Руины тигра – обитель феникса - Ами Д. Плат
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет! – крикнул я в пустоту, ускоряя шаг.
Пока всё живо в памяти, я должен отомстить.
Отец не спал и глянул на меня с удивлением, когда я ворвался в его шатёр. Я не дал ему и рта открыть: выхватил меч и бросился на него. Очаг отбрасывал на стены чудовищные отсветы.
Отец быстрым движением ушёл от удара и вскочил.
– Ты подлый бессердечный негодяй! – завопил я. – Умри!
– Что на тебя нашло? Это помешательство? Остановись!
– Я знаю, что ты сделал с мамой! – Меч снова свистнул в руке, но рассёк лишь воздух.
– Остановись, малец, не хочу тебе навредить!
– Не смей говорить со мной! Тебе не жить! – разъярился я. Наверное, верил, что праведный гнев способен сокрушить даже небожителя.
– А ты растерял сыновнюю почтительность, щенок! Пора тебя проучить!
Одним прыжком отец оказался рядом со мной и наотмашь хлестнул по лицу ладонью. Щека запылала, но я упрямо замахнулся, и он снова гибко увернулся от разящего лезвия.
– Я никогда тебя не прощу!
– Ты знаешь, что тигр, прожив сто лет, может стать человеком, а прожив тысячу лет, вознестись на небо? – Голос отца ничуть не сбился, хотя он продолжал уходить от моих ударов. – Я много повидал за этот срок, но не встречал женщины прекраснее Вэнлин! Я любил твою мать! Не знаю, что тебе рассказали…
– Не ври мне! Я видел всё своими глазами, видел её память!
Глаза его удивлённо округлились, но продолжил он так же бесстрастно:
– Тогда ты знаешь, что обязан мне жизнью. И что подлая дрянь нас разлучила!
– Не смей так говорить о маме!
Я орудовал мечом всё быстрее. Клинок царапнул плечо отца, и тот взбесился. Он оттолкнул меня двумя руками, я рухнул на спину, ударился головой и упустил рукоять из ослабевших пальцев.
Отец навис сверху, как и тогда, в лесу.
– Неблагодарный гадёныш! Я тебя проучу!
Носок кожаного сапога врезался мне под рёбра, и я скрючился от боли. Потом в лицо. Отец наносил один удар за другим, и скоро я потерял им счёт, а затем – и сознание. Когда боль ушла, где-то рядом раздались тревожные голоса, но мне было уже всё равно.
Много недель я провёл в бреду, а когда очнулся в доме отца, ничего не помнил. На все расспросы слуги лишь опускали глаза.
Только с приходом зимы, когда появились силы выходить в сад, память начала возвращаться. Первые хлопья снега напомнили о цветках туберозы и Цзяорен. Мох в кадках под деревьями бонсай – о ночи из далёкого прошлого. Оранжевые плоды хурмы на голых ветвях – о любимом мамином саде, который мы вместе лелеяли. Чёрные птицы клевали переспелые плоды, но я не испытывал никаких эмоций. Ворон не пытались прогнать.
Цзяорен ошиблась: память вернулась ко мне. Но не чувства. Картины прошлого не вызывали больше отклика в моём сердце, словно написанная в древнем свитке чужая история.
С отцом мы почти не виделись: он занимался делами и ждал приезда брата. О ссоре никто не упоминал. В моей груди будто зияла дыра, но я больше не беспокоился о том, чтоб её заделать.
Ван Ан прискакал безлунной ночью на взмыленном коне. Сказал лишь, что рад меня видеть и что скоро уедет снова. Армия продвигалась на запад, захватывая всё новые территории, но аппетиты императора росли. Он не желал остановиться и укрепить границы, он желал идти дальше.
Мы с Ван Аном играли в вэйци, наслаждались жареным мясом и много говорили. Он исхудал на службе и радовался даже белому рису, а я осознавал, что больше ничего не чувствую к брату. Прежней теплоты не осталось между нами.
– Что-то произошло? – спросил он однажды.
– Да нет, гэгэ. – Я неопределённо пожал плечами.
