Метафизика возникновения новизны - Иван Андреянович Филатов

Нисколько, она это делает только для своей пользы. Мы, с нашим мышлением – лишь «подручный» материал, посредством которого она достигает своей главной цели – цели приумножения, обновления и сохранения духовно-материального разнообразия человеческого сообщества и окружающей его среды. Но чтобы осуществить ее (цель), необходим процесс творческого мышления, «научиться» которому можно не столько упорным трудом познания, сколько тренингом самой способности эффективно (продуктивно) мыслить. Добиться же последнего, как мы показали ранее, в немалой степени можно лишь при условии достаточно интенсивного общения с искусством в том или ином его виде.

В связи с этим нам придется особо выделить еще одно, редко когда отмечаемое, но достаточно важное, – если не сказать: кардинальное, – обстоятельство, уже упомянутое нами: на созерцании произведений искусства тренируется, в первую очередь, наше бессознательное, ответственное главным образом за творчество (поскольку креативность нашего мышления покоится на иррациональном фундаменте).

Нами зафиксированная ранее (смотри Раздел 2.6. «Откуда желание многократного общения с произведением искусства») настоятельная потребность в многократном испытании чувства наслаждения от каждого соприкосновения (созерцания) с полюбившимся произведением искусства – это и есть завуалированная природой потребность тренинга нашей способности генерировать и культивировать интеллектуальную новизну. И ничем другим, кроме как этой целью, мы не можем объяснить столь оригинальную потребность не только нашего интеллекта, но и в первую очередь нашей соматики.

Ну зачем, спрашивается, самой Природой нам дана, казалось бы, столь бессмысленная надобность сотни раз слушать одни и те же музыкальные произведения, видеть одни и те же живописные полотна, читать до заучивания наизусть поэтические произведения и т. д. и т. п. Можно ли полагать что столь «бесцельное» занятие так уж необходимо нам в нашей повседневной жизни? Конечно, нет: наоборот, оно нас от нее отвлекает. А значит: есть в этой столь своеобразной наклонности отдельных индивидов какая-то высшая цель. И цель эта, скорее всего, состоит в развитии (тренинге) нашей способности генерировать (распознавать, изобретать, обнаруживать, понимать, «понимать») интеллектуальную Новизну. Развивая эту способность, искусство тем самым развивает и тренирует наше чувство красоты, или чувство вкуса к новизне. Именно в этом одна из его главных задач. Как ребенок овладевает речью только в процессе общения с взрослыми, так и уже взрослый и вполне сложившийся человек овладевает способностью продуктивно мыслить только при условии общения с тем, что «выше» его по духу, то есть, общаясь с искусством в различных его проявлениях. Не будь искусства, мы бы давно уже подрастеряли все ориентиры нашей жизни. А без них скатились бы в хаос бесцельного (безыдейного) существования.

Так что наш интерес к искусству и общение с ним непременным образом тренирует и стимулирует нашу способность генерировать (обнаруживать, распознавать, «понимать») новые идеи, то есть, творить идеи, а значит, осуществлять Бытие. И, слава Богу, что природа все же одарила человека хотя и единственным, но достаточно надежным индикатором, позволяющим отличить новое от старого. И таким индикатором является спонтанное возникновение чувства удовольствия от явления объективной идеи в наше сознание в актах озарения, инсайта, интуиции. Не награди она нас чувством красоты, вряд ли бы скоро человек – как существо насквозь корыстное и эгоистичное – нашел в себе силы разработать методологию как различения нового от старого, так и сознательного ее применения в своей практике. А без этого с нашей духовной эволюцией были бы большие проблемы: если бы нам вообще удалось, не имея этого чувства, вступить на этот путь около сотни – или вполовину того – тысяч лет назад.

И в заключение следует сказать следующее. Автор был весьма далек от того, чтобы подозревать какую-то телеологию в наличии такой сферы деятельности, какой является искусство. Но и ранее, не зная еще к каким выводам мы придем в данной главе, мы уже не раз говорили о том, что наше восприятие произведений искусства в некоторой степени это тренировка нашего мышления в сфере оперирования объектами материально-духовной действительности. Поэтому все же не стоит видеть какой-то притянутости «за уши» или надуманности в предложенном нами варианте назначения искусства в качестве тренинга творческих способностей в части культивирования феномена Бытия. Уж очень тесно и «прилажено» переплетены между собою основополагающие компоненты триады «Бытие-Красота-Истина», связующим звеном которой является возникновение и понимание интеллектуальной новизны, сопровождаемое непременным испытанием чувства удовольствия.

Р. S. 1. Кстати сказать, почему философы последующих веков перестали писать об удовольствии (наслаждении) от творчества и соприкосновения с ним как с искусством. Неужели они не стали испытывать этого чувства? Или оно притупилось у них? А может быть под влиянием Христианства наступило какое-то стеснение говорить о собственных удовольствиях и восторгах от процесса творчества? Или творчество настолько обесценилось и стало таким обыденным занятием, что о нем не стоит даже говорить, а не то что радоваться ему? (Лишь Кант, Ницше да Бергсон несколько выпадают из цепочки «стесняющихся» радоваться творчеству и писать об определяющей роли удовольствия при этом процессе). А может быть просто-напросто рационализация и техницизация нашей жизни тяжеленным катком прошлась по нашим чувствам и вдавила их в асфальт сплошь урбанизированной жизни. Ведь с экранов наших телевизоров не слезают одни только «шоутокнутые», предлагающие и себя и средства услаждения как товар потребления и владения (Г. Марсель). Где уж тут думать о природе, жизни и творчестве, когда со всех сторон нас призывают «оторваться», «насладиться», «взять от жизни все». Измельчал человек в своей массе, оскудела почва. Так что новые Г. Торо, А. Бергсоны и А. Швейцеры с их глубинным благоговением перед Природой, Творчеством и Жизнью вряд ли скоро появятся на горизонте нашей философии. Мы в своей массе уподобились «Иванам, не помнящим своего родства». И это сделалось сутью нашего существования. Мы уже думаем не о жизни, не о творчестве, не о природе, а об употреблении последних и как можно более удобном расположении в них. Где уж тут брать во внимание потребности самой жизни и самой природы. А основная их потребность, как нам давно уже известно, – не мешать их самостоятельному развитию. Они-то вот самостоятельны, а мы, вследствие своей паталогической жадности и алчности так и норовим подорвать их устойчивость и укорененность друг в друге.

9.2. Метафизика и нравственность

В продолжение лишь слегка нами затронутой темы влияния искусства на нравственность постараемся в более подробном изложении рассмотреть вопрос взаимосвязи Бытия (метафизики) и нравственности. Для начала напомним о том, что, если в нас заглохнет интерес к искусству, – а к этому мы постепенно приближаемся вследствие не столько «экранирования» последнего все более и более овладевающими нами прагматичными интересами, сколько изменением сущностной направленности психической