Цирковые твари - Эйден Пирс

Я ухмыльнулся.

— Хороший выбор… О, черт. — Пальцы тени обвились вокруг моего ствола, и ей пришлось подрасти, чтобы кончики пальцев смогли обхватить мой член. Она погладила меня несколько раз, доводя до рваного дыхания.

Когда я издал нетерпеливый рык, она направила кончик моего члена в задницу нашего хозяина.

С отверстиями Алистера смазка не требовалась. Он был от природы скользким и гладким. Идеальным.

Подняв ногу, я уперся ступней в кровать и подался бедрами вперед. Я не спеша погрузился в его тугую дырочку, наслаждаясь тем, как его внутренние тени лижут мой член.

Тень выгнул шею, один глаз смотрел на меня сквозь развевающуюся гриву волос.

— Черт бы тебя побрал, гончая. Твой темп — это пытка.

— Отлично. Я хочу, чтобы было больно.

Алистер зажмурил глаза, его тело содрогалось от удовольствия и боли от нашей связи.

— Будь ты проклят. Будь ты проклят. Будь ты проклят.

Я улыбнулся про себя, наконец-то поймав ритм. Он мог проклинать меня сколько угодно. Из его уст эти слова означали совсем другое. Они имели больший вес, чем проклятия.

Я трахал его, вбиваясь с большей силой, чем обычно, пытаясь прогнать мысли о ней. Но даже когда с криком кончил, испытывая сильное блаженство, все, о чем я мог думать, — это о девушке, крепко спящей с моими адскими псами.

О девушке, чьего имени я даже не знал.

12

Двойная проблема

Мэг

Мне снилось, что я снова на арене цирка. Это было мое убежище.

Я исполняла свой старый номер, тот, которому научил меня отец. Доставая его старый меч, я каждый раз чувствовала, что он рядом.

Для этого выступления я пошла на большее и исполнила роль пожирателя огня. Факиры не ели огонь в буквальном смысле. Мы просто делали вид, что глотаем его. Фокус заключался в том, чтобы быстро погасить огонь, закрыв рот над пламенем, чтобы перекрыть кислород.

Поедание огня при глотании меча было опасным трюком. Я бы приписала свое мастерство в этом деле своей демонической крови, но научил меня отец. Он всегда был смелым. В конце концов, ему удалось завладеть сердцем суккуба. А ведь женщины секс-демоны не могли забеременеть, если не хотели этого. Моя мама хотела меня.

Непонятно, почему она нас бросила.

По крайней мере, она выбрала хорошего человека, с которым оставила своего ребенка. Мой отец хорошо меня воспитал, его цирковая труппа была его семьей.

Я хотела бы знать о ней больше. Пока не узнаю больше, времени, проведенного с отцом, будет достаточно.

Теперь, когда его нет, каждое мое выступление хранит память о нем. Жаль только, что он не видит меня сейчас, выполняющую трюк, которого всегда боялась в те дни, когда работала у Уокера.

Взяв в руки бутылку с горючим, я окунула кончик меча в прозрачную жидкость. Я подожгла клинок зажигалкой, и пламя ожило.

Широко расставив ноги и откинув голову назад, сунула меч в рот. Введя острие внутрь, я плотно сомкнула губы над плоскими концами лезвия. Погасив пламя, я ввела весь меч в горло.

Зрители выдохнули и захлопали от восторга.

Я начала осторожно извлекать клинок из горла, когда пламя снова ожило, причем само по себе.

Это сон, — напомнила я себе. Не пугайся.

Это был один из тех кошмаров. Такие, которые пугали меня до глубины души, и в то же время какая-то часть меня не хотела просыпаться. Я была девочкой, которая желала, чтобы монстры под кроватью съели ее. Это заставляло меня чувствовать себя живой.

Я не чувствовала себя живой с тех пор, как училась у Уокера, когда мой отец еще был рядом. Но после его смерти все пошло прахом. Я осталась одна, и теперь все, что мне удалось чувствовать, это оцепенение.

За исключением кошмаров.

Пламя поднималось все выше и выше, заставляя толпу позади меня мерцать и сливаться с тенями.

Огонь, поглощающий мой меч, превратился в человека, сделанного из пламени, а его налитые мускулы — в пляшущий янтарный свет. У него была голова гончей, глаза горели адским пламенем, а из носа при каждом вдохе вырывались клубы дыма.

Несмотря на жар, моя кровь стала ледяной, когда я поняла, какая его часть находится в моем горле.

— Получи, маленький щенок. — Гончая с яростью вцепилась в мою голову своими огромными когтями, сжигая мои розовые волосы. — Бери то, что я тебе даю.

Он задвигал бедрами вперед-назад, вгоняя меч мне в горло. Я закричала, когда зазубренное лезвие прорезало мой пищевод. Мои руки метнулись к рукояти меча, но она была поглощена пылающим пахом гончей, и огонь опалил мою кожу.

Я выкашляла густые капли крови, и только прохладная жидкость помогла мне справиться с волдырями, образовавшимися на губах.

Огненный адский пес злобно засмеялся, с яростью трахая мое горло. Зрители на заднем плане присоединились к нему, их тени вместе с пламенем адского пса метали пальцы и издевались.

Я тонула не только в собственной крови, но и в их жажде.

Я проснулась вся промокшая, мои бедра были липкими от пота и возбуждения.

Когда зрение восстановилось, первое, что смогла заметить, были стальные прутья.

Я все еще была в клетке, и не одна.

Шесть огромных адских псов теснились вокруг меня. Одна из них подняла голову и принялась старательно вылизывать шишку на моем лбу.

Вздрогнув, я потёрла затылок, словно от этого резкая боль должна была утихнуть.

— Трахни меня…

— Только если ты хорошо попросишь, — с усмешкой произнес темный голос.

Мое внимание переключилось на вход в палатку, где стоял синеволосый демон, а за его плечом стоял его зеленоволосый брат. Это были близнецы-каскадеры из шоу. Рифф и Рафф. Имена идеально подходили им.

На их лицах была написана проблема.

Вблизи они были еще сексуальнее. Они не были сложены, как Демон, со штабелями мышц. Они были высокими и стройными, с атлетическими телами, идеально подходящими для того, чтобы парить в воздухе на трапеции. Легкие, стройные, с удивительной силой в руках и ногах.

Их яркие волосы были в беспорядке, а белые футболки помяты, как и черные джинсы. Белый клоунский грим был размазан, и я разглядела две татуировки над бровями. На левой брови синеволосого мужчины было написано имя «Рифф», а на правой брови зеленоволосого — «Рафф». Они были в человеческом обличье, поэтому я знала, что их белые глаза с черными зрачками — всего лишь контактные линзы.

— Приснилось что-то нехорошее? — с усмешкой спросил тот, что с голубыми