Русский диверсант абвера. Суперагент Скорцени против СМЕРШа - Николай Куликов

— Приехали! Загнали на запасной путь, но до вокзала тут рукой подать! — пояснил капитан, который уже успел одеться и сидел у стола. — Давай, ребятки, шевелись! — приказал он лейтенантам Игорю и Саше, которые как раз натягивали сапоги. — Через час мы должны быть в части — там и позавтракаем!

Опохмеляться я не стал, оба лейтенанта тоже отказались, а капитан выпил сто грамм на пару с военфельдшером. Потом мои новые знакомые надели шинели, попрощались со мной и старшиной за руку и быстро удалились: они явно спешили. В вагоне остались я и Наливайко, но мне тоже надо было двигать дальше — теперь не по глухому лесному массиву, а по городу Смоленску (что было намного опаснее). Только сначала следовало слегка привести себя в порядок и проделать без свидетелей одну нехитрую операцию.

— Старшина, я тут наведу небольшой марафет: побреюсь и все такое… Ты не против?

— Да ты чего, Николай, какой базар! Действуй, сейчас и чайку поставим!

Я проделал утренний туалет, а когда Наливайко отлучился куда-то по своим делам минут на пятнадцать, быстро закрыл дверь вагона специальным ключом. Затем я снял с левой ноги сапог и изнутри, из-под кожи, подшитой к яловому голенищу, достал заложенные туда запасные бланки, которыми меня снабдили в абвере. В связи с изменившейся обстановкой и всем течением операции надлежало поменять «легенду»: «превратиться» в офицера-отпускника, направляющегося домой после контузии и излечения в госпитале. Из сапога я извлек два нужных мне бланка — полностью заполненных, со всеми печатями и штампами воинской части: справку из госпиталя и отпускной билет. Все, теперь можно было покидать этот гостеприимный санитарный вагон и пробираться на явочную квартиру на окраине Смоленска.

Со старшиной Наливайко, который вскоре возвратился, мы попили жидкий чаек и перекусили чем бог послал — потом распрощались. Мне не доводилось бывать в Смоленске, тем не менее я неплохо представлял план города и примерное расположение той улицы, куда сейчас направлялся. Готовясь к заброске во главе абвергруппы в районе Смоленска, я просмотрел имеющиеся у немцев материалы: планы, карты, схемы-путеводители по области и городу. К тому же подробно побеседовал с одним из курсантов разведшколы, который до войны жил в Смоленске и прекрасно знал как город с окрестностями, так и область. Мне даже удалось переговорить с одним из агентов, побывавшим здесь месяц назад, — так что я шел по нужному маршруту достаточно уверенно: быстро пересек запасные железнодорожные пути, куда загнали наш санитарный вагон, и оставил чуть в стороне центральный городской вокзал, Смоленск-1.

Первым делом я направлялся в военную комендатуру — как положено, встать на воинский учет и получить необходимые отметки в документах. Стояло хмурое осеннее утро, моросил мелкий противный дождь, и я накинул поверх шинели плащ-палатку, набросив на фуражку капюшон. Уже рассвело, но народу мне встречалось немного, и в большинстве это были военнослужащие — видимо, сказывалась близость железнодорожного вокзала. Война не пощадила Смоленск: город был сильно разрушен бомбежками, артобстрелами и немецкими подрывниками при их отступлении год назад. Я «проголосовал» и остановил попутную машину, грузовой «Студебеккер», на котором минут через тридцать добрался в другой район города. Здесь, в районной комендатуре, пожилой помощник военного коменданта в звании майора сначала придирчиво проверил мои документы, потом внимательно посмотрел на меня. Сняв намокшую плащ-палатку, я предстал перед ним во «всей красе»: ремень с портупеей поверх шинели затянут строго по уставу, фуражка «сидит» ровно, сапоги чисты, даже подворотничок подшил свежий — в вагоне у Наливайко. К тому же был застегнут на все пуговицы и гладко выбрит — аккуратисты-строевики из комендатур таких любят, я это знал и старался соответствовать. Майор остался доволен как моим внешним видом, так и документами, только спросил:

— Надолго к нам?

— Никак нет, товарищ майор! Следую в отпуск к матери, в Подмосковье — согласно проездным документам. Сюда заскочил по пути, по просьбе друга-фронтовика: просил разыскать его семью, она у него здесь в оккупации оставалась, и с тех пор, с самого освобождения, ни одного ответа на все его письма. Думаю, задержусь на три-четыре дня, не больше.

— Ну, добро, старлей, и — счастливого тебе пути!

