Война на море - Эпоха Нельсона - Пьер Жюрьен-де-ла-Гравьер

Больё в самом деле на это надеялся, но происшествия, последовавшие за сражением при Монтенотте, лишили его помощи Сардинии и отделили от коалиции 20000-ный корпус генерала Колли. Бонапарт, оставшись победителем при Мондови, был уже не далее десяти лье от Турина, когда король Сардинский согласился уступить ему города Кони, Тортону и Алессандрию, взамен чего и заключено было между ними перемирие, условия которого подписаны в Кераско, 29 апреля 1796 г. "Перемирие это, - писал Нельсон, - послано было в Париж, на ратификацию пяти королей Люксанбургских. Неаполь, со своей стороны, намеревается нас оставить, если мы будем в войне с Испанией; а Испания, по всей вероятности, расположена вести с кем-нибудь войну. Что касается генерала Больё, то он в Валенце, и устроил на реке По мост, чтобы обеспечить себе ретираду на Милан".

Больё недолго удерживал за собой эту позицию. Перед ним был противник, решившийся не давать себе ни минуты отдыха, пока не принудит Австрию к миру. Нельсон сам был озадачен, изумлен блистательными победами итальянской армии. В течение трех лет он видел, что две 30000-ные армии более ничего не делали, как только маневрировали на клочке земли у подошвы приморских Альп, оспаривая одна у другой несколько постов между Альбенгой и Савоной. Еще недавно его уверяли, что если он перехватит конвой, ожидаемый из Марселя, то этим отбросит французов за Генуа, и вдруг до него доходит весть, что они готовы уже войти в Милан.

"Французы, - писал он адмиралу Джервису, - перешли По без всякого сопротивления. Больё ретируется, как говорят, на Мантуа, а Милан поднес свои ключи неприятелю. Где эти люди остановятся?" "Наш посланник в Генуа, прибавляет он несколько дней позже, - уверяет меня, что у Больё есть еще до тридцати восьми тысяч войска, и надеется, что ему не предстоит никаких встреч с неприятелем до прибытия подкреплений. Однако я с прискорбием должен сообщить вам известия, которые мне передал, со своей стороны, наш консул. Он прислал мне письмо, обнародованное Г. Саличетти, где объявляется о новом поражении генерала Больё. 11 мая он был разбит при Лоди, и оставил в руках неприятеля свой лагерь и всю свою артиллерию. История эта плохо рассказана и мне хотелось бы в ней усомниться, но к несчастью, я слишком привык верить победам французов".

Под впечатлением от этих новых триумфов герцоги Пармский и Моденский договариваются с генералом Бонапартом о мире. Сам Папа, устрашенный, думает о том, как бы отвратить от Рима нашествие французов. "Он им предложил, пишет Нельсон жене, - 10 миллионов крон{15}, чтобы они не входили в Рим, но они потребовали прежде, чтобы им выдали знаменитую статую Аполлона Бельведерского. Какой странный народ! А надобно признаться, что они делают чудеса!" Хотя на Генуэзском берегу нет уже более австрийцев, однако Нельсон продолжает оставаться там, и уже его деятельность доставляет ему случай мешать успехам Бонапарта. Он перехватывает перед Онельей шесть судов, нагруженных орудиями и снарядами, назначенными для осады Мантуи. По некоторым бумагам, найденным на этих судах, он узнает, что число французских войск не превышает 30875 человек. "Включая гарнизоны Тулона и других береговых пунктов силы неприятеля, - пишет он, - простираются до 65000 человек. Вероятно, большая часть этих войск присоединится к Бонапарту; однако кажется, что его армия не была прежде так многочисленна, как я думал".

Торжество французов досаждает Нельсону, но вместе с тем кажется, что оно возвышает их в его мнении. Никогда он не говорил о Франции с таким уважением. Кажется, он готов возвратиться к рыцарским чувствованиям войны 1778 г., и забыть, что люди, с которыми он сражался, суть бичи рода человеческого. На судах, взятых им в Онельи, ему попался чемодан, принадлежащий одному из генералов французской армии. В первый раз в жизни вежливый перед французами, он пишет немедленно к французскому поверенному в Генуэ следующую маленькую записку, которую ему бы не простили при Неаполитанском Дворе: "Милостивый Государь!

Великодушные нации не должны причинять частным лицам никакого вреда, кроме того, какого требуют от них известные законы войны. На одном из судов, взятых моей эскадрой, нашли чемодан с вещами, принадлежащими одному вашему артиллерийскому генералу. Посылаю вам эти вещи в том виде, в каком их нашли, вместе с некоторыми бумагами, которые могут быть полезны этому офицеру, и прошу вас передать их ему".

Бонапарт, лишенный артиллерии, принужден был снять осаду Мантуи, но это не останавливает его завоеваний. В первый раз английский флот мешает ему. Он вымещает потерянное точно так же, как после Трафальгара, после Сен Жан Д'Акра, на неприятелях, которых Англия ему противопоставляет. Вурмзер разбит точно так же, как Больё. Сардиния уступила графство Ниццу Республике и вскоре, следуя примеру Пруссии и Испании, Неаполитанское правительство, в свою очередь, вступает в переговоры с Францией. "Я очень боюсь, - писал Нельсон вице-королю Корсики, - что Англия, имевшая в начале войны всю Европу союзницей, кончит тем, что будет сама со своей Европой в войне". В самом деле, уже договор оборонительного и наступательного союза соединил с Францией Голландию, а вскоре должен был соединить и Испанию. По договору, заключенному 19 августа 1796 г. в Мадриде между потомком Филиппа V и Директорией, обе державы обязались в течение трех месяцев доставить на помощь той из них, которая прежде того потребует, 15 линейных кораблей и 10 больших фрегатов или корветов, снабженных, вооруженных и укомплектованных экипажами. Договор этот ратифицирован в Париже 12 сентября, и через три дня английское правительство приказало задержать все испанские суда, находящиеся в портах Англии. На это эмбарго Испания отвечает объявлением войны, и эскадра дона Жуана Де Лангара немедленно идет из Кадикса к проливу. Так опять соединились два флага, которым Америка обязана была своей независимостью и которые незадолго перед тем глубоко унизили могущество Англии.

X. Морские силы Испании

"Испанцы, - писал Нельсон в 1795 г., - делают прекрасные суда, но им не сделать так легко матросов. Экипажи их плохи, а офицеры еще хуже; притом они неповоротливы и ленивы".

"Говорят, - писал он в 1796 г., - будто Испания согласилась дать французской Республике 15 линейных кораблей, готовых идти в море. Я полагаю, что здесь идет дело о кораблях без экипажей, потому что взять их с такими, каковы испанские, было бы для Республики самым верным средством поскорее их лишиться. В том случае, если этот трактат поведет к войне между нами и Испанией, я уверен, что с их флотом дело скоро будет решено, если он не лучше того, какой у них был во время их союза с нами".

Можно было бы назвать такой отзыв хвастливым, если бы он не был выражением слишком справедливого мнения относительно того печального положения, в каком тогда находились испанские морские силы, несмотря на их великолепные портовые средства.