Андрогин - Владимир Ешкилев

«А самое гнилое попадалово в том, что не с кем посоветоваться, – признался себе будущий карпатский эсквайр, докуривая вторую трубку. – Положиться, в случае чего, тоже не на кого. Женины родственнички из Микулычина пьющие и ненадежные. А еще и жадные. До желтого блеска в глазах. Им большие деньги и показывать-то нельзя: украдут, да и убить могут. А сама Мария за все годы совместного бизнеса так и не научилась держать язык за зубами. Не дай бог, разболтает о сокровище по всему Яремче. Павлуша, если его не контролировать, наделает глупостей. Это как пить дать. Лузер хренов, за столько лет даже диссертации не осилил».

«Все нужно делать самому», – решил старший Вигилярный и решительно направился в верхнюю комнату. Из спальни показалась взъерошенная супруга, но, глянув на лицо мужа, закрыла дверь.

«Вот это ты правильно сделала, – мысленно одобрил ее Александр Петрович. – Теперь, Машенька, не до тебя. Уж извини».

– Григорий, попробуйте вон тех жареных перепелок, – посоветовала Сковороде Клементина. – Новый повар Констанцы очень искусен в приготовлении дичи. Он родом с Ассизы и перед прожаркой томит дичь в кислом соусе с сиенским базиликом и кардамоном, а потом, перед подачей на стол, поливает ее горячим сиропом, сваренным из цедры померанцев. Так вкусно! У вас на севере растут померанцевые деревья?

– Манти, померанцевые деревья на севере не выживают, – опередила гостя Констанца. – Там долгие ледяные зимы, а померанцы боятся холодов.

– Вы правы, – подтвердил Григорий, наблюдая за тем, как лакей выкладывает на его тарелку подрумяненное мясо перепелок. – Зимы у нас бывают долгими. Начинаются они за Михайловым днем и длятся в иные годы до Благовещенья. Даже такая знатная река, как Борисфен, покрывается льдом, бывает, от берега до берега. И лед крепкий, панцирный, здоровенные возы и коней выдерживает. В турецкую кампанию литые пушки по нему возили, сам видел. А со степей зимой дуют ветра восточные, да такие сильные, что способны крепкого мужа сбить с ног и покатить по полю. И такую презнатную метель те ветра поднимают, что за два шага человека не видать. Случалось, что отцовский дом за одну ночь снегом забрасывало. Сугроб дыбился до самой крыши. Мы дверей отворить не могли. Разбирали крышу, делали дыру и сквозь нее, как из ковчега звери Ноевы, на свет Божий выбирались.

– Какой ужас! – искренне поразилась Клементина. – Станца, милая, ты слышишь?

– Вы мужественные люди, гиперборейцы, если способны выдерживать такие зимы, – заметила масонка. Она подняла бокал:

– И Плиний Старший, и Гораций завещали нам, что истина сокрыта в вине. Пусть это, посвященное Венере, вино поведет нас темными путями опьянения. Поведет к познанию гармонических и регулярных истин, действительных как для теплой Италии, где мужчины стали галантными, изменчивыми и слабыми, так и для страны казаков, где и в наше время живут люди сильные и цельные, похожие на древних римлян, моих славных предков. In vino veritas!

Они выпили. Григорий в который раз подивился крепости и густоте выдержанного тосканского вина. Голова отставного певчего кружилась, присутствие красивых молодых женщин вдохновляло его резвое воображение искусительными картинами и греховными фантазиями.

– Подобного сему вина я в жизни своей не пил, – искренне признал он. – Изрядный напиток.

– На мой вкус, старое кипрское слаще тосканского и со временем обретает благородные оттенки, но мой муж – увы! – скуп, и с Рождества мы еще не пополняли запасы кипрского, – сообщила Констанца. – А каковы женщины и девы в стране казаков? Встречаются ли в нынешних степях воинственные и беспощадные Геродотовы амазонки?

– Об амазонках не слышал, а женщины у нас белокожие, чернявые и стройные. Они не воинственные и вовсе не беспощадные. Добрые христианки.

– Они стройнее итальянок? – улыбнулась Констанца.

– Я видел не так уж много итальянских красавиц, чтобы дерзал сравнивать. Если они все подобны вам, Констанца, и вашей сестре…

– Не все, – фыркнула Клементина.

– Манти права, – улыбнулась жена банкира. – Иногда встречаются такие чудища!

– Как, к примеру, толстозадая дочь графа Рески.

– Манти, не будь жестокой к несчастной Матильде.

– Я не жестокая, я искренняя. У Тильды гадкие рыжие волосы, похожие на парик Простака Мака[72].

