Русский диверсант абвера. Суперагент Скорцени против СМЕРШа - Николай Куликов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Спасибо, господин доктор! — Кальтенбруннер посмотрел на свои наручные часы и покачал головой. — Непостижимо быстро летит время! Думаю, небольшой перерыв нам не повредит!
Затем он поднялся с кресла, вслед за ним встали все остальные.
— Господа! Перерыв двадцать минут! — обергруппенфюрер нажал кнопку электрического звонка на письменном столе, и в дверях кабинета почти сразу возникла фигура дежурного офицера. — Шульц, распорядитесь насчет кофе и бутербродов для наших гостей!
…Участники совещания возобновили свою работу с немецкой пунктуальностью — в этом им благоприятствовала погода. С раннего утра небо над Берлином затянули низкие и тяжелые грозовые тучи: по этой причине до полудня не было налетов вражеской авиации, и собравшиеся у Кальтенбруннера специалисты без помех обсудили все запланированные вопросы, Скорцени продолжил доклад и пояснил, что бомбардировщик «Хенкель-111» после сброса у цели самолета-снаряда должен вернуться на тот же аэродром «подскока». При условии быстрого и бесшумного захвата этого аэродрома, во время которого охрана не успеет подать сигнал тревоги, вполне возможно принять самолет-носитель второй раз за ночь и снова дозаправить. Далее на борт «Хенкеля» должны подняться десантники-диверсанты для возвращения на базу, в Восточную Пруссию.
Вальтер Дорнбергер, специалист-ракетчик, очень доходчиво сделал обзорное сообщение по техническим вопросам предстоящей акции. В частности, по проблеме особо точного наведения на цель управляемой «ФАУ» по радиолучу от так называемого «маячка», а также использования пилотом новейшей разработки — прибора ночного видения. Штандартенфюрер Шмидт в этой связи поинтересовался: почему нельзя направить на цель не отдельную ракету, а целиком весь самолет? В ответ майор люфтваффе, сидящий рядом с полковником Дитцем, подробно доложил о глубоко эшелонированной системе ПВО русских на подступах к Москве и особенно вокруг режимных объектов: преодолеть ее возможно только при помощи скоростной, низколетящей и малой по размерам ракеты. При том, что вес взрывчатого вещества «ФАУ-1» достигает почти восьмисот килограммов, что гарантирует взрыв огромной разрушительной силы!
Совещание продолжалось в общей сложности около пяти часов и охватило весь спектр вопросов предстоящей операции — от организационных до сугубо технических. К этому и стремился Кальтенбруннер, который выступил с заключительным словом:
— Господа, я удовлетворен! Понимаю, что среди собравшихся есть весьма узкие специалисты: медики, инженеры-ракетчики, представители ВВС и других служб. Я не случайно посчитал полезным собрать всех вместе — это поможет лучшей координации при проведении операции. Все подразделения должны работать слаженно, как часовой механизм! Шелленберг, вам есть что добавить?
— Так точно! Начальникам подразделений и служб, начиная с завтрашнего утра, докладывать мне лично обо всех мероприятиях по данной теме дважды в день — утром и вечером. При возникновении нештатных ситуаций — в любое время суток! Операция «Прыжок тигра» вступает в финальную стадию предположительно через семь дней, исходя из этого объявляется недельная готовность для всех ее участников! — Шелленберг повернулся к начальнику РСХА. — У меня все, господин генерал!
— Вот и отлично! На этом наше совещание объявляю закрытым! — Кальтенбруннер встал и энергично выбросил руку в нацистском приветствии. — Хайль Гитлер!
— Хайль Гитлер! — дружно отсалютовали все находившиеся в кабинете, вытянувшись по стойке «смирно».
Затем офицеры направились к выходу, но двоих обергруппенфюрер попросил задержаться…
«Святая святых» любой разведслужбы — ее агентура. Один удачно внедренный в неприятельский лагерь агент иногда может стоить целой армии: история знает немало подобных примеров. Неудивительно, что агентурные дела настолько засекречены, что обсуждаются в очень узком кругу — особо ценный агент может быть известен лишь двум-трем высшим руководителям разведки. Именно для обсуждения вопросов, связанных с агентом по кличке Константин, Кальтенбруннер просил задержаться начальника 6-го управления и руководителя диверсионного отдела. Шелленберг и Скорцени догадывались: шеф РСХА наверняка захочет услышать от них самую последнюю информацию из Москвы, от капитана Федотова.
