Андерсенам - Ура! - Сигбьерн Хельмебак

Хермансену и фру Сальвесен пришлось работать допоздна в убежище, чтобы привести все в порядок. Задача была далеко не из приятных. «Билли Дилли» требовали полный гонорар, хотя концерт сорвался через две-три минуты. Они упорно стояли на своем, утверждая, что ответственность лежит на устроителях. Почему заранее не позаботились о запасном движке? Все доводы Хермансена отлетали от них, словно дробь от брони: нет электричества — нет концерта! Хермансен вынужден был уплатить по счету, а это, в свою очередь, привело к тому, что ему, фру Сальвесен пришлось провести чрезвычайное заседание, чтобы найти способ покрытия убытков.

Затем нужно было снять флаги и украшения, убрать прилавок с бутылками кока-колы и отнести огромное количество бутербродов в холодильник кооперативного магазина. Хермансен трудился без устали. В течение вечера ему пришла в голову мысль, которая теперь созрела и превратилась в решение: он выйдет из состава правления! Целых пять лет он неутомимо и тяжко трудился на благо жилищного кооператива. Теперь настал конец пути. Завтра же надо созвать чрезвычайное общее собрание и сложить свои полномочия. Уборка убежища — в сущности, последняя услуга поселку. Он хотел оставить после себя все в полном порядке.

Только в 11.15 он мог закрыть тяжелую стальную дверь и, повернув ключ в замке, уже знал, что закрывает дверь за эпохой. Протянул ключ фру Сальвесен и попросил передать его местному уполномоченному гражданской обороны, который отвечал за убежище. Может быть, она догадалась о принятом им решении, потому что когда шли по поселку, то сказала, что, если он сложит свои полномочия, она тоже выйдет из правления. Хермансен молча кивнул в благодарность за такое выражение лояльности.

Вечер был прохладный. Гроза, пронесшаяся днем, очистила воздух. В северной части неба виделся слабый отсвет, а в южной высоко взлетали искры от большого костра в саду Андерсенов. Зелень деревьев подсвечивало пламя, а сквозь кусты виднелись гости. Вокруг костра танцевали и пили. Хермансен узнал многих. Увидел жену, членов правления. В круг света костра вступил кто-то незнакомый с гитарой в руках: пожилой, аристократической внешности мужчина. Взял несколько аккордов и глубоким звучным баритоном запел «Bonjour, tristesse». Хермансен не знал французского, и фру Сальвесен, окончившая гимназию, перевела ему: «Здравствуй, грусть!»

Они попрощались там, где когда-то была живая изгородь. Дверь в подвальную гостиную стояла открытой, в глубине угадывалась сине-бархатная мгла.

— Я сплю сегодня в подвальной гостиной, — шепнула она, тронув его руку.

Он ничего не ответил, стоял, уставившись на открытую дверь. Потом сорвался с места. Поднявшись к себе, подошел к окну и с удивлением обнаружил фру Сальвесен по-прежнему на том же месте. Увидев его, она по газону медленно пошла к подвальной гостиной.

Он взял стул и сидя смотрел на сад Андерсенов. Слышал музыку, смех. Видел фейерверки, поднимавшиеся к небу и медленно затухавшие. Слышал крики «ура», когда семья Андерсенов выехала из ворот, узнал Эрика, когда машина прошла под самым окном. Консервные банки, страшно грохоча, оторвались от машины и упали около палисадника. Он подумал было выйти и выбросить их, но боялся, что шум разбудит фру Сальвесен, которая, наверное, уже давно уснула.

Костер потух, и улица опять заполнилась празднично одетыми людьми, расходившимися по домам. Охваченный странным беспокойством, Хермансен вышел на улицу. У Андерсенов оставалось еще несколько человек, но и те собирались уходить. Его собственная жена и Сальвесен стояли там на пороге и провожали гостей. Улыбаясь, оба вошли в пустой дом рука об руку и закрыли за собой дверь. Вскоре увидел он их в окне второго этажа, но тут гардины задернулись.

Он не знал, долго ли простоял, знал только, что возвращался быстрее. Сюда он шел медленно и тяжело, подобно римским рабам, тянущим за собой прикованные к ногам цепи и железные ядра. Какое же чувство освобождения они должны были испытывать, когда с них снимали цепи и они, ничем не сдерживаемые, могли броситься в горнило борьбы!

Не колеблясь, он прошел прямо по газону и остановился у открытой двери в подвальную гостиную, гостиную Сальвесена. Постоял около нее, отяжелевший, грузный, глядя в глубокий мрак. Услышал слабый возглас, кто-то бросился ему навстречу, и в "ту же минуту почувствовал ее трепещущее тело. И когда Хермансен наконец открыл рот, то совсем не для того, чтобы произнести речь.

