И стали они жить-поживать - Светлана Багдерина

Она сделала несколько пробных взмахов и выпадов, рассекая со свистом воздух клинком, и умруны с расступились с новым уважением.

Вот теперь было ясно всем: это — командир.

Саёк вытаращил глаза и забыл канючить.

Находка задумалась: выйти ли ей, наконец, из ступора, или провалиться в него еще глубже…

Удовлетворенно усмехнувшись, царевна осторожно замотала лезвие в опашень и пристроила меч на руках, как ребенка.

Что делать со вторым?

В конце концов, кто сказал, что тринадцатилетних героев не бывает?

Легким пританцовывающим шагом — откуда только силы взялись — подошла она к умруну с поваренком на руках, протянула своему малолетнему защитнику — рукояткой вперед — сержантский меч и сказала торжественную речь посвящения:

— Теперь ты — мой оруженосец. Но помни, что это не освобождает тебя от приготовления обедов. Держи хорошо, не порежься, это тебе не секач. Будет время — научу. Первый, поднимай командира! И — рысью — вперед!..

Бережно опустив их на травку на берегу Октября и отсалютовав на прощание, умруны галопом понеслись дальше по песку вдоль воды.

А маленький отряд, смерив взглядом ширину реки в этом месте — метров двести, не меньше — не сговариваясь, уставился на Находку.

Та важно откашлялась, оправила платье, сделала торжественное лицо и повернулась к реке с поклоном:

— Здравствовать изволь, батюшка-Октябрь. Обращается к твоей милости дочь твоя недостойная Находка. Дозволь, Октябрь-батюшка, пройти нам на тот берег — шибко надо. Не оставь нас своею милостию, батюшка-Октябрь, пособи перебраться — до Черемшура добраться.

— Пожалуйста, — добавил волшебное слово Саёк.

— Просим, — подтвердила Серафима.

Ветерок обдувал усталых путников.

Солнышко из последних своих осенних сил нажаривало, хоть с грустью и сознавало, что жара того едва хватило бы, чтобы растопить мороженое.

Дрозды-болтуны, опасливо поглядывая по сторонам, примостились на ветках спокойно шелестевшего метрах в пятидесяти за их спиной остатками листвы леса и вспоминали приличествующие случаю слова.

Прошелестела по песку и бросилась с разбега в воду водяная змейка…

И все.

Больше никаких изменений ни царевна, ни Саёк не заметили, как ни старались — ни отринувшей в разные стороны воды, ни мокрых старцев — отцов нации, ни хотя бы шальной волны, выхлестнувшей на брег с туманным намеком на ответ.

Ничего.

Не дожидаясь нового вопросительного взгляда от своей царицы, Находка нахмурилась, поджала губы и приказала Сайку:

— Пойдем в лес. Надо набрать грибов, ягод, орехов, плодов — я тебе покажу, каких, чтобы принести Октябрю-батюшке в жертву. Будем проводить обряд.

— Какой обряд? — полюбопытствовала Серафима.

— Обряд обращения. Как в заветах. Видать, то ли некогда ему, то ли не в духах сегодня — за просто так не отзывается.

— А, может, проще брод поискать?

— А чего его искать? — удивилась октябришна. — Ближайший брод километрах в пятидесяти отсюда по течению, я и так знаю.

— М-да… — почесала в затылке царевна. — Тогда и вправду лучше пойдем орехи собирать.

— Нет-нет, — умоляюще вскинула ладони Находка. — Вы, ва…Серафима, тут оставайтесь, а мы с Сайком все соберем и быстренько вернемся.

— Но…

— Ну не царское это дело, не царское!.. — просительно прижала руки к груди октябришна, чуть не плача.

И Серафима сдалась.

— Ладно. Я тут вас подожду. Меч только оставь, оруженосец — против орехов он тебе не помощь.

Саёк неохотно воткнул меч в прибрежный песок и со вздохом поспешил за Находкой — та уже была на полдороги к лесу, по которому они несколько минут назад так резво промчались на гвардейцах Костея.

Серафима еще несколько секунд провожала их взглядом, потом опустилась на песок и устало вытянула уже отчаявшиеся получить передышку ноги.

Только бы не заснуть.

Если бы хоть было с кем поболтать…

Прямо перед ней на песок приземлился черный дрозд с голубоватым отливом.

— Болтун? — просто для того, чтобы не дать себе соскользнуть в забытье сна, спросила его царевна.

— Болтун, — неожиданно подтвердил тот.

После нескольких часов, проведенных в Находкиной Октябрьской ненормалии, царевна больше не представляла, что может ее удивить теперь. Но уж, конечно, какой-то говорящий дрозд не имел никаких шансов.

— Как дела? — спросила она у птицы.

— Дела — как сажа бела. Дела — не разгребешь без помела. Кончил дело — гуляй смело. Дело мастера боится. Делу — время, потехе час, — отрапортовал довольно дрозд и выжидательно уставился на Серафиму. — Чего сидим?

— Сидим — на воду глядим, — проникнувшись духом беседы, отозвалась царевна. — Сидим — ничего не едим. Нечего потому что. Сел — посиди, встал — так иди. Раньше сядешь — раньше выйдешь…

— Куда идем? — не унималась любопытная птица.

— Идем своим путем, — сурово оборвала подозрительные расспросы Серафима но, увидев расстроенный вид дрозда, смягчилась. — В Черемшур идем. Только по воде не очень-то походишь, поэтому больше сидим, чем идем. Народ в лес убежал — за продуктами, будем Октябрю-реке обряды проводить, чтобы пропустил. Хотя, если пропустит, вот тогда я по-настоящему, наверное, удивлюсь. Что бы Находка не говорила, а все равно не представляю, как это по реке пройти можно. Пусть даже с ее согласия. Тут глубина, поди, метров двадцать будет.

— К броду иди, — посоветовал дрозд, оглядев внимательно ее сначала одним голубым глазом, потом другим. — В огне брода нет. Не зная броду — не суйся в воду. Броду ищи в любую погоду. На реке брод — как на лугу крот: поискать — найдешь.

— Пятьдесят километром пешком переть?! — возмутилась Серафима, позабыв, что говорит всего лишь с глупой птицей. — Хотя, если так-то, то потихоньку-то мы бы и дошли, да ведь только нас раньше догонят, скрутят, и если под горячую руку не прибьют, то отвезут к одному уроду, и вот тогда — конец. Пришел урод — позабудь про брод, — нашло на нее запоздалое вдохновение.

— Кто урод? Кто урод? — забеспокоился дрозд.

— Царь Костей, не побоюсь этого слова, урод. Моральный, правда. Но это стократ хуже.

— Костей — со всех волостей, — ни к селу, ни к городу сообщила птица. — С дерева упадешь — костей не соберешь. Наварил костей — созывай гостей.

— Варить не пробовала, — призналась царевна, — но ничего остальное его не берет. Говорит, что бессмертный. Так что, управы на него нет. Только и остается, что от него бежать.

— Бежать — не лежать, — тонко подметила птичка. — Побежишь — людей насмешишь. Заяц бегал, да в суп попал. Бегом — не ладом. Quo vadis — от кого бежим?