– Вам, Григорий, еще предстоит познакомиться с итальянками поближе, – улыбнулась Констанца. – Наши женщины нежные, мечтательные и страстные, они любят силу и решительность, уважают щедрость и куртуазный подход. Они влюбляются в разбойников и гордятся кровью, пролитой во имя любви. И еще – они никогда не прощают предательства. Опаснейшее из существ, рожденных под солнцем, – итальянка, которую предали. Она яростнее льва и мантикоры, коварнее иезуита и злопамятней калабрийского арендатора. Вы не найдете ни одной итальянки, которая не держала бы в секретном ящичке флаконов со смертельными ядами. Мужчины-предатели долго у нас не живут.

– Я смиренный школяр и причетник, Констанца, далекий от плотских игрищ мира сего.

– О, я знала нескольких смиренных школяров из местных. Из очень уважаемых и набожных семейств, – масонка улыбалась, но в ее глазах не было смеха. – Потом они оказались страстными любовниками и погубили немало красавиц. Тоже смиренных и набожных. Тоже из лучших фамилий Триеста. Эти истории заканчивались печально. Убийствами, самоубийствами, пожизненными заточениями знатных грешниц в суровые монастыри. Плоть – страшный деспот и жестокий палач. Вы, Григорий, когда-нибудь задумывались над этим?

– Да, задумывался, – нахмурился Сковорода. – Последнее время я много размышлял над одной из глубочайших и запретнейших тайн плоти.

– О, кажется, это уже нечто, находящееся за пределами смирения, – прищурилась Констанца. – И что же это за тайна?

– Тайна предивного Андрогина.

– Андрогина? Двуполого существа?

– Двуполое существо именуется гермафродитом, – напомнила Клементина. – В честь дитя Афродиты и Гермеса, то есть Венеры и Меркурия.

– Андрогин – это не гермафродит, – заметил Григорий. – Это особое творение Бога, гармонически объединяющее два исконных начала – мужское и женское. Как на телесном, так и на духовном уровнях. Это творение обладает истинным равновесием сущего, его природный магнетизм сопричастен не внешнему миру, а его собственному самобытному естеству. Из всех творений Бога только Андрогин пребывает в нерушимом естественном спокойствии, в состоянии Священной Исихии[73]. В таком безграничном совершенном спокойствии, которым преодолевается животное ограничение, изначально наложенное на все существа. Я знаю, что существуют древние египетские эмблемы, на коих начертаны правдивые знаки Андрогина, и что ними объяснен тайный смысл его пронзительного назначения.

– Цельбе говорил мне, что вы просили для изучения эмблематические книги, – вспомнила Констанца. – Так вы хотите отыскать там изображение Андрогина?

– Да.

– Я помогу вам, – пообещала масонка. – Но путь к Андрогину может проходить не только через книги.

– Я думал над этим.

– И что ж надумали?

– Возможно, вам известно, что я добирался сюда со странствующим цирком. Мы ехали несколько недель. Среди цирковых лицедеев были брат и сестра – Амадео и Амалия. Юные создания, почти дети, но уже опытные в делах плотской похоти.

– Актерских детей очень рано развращают, – вмешалась Клементина. – Сами их родители…

– Подожди, Манти, дай Григорию договорить, – шикнула на нее старшая сестра. Вино уже сделало свое дело – ее щеки порозовели, губы налились чувственной и властной силой. Венера сошла со своего олимпийского трона, горячее дыхание богини коснулось естества Констанцы, пламенеющих в нем горнил Эрота. Венерическая мощь восставала, текла и разливалась по всему ее телу, и она ничуть не противилась этой внутренней революции.

Клементина мгновенно ощутила, как магнетизм Венеры овладевает лабиринтами плоти сестры. Дочери Гино Анатолли с детских лет пребывали в тесном эмоциональном контакте. Клементина бросила на Констанцу короткий радостный взгляд и тут же почувствовала, как уже в основании ее собственного живота обретает жизнь нечто, похожее на очень горячий и очень подвижный шарик. На мгновение она замерла в счастливом предчувствии.

«Приветствую тебя, о Сладостная! Приветствую зарождение соков твоих, о великая богиня пределов и проникновений!» – мысленно возликовала младшая сестра. Она чуть развела ноги, открывая телу возможности для напряжений и увлажнений. Скрытые занавесом музыканты словно уловили настроение сестер. Скрипки заиграли анданте.

– Эти подростки поразительно похожи друг на друга, – не замечая происходящего, продолжал Григорий. – Иногда во время представлений их намеренно переодевали, и нельзя было определить, кто из них мальчик, а кто девочка. А еще, как бы в подтверждение своей двойственной сути, они занимались делами Амура и с женщинами и с мужчинами.