Гадюки в сиропе или Научи меня любить - Тильда Лоренс

 Кристина сидела в кресле, опираясь локтями на стол. Упиралась лбом в скрещенные руки и время от времени тяжело вздыхала. Пыталась проанализировать свои прошлые поступки, которые сейчас казались незрелыми. Глупыми. Это не поступки взрослого, мудрого человека. Иные дети ведут себя более зрело и обдуманно, чем она. Но ведь...

 Она откинулась на спинку кресла, положив руки на подлокотники. В горле по-прежнему, стоял ком. Отчаянно хотелось заплакать, но не получалось. Хотела, но не могла. Наверное, просто разучилась плакать. Всю свою жизнь она старательно пыталась стать личностью с большой буквы. Добиться успеха, подняться вверх по карьерной лестнице, прожить жизнь так, чтобы все окружающие обзавидовались. Наблюдали за ней, затаив дыхание, а она лишь благосклонно улыбалась.

 И что получила на выходе? Ничего. Дырку от бублика.

 Иллюзии и мечтания сложились, как карточный домик.

 Карьера? Да. Более или менее она сложилась, но директорское кресло – не то, о чем Кристина мечтала прежде. Семья? Нет. Совсем нет. Она не смогла удержать рядом человека, которого любила, которого считала своей судьбой. С ребенком тоже не получилось найти общий язык. Многие матери-одиночки находят себя в детях, посвящают себя им. Кристина тоже считала, что все делает ради дочери. Ничего для себя. Все для Люси. Но сейчас понимала, что подобная расстановка сил была лишь в её собственном воображении. А на деле все складывалось иначе. Они не понимали друг друга. Не было любви, взаимопонимания и поддержки. Они не чувствовали друг друга. Жили под одной крышей, но были чужими. Полное отсутствие душевной теплоты и попыток проникнуться проблемами другого человека, как со стороны Люси, так и с её стороны.

 Принято считать, что приемные дети никогда не станут настолько же любимыми, как родные. Здесь наблюдалась обратная ситуация, опровергавшая данное утверждение. Кристина сама не могла разобраться, что ею движет, какие мотивы у её поступков, но, тем не менее, время от времени ловила себя на мысли, что приемной дочерью дорожит намного сильнее, нежели родной.

 Она старалась списать все на то, что после смерти Люси произошла в жизни некая переоценка ценностей. И потому она стала выше ценить тех, кто находится рядом с ней. Но потом все же решалась заглянуть правде в глаза и понимала, что все не так. Будь Люси рядом, ей по-прежнему доставались бы упреки и затрещины, ведь эта девушка раздражала самим фактом своего существования.

 Она была желанным ребенком. Кристина никогда не скрывала своего желания иметь детей, беременность её не стала неприятным сюрпризом, и на первых порах даже обрадовала. Но потом стало просто невыносимо. Вся радость ожидания оказалась перечеркнута, ничего не осталось от былого, радужного отношения к предстоящему событию. Постоянное пребывание на пределе, тяжело протекающая беременность, отсутствие поддержки со стороны человека, который, по идее, должен был носить Кристину на руках, только бы она не чувствовала себя ущербной из-за своего положения.

 За время беременности женщина особенно ярко осознала, насколько она одинока. Поняла, что поддержки не будет, потому перестала верить мужчинам.

 Потом родилась Люси.

 Казалось бы, с появлением дочери жизнь Кристины должна была стать ярче и светлее, но и этого не произошло. Вероятно, свою роль сыграл тот факт, что девушка походила на отца, пробуждая в душе не самые приятные ассоциации. Этого достаточно было для того, чтобы девчонку возненавидеть.

 Кристине было неприятно смотреть на свою дочь. Хотелось отыграться на ней, чтобы Кайл почувствовал хотя бы десятую часть его страданий. Мисс Вильямс упустила из вида одну важную вещь: дети за родителей не отвечают. Люси не виновата, что природа наградила её такой внешностью. Она не сама выбирала собственный внешний облик.

 Но эмоции имеют тенденцию частенько одерживать победу над здравыми мыслями. У Кристины они безоговорочно выигрывали, а Люси расплачивалась за отца.

 Добрая, старательная, тихая, скромная. Но Кристина продолжала видеть в целомудрии порок. Она готова была при каждом удобном случае всех собак спустить на Люси. Потом наступало раскаяние, но Кристина, конечно, ничего не предпринимала, перед дочерью не извинялась. Старалась подавить в себе раскаяние, чтобы не казаться мягкотелой и уступчивой. И тогда подобное поведение казалось ей единственно правильным. Нельзя давать спуску этому человеку, иначе она пойдет по стопам своего отца.

 Кристина поставила перед собой цель: вырастить из Люси человека, не похожего на Кайла. Этого и так не случилось бы. Люси была едва ли не точной копией Кайла внешне, но характер у нее был иной, никакого сходства. При всем желании она не смогла бы копировать характер своего отца, да и не хотела она этого.

 Лайтвуд мечтала лишь о спокойной жизни, но так её и не получила. Мелкие придирки перерастали в грандиозные скандалы, а после были слезы. Много слез. Люси улыбалась намного реже, чем плакала.

 На людях они старались выглядеть образцово-показательной семьей. За закрытыми дверями разворачивались маленькие трагедии небольшой семьи. Кристина не ограничивала себя в выражениях, и, хотя большинство из них были несправедливыми, она полагала: нет иного способа выбить всю глупость из головы дочери. Нужно держать её на коротком поводке. Сейчас стало понятно, что чаще всего она перегибала палку во время воспитательного процесса. Излишне придиралась даже к мелочам, мимо которых можно спокойно пройти, и они не бросятся в глаза. Большинство их просто не заметит, а Кристина фокусировала на них свое внимание.

 Только дай повод, и она снова оседлает любимого конька.

 Занимаясь воспитанием приемного ребенка, Кристина способна была многое дочери с рук спустить. И в душе у нее преобладали иные чувства. Не смесь равнодушия и ненависти, а волна нежности. Странно осознавать, что чужой ребенок стал дороже своего.

 Кристина не так давно получила разрешение на усыновление. Сразу же, не задумываясь, остановила выбор на этом ребенке. Пока о своем выборе не пожалела. В новой дочери её устраивало абсолютно все, хотя по характеристикам девочка была такой же, как Люси, отношение к ней оказалось намного теплее. Её не хотелось поучать, о ней хотелось заботиться. У Кристины, наконец-то проснулся материнский инстинкт. Она чувствовала себя именно матерью, а не насильно приставленной к постороннему ребенку опекуншей. Раньше она чувствовала себя кукушкой. Мучилась от этого, но сознательно убегала от своих мыслей, старалась убедить себя, что со временем отчужденность пройдет, все станет на свои места. Время шло, любовь к родной дочери не просыпалась. Видимо, умерла еще в зародыше, а на замену ничего не пришло.