я тоже кое-что понял, о чем-то догадался. Легко сказать! О чем? Спрашивать не хотелось. Задумавшись, я смотрел в окно. Время клонилось к вечеру. По противоположной стороне улицы неторопливо вышагивали многочисленные прохожие, наверное, в сад «Эрмитаж». Сегодня там польская эстрада, а в кино — новый чехословацкий детектив. А я стал думать о Гончарове, о беспокойной работе советского детектива. Между нами говоря, я так до конца и не мог понять, на чем все-таки зиждется способность полковника милиции проникать в глубинную суть дела, видеть то, что не видят другие. Что это, дар от бога или результат огромного оперативного опыта?
За свою жизнь я прочитал немало приключенческих повестей и романов, от подлинных шедевров вроде Эдгара По, Сименона, Конан-Дойля, Агаты Кристи до однодневок, щедро выпускаемых нашими и особенно зарубежными издательствами. И ни в одном из героев прочитанных книг, будь то Дюпен, Холмс, Пуаре, Мегрэ, я не обнаружил черт, хотя бы отдаленно сходных с чертами характера Гончарова. Сдержанный, подтянутый службист, не ахти как шибко эрудированный в вопросах, не имеющих прямого отношения к работе, ни чем не примечательный внешне, малоразговорчивый, он не нес в себе ничего исключительного. Скажем, у Холмса — скрипка, у Мегрэ — знаменитая трубка, Пуаре отличает ребячья чванливость, Дюпен у Эдгара По мечтательно влюблен в ночь. У каждого своя особенность, своя привязанность, а вот у Гончарова такой отличительной черты нет. Вроде все в норме.
Я знал, что Федор Георгиевич много читает, имеет дома приличную библиотеку, но назвать его заядлым книжником я бы не решился. Он посещает кино, бывает в театрах, на концертах, но все это в нормах, отведенных среднему интеллигентному человеку. Никак не больше. Он не филателист, более чем хладнокровен к фотографированию и решению кроссвордов. В общем так, как большинство.
Так, как большинство… Я почти вслух произнес эти слова и сразу же не согласился с ними. Нет, неверно, Гончаров — аналитик, это во-первых, во-вторых, и это, второе, пожалуй, наиболее отличает его от памятных мне книжных героев, он ищет не только и не главным образом преступника, а причинность преступления. Гончаров — государственный человек, поэтому его волнует не только кто, но и почему? Да, пожалуй, именно здесь, в этих истоках, следует начинать психологический поиск.
Биография полковника милиции мне хорошо известна. Отец — крестьянин-землепашец. В первые годы революции служил бойцом в ЧОНе, где погиб, насмерть забитый восставшими кулаками. Избу спалили. Семилетний хлопец перебрался на жительство в Калугу в семью дяди — сторожа продовольственного склада.
Федор Георгиевич скуп на рассказы, особенно о себе, но я так понял, что однажды ночью в тихой Калуге, принеся дяде на ужин котелок с кашей, мальчонка столкнулся с бандитами, грабившими склад. Паренек уцелел — то ли пожалели его, то ли не заметили.
Вот так, в самом начале жизни, произошли две трагедии, запомнившиеся на долгие годы… Отец и дядя! Горькая молодость!
Но и она дала свои всходы. По земле шагал не по летам сумрачный, волевой человек, хлебнувший горя, рано познавший беду, сызмальства научившийся различать, кто друг, кто враг.
Девятнадцати лет по путевке комсомола Федор Георгиевич стал слушателем милицейской школы, позже — высших курсов милиции, а с начала Великой Отечественной войны, одолев сопротивление кадровиков, поехал не на восток вместе с эвакуировавшимся управлением, а на запад, к Коневу, командиром полковой разведки.
Кажется, о своих фронтовых делах Федор Георгиевич пишет книгу. Как-то он мне обмолвился, что сочинительство чертовски трудное дело, но помощи не просил — не в его характере просить помощь. Я же могу судить о его боевой деятельности только по набору орденов и медалей в его домашнем сейфе.
Я думал о Гончарове и начинал понимать, что железная логика мышления, розыскные способности — все это в значительной мере результат житейского опыта. Нет, это не дар свыше, а трудолюбие, помноженное на призвание, врожденная наблюдательность в сочетании с большим знанием людей. Умение проникнуть в их психологию, определить причинность их поступков.
Я