Офицер Красной Армии Игорь Федотов, он же Константин, был внедрен абвером в тыл к русским еще в начале войны. В настоящее время в чине капитана он служил в батальоне связи в пригороде Москвы. Это был так называемый «резервный агент», который давал о себе знать и, соответственно, использовался в очень редких, исключительных случаях. Сейчас Кальтенбруннер отдал приказ о его «расконсервации», то есть активном использовании в операции по ликвидации Сталина. По роду своей службы капитан Федотов занимался техническими вопросами по обеспечению правительственной связи. Конечно, в какие-то особой важности советские государственные и военные секреты он посвящен не был, являясь всего лишь техническим специалистом среднего звена. Но поскольку в настоящее время он обеспечивал линии спецсвязи, в том числе с Верховным главнокомандующим, то по косвенным признакам знал о местонахождении Сталина. Кроме того, Федотов для экстренных передач в немецкий разведцентр имел возможность использовать штатную батальонную радиостанцию. И, наконец, он мог установить в районе спецдачи, где будет находиться в ночное время Сталин, портативное, но достаточно мощное передающее устройство — «радиомаячок». Как раз этот вопрос интересовал обергруппенфюрера в первую очередь:
— Что у нас по радиопередающей аппаратуре для агента в Москве? Она ему доставлена?
— Так точно, господин генерал! — на этот вопрос отвечал Шелленберг. — Специальный курьер доставил «радиомаяк» три недели назад — подтверждение от Константина нами получено. Закладку в грунт он произведет уже в ближайшие дни.
— Ясно. Вам, Скорцени, все внимание сосредоточить на подготовительных мероприятиях в тылу русских: захвату аэродрома «подскока» и установке «маяка». Я просматривал досье Федотова и убедился в патологической жадности данного субъекта — сыграйте на этом! Я разрешаю повысить обещанное ему вознаграждение до сорока тысяч английских фунтов — как он просит. Тем более наша спецлаборатория способна изготовить неограниченное количество этой валюты!
Последнюю фразу Кальтенбруннера присутствующие встретили сдержанным смехом: они были осведомлены о сверхсекретной операции «Бернхард», которая проходила под эгидой РСХА. Цель ее состояла в налаживании массового производства на территории Германии фальшивых фунтов стерлингов, а в перспективе и долларов США…
Наконец все основные моменты, связанные с капитаном Федотовым, были решены, и Кальтенбруннер поднялся с кресла, давая понять, что разговор окончен. Следом встали Шелленберг и Скорцени: пожав протянутую обергруппенфюрером руку, они отдали у дверей нацистское приветствие и покинули «высокий» кабинет. Шелленберг, мельком глянув на наручные часы, предложил своему подчиненному вместе отобедать, Скорцени с удовольствием это предложение принял — тем более время приближалось к двум. На автомобиле Шелленберга они проехали в расположенный неподалеку берлинский район Грюневальд, где на Беркаерштрассе, 32, располагалось здание 6-го управления.
В своем кабинете хозяин предложил гостю рюмочку великолепного французского коньяка, пока в соседней комнате для отдыха — небольшой, но уютной, — им сервировали стол. Обедали вдвоем, а обслуживал их пожилой молчаливый официант с безукоризненными манерами, одетый в белоснежную куртку и при «бабочке», раньше Скорцени никогда его здесь не встречал. Мимоходом он поинтересовался у Шелленберга — где его прежний официант и слуга Ганс, прослуживший здесь не один год.
— Представьте, Отто, недавно погиб при бомбежке, — сообщил Шелленберг. — Старика вместе с женой нашли мертвыми под обломками их собственного дома.
По иронии судьбы, не успел бригадефюрер произнести последнюю фразу, как за окном противно завыла сирена воздушной тревоги — почти одновременно со звонками оповещения внутри здания. Как раз в этот момент на десерт был подан настоящий бразильский кофе — Шелленберг любил комфорт и, главное, умел его создать даже в условиях почти осажденного Берлина. Не сговариваясь, офицеры не стали портить себе трапезу и спускаться в подвал, в убежище.
— Чему быть, того не миновать, — пошутил Шелленберг, — от судьбы не уйдешь: лучше умереть с рюмкой коньяка в руках, чем быть заживо погребенным в темном подвале!
— За успех нашей операции! — добавил Скорцени.
Они выпили по рюмке того же, что и до обеда, прекрасного французского коньяка. Потом «для полного удовольствия» — как выразился бригадефюрер, выкурили по сигарете «Кэмэл». Обед удался на славу, несмотря на объявленную воздушную тревогу — впрочем, самолеты «союзников» прошли где-то в стороне, откуда доносились отдаленные звуки разрывов мощных авиабомб. Скорцени наслаждался этой уютной обстановкой: походная военная жизнь, полная риска и смертельной опасности, научила его ценить даже короткие мгновения комфорта и покоя. В продолжение обеда и после него разговор шел главным образом вокруг операции «Прыжок тигра» — в конце концов, именно Шелленберг и Скорцени являлись ее главными непосредственными руководителями. Штурмбаннфюрер высказал сомнения, которые начали одолевать его в последнее время: