Война на море - Эпоха Нельсона - Пьер Жюрьен-де-ла-Гравьер

X. Морские силы Испании

"Испанцы, - писал Нельсон в 1795 г., - делают прекрасные суда, но им не сделать так легко матросов. Экипажи их плохи, а офицеры еще хуже; притом они неповоротливы и ленивы".

"Говорят, - писал он в 1796 г., - будто Испания согласилась дать французской Республике 15 линейных кораблей, готовых идти в море. Я полагаю, что здесь идет дело о кораблях без экипажей, потому что взять их с такими, каковы испанские, было бы для Республики самым верным средством поскорее их лишиться. В том случае, если этот трактат поведет к войне между нами и Испанией, я уверен, что с их флотом дело скоро будет решено, если он не лучше того, какой у них был во время их союза с нами".

Можно было бы назвать такой отзыв хвастливым, если бы он не был выражением слишком справедливого мнения относительно того печального положения, в каком тогда находились испанские морские силы, несмотря на их великолепные портовые средства.

Французский флот еще не был так далек от своего прежнего величия, но целый ряд бедствий, причиненных не неприятелем, а невероятным нерадением администрации, обрушился на него и, к унижению своему, в самом начале войны флот был заперт и блокирован{16}. Крейсеруя беспрепятственно у французских берегов, английские суда под руководством лорда Бридпорта и Джервиса приучались к трудному морскому ремеслу, между тем как французы теряли свою прежнюю опытность среди праздной рейдовой жизни. Джервис очень хорошо знал, как пагубна эта праздность. "Неужели вы не видите, - говорил он тем, которые порицали его, когда он вышел в январе 1797 г. из Таго, рискуя встретиться с превосходным в силах неприятелем, - неужели вы не видите, что это долгое пребывание в Лиссабоне сделает нас всех трусами?" Хотя морские войны Республики и Империи доказали, что французские моряки не перестали быть храбрыми, несмотря на продолжительное бездействие, однако показали и то, что они отвыкли от моря; между тем как англичане, наученные постоянными крейсерствами, с каждым днем делали новые успехи. В то время, как они совершенствовали служебную организацию, действие артиллерии и внутреннее расположение своих судов; в то время, как их эскадры безнаказанно выдерживали штормы Лионского залива и Бискайского моря, французская экспедиция в Ирландию рушилась единственно по недостатку опытности экипажей.

Такая неопытность должна была наиболее поражать офицеров прежнего флота, которые, быв сменены Конвентом, уцелели, однако, от приговоров "правления ужаса", и не покинули родину. Вновь призванные на службу Директорией, эти офицеры нашли корабли во всех отношениях более плохими, чем те, какими они привыкли командовать. Морские артиллеристы были уничтожены и ничем не заменены, а потому артиллерия пришла в упадок, в то время, как англичане на своем флоте старались всеми мерами ее усовершенствовать. "Берегитесь, - писал Конвенту контр-адмирал Кергелен, - чтобы действовать орудиями на море, нужны опытные канониры{17}. На море они не имеют под ногами неподвижного фундамента и должны стрелять, так сказать, на лету. Последние сражения должны были вам доказать превосходство неприятельских канониров перед нашими". Но могли ли эти предостережения возбудить внимание республиканцев, которые ближе принимали к сердцу воспоминания Греции и Рима, чем предания их собственной славной старины. В то время находились любители нововведений, которые не шутя думали снова ввести в обращение весла или набрасывать на английские корабли, как на галеры Карфагена, летучие мосты. Наивные мечтатели, они в простоте сердца украшали свои проекты следующими странными предисловиями, образчики которых можно найти в морских архивах. "Законодатели! Вам предлагается труд скромного патриота, не руководимого никаким началом, кроме природы, но в груди которого бьется сердце истинного француза".

Постановления, дух службы, составляющие силу эскадр, стремление к совершенствованию, - все исчезло в великом крушении монархии. Морар Де Галль, Вилларе, Трюге, Мартен, Брюэй, Латуш-Тревилль, Декре, Миссиесси, Вилльнёв, Брюи, Гантом, Бланке-Дюшайла, Дюпети-Туар и еще несколько офицеров, впрочем весьма немного, люди, отличающиеся героизмом и мужеством, в молодых летах внезапно ступившие на первые ступени службы, - вот все, что осталось от некогда самого храброго, самого просвещенного из всех европейских флотов. Умеренное правительство, сменившее Комитет общественного блага, ревностно собирало эти остатки и по возможности употребляло их на восстановление шаткого здания, выведенного в несколько дней руками террористов.

"Адресовались к этим обществам, - писал в то время один мужественный гражданин, - чтобы они указали людей, соединяющих знание морского дела с патриотизмом. Народные общества полагали, что человеку довольно побывать долгое время в море, чтобы быть моряком, если притом он патриот. Они считали, что одного патриотизма достаточно для управления кораблем, а потому раздали должности таким людям, которые не имеют никакого другого достоинства, кроме того, что они долго были в море, не думая о том, что подобный человек часто играет на судне ту же роль, что и балласт. Наглядные познания таких людей не всегда избавляли их от замешательства при первом непредвиденном случае. Притом надобно сказать, что не всегда самый знающий и наиболее любящий отечество бывал выбираем обществами; но часто самый пронырливый и самый лицемерный, с помощью бесстыдства и болтовни привлекавший на свою сторону большинство. Впадали еще в другую несообразность: давали должности молодым людям без опытности и без экзамена, по одному наружному виду деятельности, следствию пылкого возраста. Казалось несомненным, что штурмана бывшего флота могут исправлять все должности морской службы, и действительно, все они помещены. Что ж? Достоинство большей части их состоит в одном умении вести счисление, пеленговать и прокладывать маршрут по карте, да и то избитым, наглядным способом. Весьма многие из них во всю свою жизнь не достигнут уменья выполнять блестящую отрасль морского дела - управление кораблем, маневрирование, - отрасль, наиболее нужную при встречах с неприятелем. Что имеют общего с настоящим делом моряка канониры, парусники, конопатчики, плотники и даже боцманы, из которых большая часть едва знает грамоту? А между тем, некоторые из них получили звание офицеров и даже капитанов{18}".

По этому можно судить, каково было в 1796 г. состояние тех сил, с которыми предстояло сражаться Англии. Однако сначала казалось, что Британский кабинет оставляет наступательное положение и отступает перед этим союзом, который еще так недавно, в июле 1779 г., мог двинуть 66 линейных кораблей под начальством графа Д'Орвиллье ко входу в Канал. Адмирал Джервис получил повеление очистить Корсику и выйти из Средиземного моря. Испанский флот, вышедший из Кадикса в последних числах сентября, уже показался перед Картахеной и там соединился с отрядом из 7 линейных кораблей. 15 октября, когда на высоте острова Корсики его увидели крейсеры английской эскадры, он состоял из 26 кораблей и нескольких фрегатов. Адмирал Джервис тогда стоял на якоре в бухте Сан-Фиоренцо, с 14 кораблями. Он не знал о выходе испанского флота, и дон Жуан де Лангара мог бы с выгодой атаковать его в глубине залива, где его эскадра была заперта; но этот удобный случай нанести смертельный удар английскому могуществу был упущен, как и многие другие, и испанский адмирал пошел к Тулону, где вновь стал на якорь на том самом рейде, который за три года перед тем он оставил под огнем республиканских батарей. Там нашел он 12 французских кораблей, готовых выйти в море, и таким образом, соединенные силы обеих держав простирались, до 38 кораблей и 20 фрегатов. И эта громадная сила не могла помешать Джервису спокойно отретироваться.