С этими словами майор проставил необходимые отметки военной комендатуры в моих бумагах, после чего я благополучно отбыл дальше. Нужная мне улица, судя по плану города, располагалась неподалеку, через сорок минут быстрой ходьбы я действительно оказался на месте. План меня не обманул: я вышел точно на Деповскую улицу, вернее, улочку, ибо была она маленькая и неказистая. Один раз меня остановил для проверки документов военный патруль, но отметка местной комендатуры (как я и рассчитывал) оказала свое магическое действие — без лишних расспросов меня отпустили. Деповская — неасфальтированная, деревенская с виду улица состояла из деревянных домишек частного сектора и выглядела совсем не по-городскому, зато располагалась на высоком месте — вид отсюда открывался изумительный. Далеко внизу виднелась голубая лента Днепра, а на другом его берегу взору открывался архитектурный ансамбль Соборной горы — Успенский собор и его знаменитая колокольня. Было безлюдно, и я, сняв фуражку, незаметно перекрестился на собор: «Господи, благослови!» Конечно, я не мог себе позволить даже маленький крестик на шее — ведь по документам я коммунист! Но помолиться про себя никто не мог мне запретить, что я и сделал, прочитав одними губами «Отче наш…».

Неспешно проходя вдоль Деповской, я еще издали приметил нужный мне деревянный домишко, похожий как две капли на своих «соседей»: на двери висел навесной замок — значит, хозяина дома не было. Именно хозяина, потому что я знал, кто здесь проживает, — это была та самая явочная квартира, о которой мне сообщил штурмбаннфюрер СС Скорцени. Не останавливаясь против нужного мне дома, даже не замедляя шаг, я проследовал дальше — фиксируя мельчайшие детали окружающей обстановки. Пока ничего подозрительного я не заметил, но из опыта знал: почти половина из пойманных в русском тылу агентов абвера «горела» именно на таких явках, раскрытых и взятых под наблюдение «Смершем». Поэтому торопиться здесь было нельзя, да и хозяина все равно не было дома. «А кстати, где он? На работе? Или „в гостях“ у чекистов-смершевцев?» — мелькнула в голове тревожная мысль. На другой стороне улочки, чуть наискосок от интересующего меня дома под номером «восемь», я заметил стоящую у калитки молодую женщину лет тридцати. Видимо, она возвращалась домой — но, увидев меня, остановилась и с интересом смотрела: куда это я направляюсь? Конечно, в этот утренний час одиноко идущий офицер привлекал к себе всеобщее внимание: я чувствовал любопытные взгляды из-за занавесок в окнах, а несколько чумазых мальчишек даже прекратили свои уличные игры и подошли ближе. Тут нельзя было просто бродить взад-вперед, не вызывая ненужного любопытства со стороны соседей, поэтому я мгновенно оценил ситуацию и первым заговорил с женщиной:

— Здравствуйте! Не угостите ли водичкой бедного служивого, а то так кушать хочется, что переночевать негде! — произнес я шутливым тоном.

Она поддержала мою шутку и ответила весьма смело:

— Насчет переночевать пока не знаю, будущее покажет, а вот водичкой угостить могу — она у нас тут колодезная, вкусная!

Женщина открыла калитку и вошла во двор, видя, что я в нерешительности топчусь у забора, с улыбкой произнесла:

— Ну, что же вы? Проходите, товарищ офицер, что же, посреди улицы вас водичкой поить? — Потом добавила со смехом: — Я ведь не кусаюсь!

Меня не пришлось долго уговаривать, я прошел за ней по двору, и вскоре мы оказались на веранде. Тут стоял небольшой стол, две табуретки, и на одной из них — ведро с водой, рядом с которым лежал небольшой ковшик. Женщина наполнила ковшик до краев и бережно протянула мне:

— Угощайтесь!

Меня одолевала жажда (учитывая вчерашние возлияния), потому выпил все до капли и с удовольствием, тем более вода действительно оказалась вкусной и студеной — аж зубы заломило!

— Вот спасибочки, уважила — хороша водичка! Да и хозяйка хороша! Даже уходить не хочется!

Женщина действительно была очень недурна собой: роста чуть выше среднего, с красивой фигурой и пышными русыми волосами — пусть коротковато остриженными, чуть курносая, румянец во все щеки — настоящая русская красавица! От моей похвалы она зарделась еще больше, потом как-то очень естественно, без жеманства, протянула мне руку и представилась:

— Нина Федоровна, можно просто Нина!

— Очень приятно! — Я с удовольствием пожал ее небольшую теплую ладошку. — Николай Николаевич, можно просто Николай!

Мы совершенно неожиданно и от всей души рассмеялись: таким образом, знакомство состоялось.