Молоко львицы, или Я, Борис Шубаев - Стелла Прюдон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом Галя позвонила и гробовым голосом сообщила, что по его – Гарика – вине Яшу уволили.
– В смысле – уволили?
– В прямом. Выкинули с работы. Взяли, как старый дырявый сапог, и выкинули.
Гарик тут же поехал на фабрику, чтобы разыскать Бориса и поговорить с ним по-мужски, но его там не оказалось, поэтому он поехал к нему домой. Он долго звонил и стучал, прежде чем ему открыли. Перед калиткой стояла мама Бори, тётя Зумруд, и непонимающими глазами смотрела на Гарика.
– Что случилось? – спросила она.
– Мне к Боре надо! – воскликнул Гарик. – Срочно надо с ним говорить! Зачем он Яшу уволил?
Зумруд вышла за калитку и, глядя Гарику в глаза, прошептала.
– Гарик, не шуми, пожалуйста. Боря болен и спит. Если ты его разбудишь, плохо будет всем.
– Ну ладно, – прошипел Гарик сквозь зубы, – только передайте, что я приходил. Он завтра увидит, кто такой Гарик! Все всё узнают!
2
Как слух о рояле дошёл до школы, Зоя не знала. Впрочем, для их маленького городка это было неудивительно. Любая новость, выходящая за пределы обыденности, была схвачена на лету, как воздушный шарик, потерянный неуклюжим толстым мальчиком, потому что он слишком увлёкся поеданием мороженого и не заметил, что шарик улетел, и все вокруг показывали на него пальцем – вон, шарик в облаках летает, и летал бы он там, и летал вечно, пока весь воздух из него не вышел. Так и со сплетнями. Вылетев однажды, они летают по городу в известном им одним направлении и приземляются лишь тогда, когда перестают быть сенсацией.
Удивление – это воздух сплетни.
Новость о рояле стала достоянием общественности всего за несколько дней, перетекая из уст в уста, из «Инстаграма» в «Телеграм», из «Вотсапа» в фейстайм лишь по собственной логике. И тем не менее Зоя, хоть и привыкшая к тому, что вокруг её семьи (и особенно вокруг дяди Бори) постоянно распускают сплетни, очень удивилась, когда на большой перемене к ней подошла Оля Морозова – их школьное совершенство, гордость класса, победительница всех возможных музыкальных конкурсов и без пяти минут студентка Московской консерватории – и, машинально приглаживая волосы, хоть ни один волосок не посмел бы выбиться из её идеально собранной в пучок конструкции, предложила вместе пройтись до столовки.
– А это правда, что у вас «Стейнвей энд санс Луи Пятнадцатый» дома стоит и что стоил он десять миллионов? – на одном дыхании, будто боясь, что не хватит воздуха, спросила Оля мышиным фальцетом. Так Оля говорила лишь тогда, когда очень чего-то хотела.
– Одиннадцать, – поправила Зоя, одновременно тыкая в экран оранжевого айфона. Оля с брезгливостью отметила, что руки у Зои исцарапаны, костяшки в болячках, а ногти обгрызаны. – А что?
Если бы Оля могла произнести это вслух, она бы сказала, что такой рояль – белый, с настоящим сусальным золотом, стоящий целого состояния – был для неё элементом сказки, а не реальности. Для Оли, привыкшей ютиться вместе с мамой и котом на тридцати метрах однушки в спальном районе «Белая ромашка», одиннадцать миллионов означали целую вселенную. На эти деньги можно было купить пять двушек, три трёшки или домик на «Цветнике», прямо у подножья Машука. Вышел – справа горы, слева город. Хочешь – в Нарзанную галерею иди водички попить, хочешь – просто прогуляйся, а хочешь – на Бесстыжие ванны или на Провал сходи, на «Эолову арфу» поднимись, весь город прямо у твоих ног. Дом в центре был недосягаемой мечтой Оли. А рояль в этом доме – космосом, другой галактикой. Даже ей, пианистке, приходилось довольствоваться синтезатором, который маме пришлось купить после жалоб соседей на шум, а на синтезаторе можно было играть в наушниках.
То, что у этой странной Зои дом в центре, её не удивляло. Подумаешь, наворовали. Мама постоянно говорила про этих еврейских шубников с пренебрежением. Мол, они богаты, но их деньги плохо пахнут. Они зарабатывают на шубах, то есть на смерти. Их руки в крови. Если они могут ради денег убивать бедных норок сотнями, то войди завтра в моду куртки из кожи христианских младенцев, они и этим не побрезгуют. Но вот рояль – другое дело. Музыка – это святое. Почему они замахнулись на святое? И как святое для Оли могло стать предметом интереса для этих? Оля не могла взять в толк, какое отношение они имеют к музыке. Скорее всего – никакого. А если они не имеют отношения к музыке – зачем им рояль? Всё это она и собиралась выяснить у Зои.
Оля недолюбливала Зою ещё и потому, что та была незаслуженно, по мнению Оли, обласкана учителями. Математичка щедро превозносила её за математические способности, а другие преподаватели, по чьим предметам Зоя училась посредственно, как бы просто не замечали этого. Зое вся любовь доставалась бесплатно, в то время как от Оли постоянно требовали каких-то достижений, преодолений, подвигов. Зоя одевалась нарочито небрежно, волосы были растрёпаны, а одежда помята. В общении она была простая, грубоватая, бесшабашная. Запросто переходила на ненормативную лексику, якшалась с пацанами и хулиганами и кто-то даже видел, как она курила. За глаза её называли «абрамовичем», потому что она запросто дарила девочкам брендовые шмотки, которым не было счёта, а ребятам отдавала едва использованные айфоны и ссужала деньги. И, говорят, не всегда требовала назад. Зато каждый раз она была окружена шеренгой «телохранителей» и если ей что-нибудь было нужно, достаточно было свистнуть.
Они долго шли по школьному коридору в шумном людском потоке, и Зою постоянно останавливал то один, то другой «кореш», как она их называла, но сейчас она была задумчива и от всех отнекивалась. Мысли проносились в голове вихрем, цепляясь одна за другую. Оля всегда раньше пренебрегала дружбой с ней, она была единственным человеком, которому Зоя никогда ничего не дарила и никогда не давала денег. Одно из двух: ей понадобились деньги или – второй вариант – её съедает любопытство насчёт рояля. Любопытство – это пытка для ума. И Зоя поняла, что любопытство – это та валюта, которой она может купить Олю. Она решила сыграть с ней в эту игру, но насколько близко она сможет подпустить Олю к разгадке, она ещё не знала сама.
– А мне всё же интересно, зачем вам концертный рояль? – спросила Оля. – У вас ведь никто музыкой не занимается?
– Не-а, – сказала Зоя, будто кинула кость. Можно подумать, что её и вправду попросили ответить «да»