Сальвесен и фру Хермансен обещали жить в доме Андерсенов и ухаживать за животными, пока хозяева находятся в свадебном путешествии, и дел тут хватало. Свинья опоросилась и принесла тринадцать поросят, голубка вывела птенцов, а несколько кур собирались стать наседками. Одна из них пролезла через сетку и уверенно направилась к клумбе под окном гостиной Хермансена. Он сам слышал ее хвастливое кудахтанье, стоя в гостиной и укладывая свои вещи.

Последние две недели он проживал у фру Сальвесен, а свою гостиную использовал как рабочий кабинет, поскольку там находились все нужные бумаги. Теперь он собирался совсем перебраться к фру Сальвесен, а его жена — вернуться в свой дом. Она и Сальвесен не могли долго оставаться у Андерсенов, те на днях должны были приехать. У новобрачных брали интервью для радио, и накануне из Южной Швеции передавали, что они совершили сказочное путешествие по всей Европе и целую неделю прожили на французской Ривьере.

Хермансен только что упаковал последние документы, когда услышал куриное клохтанье, Он был в хорошем настроении. Таких трудов стоило разобрать все бумаги и выйти из всех комиссий, сложить с себя разные полномочия. Он хотел все привести в порядок. Теперь с делами покончено, и он был рад, что сможет жить спокойно.

Когда он вышел на лестницу, курица, махая крыльями, вылетела из куста. Она снесла яйцо. Хермансен взял яйцо в руки, оно было теплое, немножко влажное.

Там, где когда-то была живая изгородь, он встретил Сальвесена, тот, обливаясь потом, тащил кресло на свое новое местожительство.

— Нам везет с погодой, в такую погоду хорошо переезжать, — заметил он мимоходом.

— Погода бесподобная, — сказал Хермансен. — Да, чуть не забыл, Сальвесен. Ванна там немножко течет.

Потом каждый пошел к себе. Было как-то непривычно идти новой дорогой, но, в сущности, все осталось почти по-прежнему. Дома похожи друг на друга, и даже обстановка почти одинаковая.

— Из него мы сделаем яичнииу на завтрак, — сказал Хермансен, с гордостью показывая яйцо. — А что, если и нам завести кур?

— Сейчас изжарю, как только покончу с этим! — у фру Сальвесен руки были заняты кипой его одежды. Она не смогла его обнять, только поцеловала. И очень боялась, что чувство может захватить ее и одежда упадет на пол. Нет, этого не должно случиться, вон идет фру Хермансен через лужайку с корзиной в руках, то же помогает переезду.

Женщины встретились и обменялись вещами.

— Я не успела их заштопать, но они чистые! — сказала фру Хермансен, отдавая корзину с носками.— Кстати, ему нужно давать чистые носки каждый день. У него потеют ноги!

— О да, он такой темпераментный! — растроганно вздохнула фру Сальвесен. — Как варить ему яйца — вкрутую или всмятку?

— Вкрутую!

— Подумать только, что мы будем соседями, — сказал подошедший Сальвесен. Хермансен хотел ответить, но в это время на дороге показалась фру Сэм, она шла вместе с пастором.

— Вот теперь видите, к чему привела эта свадьба! — фру Сэм по-прежнему сердилась на Аяксена зато, что тот согласился на венчание, но ей нельзя было слишком явно показывать свою неприязнь, ведь она была председателем церковного комитета, а ее муж преподавал закон божий, и он и пастор — оба, в сущности, служили в одном департаменте.

Они направлялись на участок, предназначенный для постройки церкви. Банковские служащие получили отпуск все в одно время, и повсюду было множество людей. Многим не хотелось никуда уезжать, предпочитали проводить отпуск дома. Одни уютно расположились на газонах, другие сидели в тени с бутылкой пива и смотрели, как играют дети.

— Какая бессмыслица, они превратили весь поселок в кемпинг, — проворчала фру Сэм. После падения Хермансена ее ответственность повысилась вдвойне. Но она сказала это самой себе, ибо не ожидала более сочувствия от пастора. Он любезно раскланивался направо и налево, приветствуя своих новых прихожан.

Дойдя до конца поселка, они увидели машину Андерсена. Все пассажиры загорели и прекрасно выглядели, но путешествие явно тяжело отразилось на старом «бьюике». Что-то случилось с коробкой скоростей или с карданом, потому что, проезжая по поселку, машина грохотала, словно реактивный самолет. Все кругом приветствовали их, восклицая «добро пожаловать!». А в саду ждала другая делегация. Молчаливая, мрачная группа людей с портфелями под мышкой. Кредиторы, очевидно, услышавшие интервью по радио. Андерсен собрал все счета. Смотреть на их общую сумму просто не стоило.