Несгибаемый - Константин Калбазов

В тот день, когда случилось несчастье, Александра, оказавшись выдворенной за дверь, решила не возвращаться обратно. Ну что там может быть интересного? Вот если работа в мастерской, это дело иное. А участвовать в разбирательстве по поводу обращения очередного жалобщика не хотелось категорически. О взрыве в мастерской девушка вообще узнала только наутро.

И вот тут-то у них с отцом случилась вторая серьезная ссора. Виталий Юрьевич, сильно испугавшись за дочь, в категорической форме потребовал, чтобы она прекратила свое увлечение. Да еще и посадил под домашний арест. В качестве протеста девушка напрочь отказывалась с ним общаться и даже сидеть вместе за обеденным столом…

– Как ни крути, но все указывает на то, что взорвался именно двигатель. Или ты скажешь, что и полиция участвует в заговоре? – вздернув бровь, спросил Игнатьев.

– Нет. Этого я не скажу. Папочка, прости меня, а?

– «Папочка», – передразнил он ее. – А как же тюремщик?

– Я была не права. Но и ты тоже.

– Что – я?

– Я понимаю, ты испугался за меня. Но ведь не под замок же.

– А куда? У тебя же не одна крайность, так другая.

– Может, в университет?

– Куда-а? – опешил Виталий Юрьевич.

– На механический факультет. Ну сам посуди, раз уж я получаюсь твоей наследницей, должна же я разбираться в вопросе.

– Во-первых, мои активы – это не только завод. Если ты помнишь, то по Волге и Каме у меня еще и пароходы с баржами ходят.

– Помню, конечно. Но благодаря войне твои основные активы как раз в заводе.

– А ничего, что я управляюсь с ним, сам не имея инженерного образования?

– Папулечка.

– Александра. Это неприлично, в конце концов. Ты девица. Вот где ты видела девиц, обучающихся в университете? Да еще и на механическом факультете.

– Папочка, ну пожа-алуйста!

– Тебе вообще нужно о замужестве думать.

– Неужели ты считаешь, что при моем приданом я останусь в девах? – мило улыбнулась Александра.

– Не считаю, – вынужден был признать Игнатьев.

– Правильно. А пока суд да дело, я стану постарше и порассудительнее, и меня не окрутит какое-нибудь ничтожество.

– Гхм. Никаких механических мастерских? – наконец начав сдаваться, поинтересовался Виталий Юрьевич.

– Если только у тебя на заводе.

– Никаких инженеров-изобретателей?

– Только если с твоим главным инженером.

– А папиросы?

– Все. Уже не курю. – Девушка решительно тряхнула своими каштановыми кудрями.

– Слово?

– Слово. Но только в этом, – тут же поспешила поправиться она, однако, встретив строгий взгляд отца, уточнила: – Ну разве что с твоего позволения и одобрения.

– Ладно. Но это еще не все. Вступительные экзамены сдавать ты будешь сама, учиться тоже. Я палец о палец не ударю.

– Согласна. Спасибо тебе, папулечка.

– Господи, другие радуются изумрудным ожерельям, а моя дочка…

– Ты на завод? – перебила она его.

– На завод, куда же еще-то.

– Я с тобой. Вы же сегодня новую машину испытывать будете.

– Так ведь не завтракала.

– А я быстренько.

– Не спеши. Соберись как полагается. Я пришлю шофера обратно. И без тебя испытания не начнем, – поймав на себе осуждающий взгляд дочери, пояснил он.

– Папуля, а можно мне будет прокатиться на новом образце? – промурлыкала Александра милым котенком.

– О том и толкую. Соберись и переоденься.

– Папочка, ты самый лучший! – тут же бросилась девушка на шею зардевшемуся от удовольствия отцу.

Глава 4

На всякого хитреца…

– Вот так держи. Ага, так. Я сейчас.

Петр вооружился молотком и, приставив к скважине гвоздь, вогнал его наполовину в бревенчатую стену, чтобы и не намертво, и держалось. Потом второй. Корпус распределительного щитка повис на стене, и потребность в помощнике отпала.

– Порядок, Митя. Дальше я и сам управлюсь. А ты давай пробивай изоляторы. Только строго по линейке, чтобы не как бык поссал.

– Ну что вы, дядь Петр, теперь мне каждый раз тот случай поминать будете? – шмыгнув носом, с обидой произнес парнишка лет пятнадцати.

– Еще как буду. И запомни: халтурить – это последнее дело.

– А мы сейчас что делаем? – хохотнув, возразил паренек.

– Ну знаешь, русский язык – он ведь велик и могуч. Вот возьми слово «коса»: есть девичья коса, есть песчаная, а есть для косьбы, – заканчивая крепить распределительный щиток, начал пояснять Петр. – Мы сейчас халтурим, это в смысле подрабатываем, помимо основной работы. А я тебе халтуру в работе поминаю, это когда дело свое плохо делаешь. Уяснил?

– Уяснил, – приколачивая первый изолятор строго по линии натянутого шпагата, произнес парень. – Ученый вы, дядь Петр. Только непонятно, откуда столько знаете. Сказывали же, что на улице выросли. А сами и грамоту разумеете, и арифметику, и с механикой у вас эвон как легко все выходит. Только летом устроились в мастерскую, а уже мастер.

– Вот это ты верно заметил. Если мне что нравится, то я враз это воспринимаю, – принимаясь набивать изоляторы в другом направлении от щитка, подтвердил Петр. – А что до знаний, так люди разные мне встречались. Господа-то, они не всегда заносчивые. Есть и такие, что всегда готовы помочь, и даже получают от этого удовольствие. Кто-то себя потешить хочет, кто-то считает эту помощь своим христианским долгом. А вообще, Митя, счастливый случай подворачивается всем без исключения. И не раз, не два, а пока живешь, тебе Господь подбрасывает возможности что-то изменить, чего-то достичь. И только от тебя зависит, увидишь ты это или нет.

– Это как это?

– Ну вот послушай притчу. Жил-был один мужик. В Бога веровал так, что спасу нет, все только и делал, что молился да поклоны ему бил. А тут вдруг половодье. К нему среди ночи соседи прибежали, мол, бежим, вода подступает. А он им, дескать, идите спасайтесь, а мне ничего не будет, я в Бога верую так сильно, что он не даст мне пропасть. Вода уж к крыльцу дома подступила, и ко двору подплывают на лодке, мол, садись, спасайся. А он им: «Ищите иных, кого спасать, а меня Господь сбережет». Сидит уже на крыше, река вокруг бурлит. И тут сверху падает веревочная лестница, а из гондолы воздушного шара зовут его, спасти хотят. А он им отвечает, что бояться ему нечего, Господь не попустит.

– И что дальше? – прекратив приколачивать изоляторы, живо поинтересовался паренек.

– А ничего. Потонул мужик. Ну, за праведность его определили в рай. А его-то любопытство гложет. Вот он и спрашивает у Бога, мол, он не ропщет, так предначертано, так тому и быть, но почто он не спас его и позволил утонуть? А Бог удивляется. Как же не помог? Соседей к нему послал, лодку направил, воздушный шар пригнал. Что еще нужно было сделать?