– Ты почти не проводишь время с отцом, а раньше хвостиком за ним бегал.
– Ты знал, что он сделал с моей матерью?
– Нет, – просто ответил он. Меня не тянуло дальше расспрашивать, но брат продолжил тему: – Ты этим расстроен?
– Уже нет, – глухо отозвался я.
– Пойдём, я заварю чай в нашем домике.
– Не надо, там слишком холодно, – откликнулся я с грустью, а про себя отметил: хорошо, что хоть что-то ещё чувствую.
Однажды ночью я услышал треск и чудовищные крики, выбежал наружу: весь двор наводнило чёрным дымом. Я закашлялся, глаза жгло, будто кто-то проткнул их и вращал кочергой. Тоска в душе мигом забылась – сердце заклокотало куда острее. Малорослые, кривенькие бонсаи – не в пример могучему плодовому саду матери – казалось, вот-вот рассыплются пеплом. Часто заморгав, я сделал только хуже: почувствовал, что по щекам потекли слёзы, но глаза остались совсем сухие, и это не принесло облегчения.
Пламя клокотало пурпуром, лисьими хвостами взвивалось к небу, а в глубине раскалилось добела. Имбирные ленты огня охватили северный дом.
– Отец! – Я бросился в огонь не разбирая дороги.
Прямо передо мной рухнула балка, и я отшатнулся, едва не потеряв равновесие. Стропила ещё держали крышу, но сквозь рокот пламени был слышен угрожающий скрип. Дерево трещало и стонало. Меня опалило жаром, вкус дыма горчил на языке, но страха не было. Я знал, что должен спасти отца и брата.
Теперь только алая занавесь отделяла меня от них. Макнув широкий рукав в снег, я обтёр лицо и закрыл нос. Влага тут же испарилась, неприятно стянув кожу.
Завеса расступилась и выплюнула на меня человека. Одежда тлела, он хрипел и ругался, рычал как зверь – я тут же узнал брата. Я поднялся и приблизился, схватил его за предплечья, встряхнул. Тепло чужого тела обожгло. Ошалелые глаза меня будто не узнавали.
– Ан! Живой… – выдохнул я. – А отец?
Брат мотнул головой в сторону дома.
Не смея задумываться, отбросив обиды и чувства, я снова зажал нос и кинулся вперёд. Мне нужно было знать, что там. Почти сразу я увидел рыжее ханьфу отца, лепестками календулы разлетевшееся в разные стороны. Он лежал на полу, а в животе вспучился кровавый цветок. Изо рта по серой саже стекала чёрная струйка.
Кто-то всё-таки смог его достать. Я ухмыльнулся, споткнулся и с трудом вывалился наружу. Брата уже не было видно, слуги выбирались через южную дверь, никто даже не пытался унять пожар.
Я стоял в саду, а совсем рядом клокотало пламя.
Брат ни в чём не виноват, потому и спасся, отец же получил по заслугам. Я не чувствовал ничего, просто стоял и смотрел, как огонь пожирает наш дом.
Кто-то схватил меня за плечо и поволок к воротам. Неужто брат вернулся за мной? Но это оказался Чжан Айпин. Суровое лицо было закрыто мокрой повязкой.
– Наставник! – выдохнул я. – Как вы здесь очутились?!
Он промолчал.
Мы выбрались за ограду, где уже собралась толпа зевак. Пожар в замке одного из богатейших людей страны – чем не потеха народу? Я хрипло расхохотался, поняв, что наставник вернулся не для того, чтобы меня спасти. Это он устроил пожар. Верно, со стороны казалось, что мой кашель от дыма. Я схватил учителя за плечи:
– Что ты натворил?!
Он стиснул меня в кольце поддерживающих, успокаивающих объятий.
– Убил его и сжёг тело, чтобы уж наверняка… – Мой голос сорвался.
– Тише, тише. Так было нужно. Ты не знаешь всей правды…
Я давно понял, что наставник узнал о делах отца: торговля людьми, опиум, который сводит с ума. А может, отец разрушил жизнь кому-то из его близких,
