Рельсы жизни моей. Книга 2. Курский край - Виталий Федоров

Маленькую комнату сразу окрестили детской. А назначение двух равномерных комнат решили определить завтра. Одна из них была с южной стороны, а другая с северной. Юг больше подходил для зала, «светлицы». Но балкон был с противоположной стороны. Мы решили, что ходить через спальню на балкон – это не дело, и в конце концов определились с выбором. Спальня у нас будет с южной стороны, а зал – с северной. Забегая вперёд, скажу, что когда я возвращался с ночных смен и ложился спать днём, в солнечные дни бывало тяжело уснуть из-за ярких и горячих лучей солнца. Тут я в полной мере ощутил «прелесть» южной стороны.

В этом доме получили квартиры многие качканарцы. Двое из них оказались у нас соседями по лестничной площадке. Рядом в четырёхкомнатной квартире получила жильё семья машиниста тепловоза Владимира Кудрявцева, а напротив – мастера железнодорожных путей Яковецкого. А на первом этаже в такой же квартире, как наша, стали жить супруги Иван и Клава. Он работал вагонником-автоматчиком, она же была стрелочницей. Помнится, я подумал, что именно эта квартира предназначалась нам, но мы от неё отказались.

Постепенно мы начали обживаться в новой квартире. Эйфория первых дней прошла, и мы стали замечать некоторые дефекты. Не знаю, что их вызвало. Наш дом строили болгарские строители в осенне-зимний период. Хотя вряд ли отечественные кадры в хорошую погоду построили бы лучше – качество новостроек в СССР всегда почему-то оставляло желать много лучшего.

Первым «чудом» была мышь, невесть откуда взявшаяся в нашей квартире и пробежавшая откуда-то со стороны туалета. Мы её изловили и отправили с мусором на свалку. Вскоре «чудо» повторилось. Снова мышка шмыгнула где-то рядом с туалетом. Это вынудило меня внимательно обследовать всё помещение. В конце концов я обнаружил, что за большой трубой, проходящей через отверстие в полу возле стены, есть небольшая щель. Спереди место стыка аккуратно зацементировано, а с обратной стороны – нет. Я замазал щель цементно-алебастровой смесью, и больше такие «гости» нас не беспокоили.

Другой недочёт обнаружился в нашей спальне. В самом центре потолка выделялись водяные разводы, испортившие побелку вокруг отверстия, куда подвешивался патрон освещения. Видимо, это произошло ещё во время строительства, поскольку после того, как мы исправили дефект, он больше не повторялся. Таким же образом мы подправили угол в зале около балкона, который намокал во время любого дождя.

Но всё это казалось мелочью, поэтому мы всё делали сами, ни с кем не советуясь и никуда не жалуясь. Главное – у нас была собственная трёхкомнатная квартира!

Глава 20. РЕЛЬСЫ И ПОЛОЗЬЯ

Дорогу из карьера на фабрику дробления построили. Осталось натянуть контактную сеть. Тут-то и припомнились мои замечания к проекту по поводу того, что через реку её проложить «забыли». А в последний момент выяснилось, что и опоры там было ставить негде – слишком широк и глубок оказался овраг, по которому протекает река. Пришлось нам из карьера возить грунт и мелкую скальную породу, чтобы засыпать низину с обеих сторон. Возили грунт тепловозами в вагонах-самосвалах, называемых думпкарами.

Однажды я выгрузил вагон, а закрываться он не захотел. Все мои усилия закрыть его не увенчались успехом. Тут машинист, уже не молодой человек, спустился с тепловоза и, не предупредив меня, открыл кран на повторную разгрузку. Кузов дёрнулся, передняя его часть поднялась вверх. Наполовину прикрытый борт, возле которого я стоял, вдруг двинулся на меня. Я еле успел отскочить. С моего места думпкар выглядел, как самолёт на взлёте, полуоткрытые борта напоминали крылья. В таком положении мы его дотянули до станции Карьерная и отцепили на запасном пути. Сами же продолжили работать с оставшимися исправными вагонами. А этот думпкар в таком состоянии простоял довольно долго, наверное, месяца два.

Когда закончили отсыпку грунта в овраг, меня перевели на станцию Отвальная на перевозку вскрыши[22]. Работал я на тепловозе ТЭ3. Они выпускались с завода двумя секциями общей мощностью 4000 л. с., каждая из секций на шести осях. Использовались в такой комплектации на магистральных путях с тяжёлыми поездами. А на промышленных путях секции чаще всего разъединяли, и получали два тепловоза мощностью каждый по 2000 «лошадок». Наша секция «Б» была прицеплена к шести стотонным вагонам. Машинистом у меня был мужчина по фамилии Бондарь.

Если в Асбесте при движении вперёд вагонами помощники ездили на площадках хвостовых вагонов, то здесь такого не было. Эти вагоны были оборудованы световой и звуковой сигнализацией. Лампа, получавшая электричество от тепловоза по проводам, пропущенным под вагонами, горела днём и ночью. А звуковая сигнализация представляла из себя два колокола местного изготовления, закреплённые к последней оси хвостового вагона. При движении они издавали довольно громкие звуки.

С Бондарем я проработал меньше двух месяцев, ничем особенным он мне не запомнился. Жил с нами в одном доме, но приятельских отношений у нас не сложилось. К слову, уборщица из ЦСП, когда-то грозившая, что обзаведётся квартирой раньше меня, тоже получила квартиру в нашем доме. Но при встрече язык я ей не показывал.

Новомир Спасенков тоже жил теперь в соседнем подъезде. Как-то он пригласил нас на день рождения. В гостях у него были знакомые всё лица: чета Черновых (Владимир и Люба) и Гаряшин. Когда гости уже хорошо выпили, а Владимир куда-то отлучился, Гаряшин вдруг с жаром начал говорить Любе: «Я тебя так сильно люблю! Как же вышло, что ты предпочла другого?». Мы с Раей переглянулись, но встревать в чужие отношения было не в наших правилах.

Никитин предложил мне должность мастера малой механизации по ремонту и обслуживанию дрезин, путеукладчиков и прочей подобной техники.

– Ещё путейцем не работал, – с негодованием отверг я предложение, – не для этого переходил на железнодорожный участок!

Тем не менее с тепловоза Никитин меня всё же снял – временно, для сооружения передвижного склада горюче-смазочных материалов. Склад должен был представлять собой довольно большое помещение, которое можно было бы перемещать в разные места при помощи трактора или бульдозера. В помощники мне дали слесаря и электросварщика.

Первым делом из самого прочного стального материала, что был в нашем распоряжении, мы изготовили полозья, переднюю часть которых загнули, как у саней. Затем стали возводить само сооружение, приваривая к уголкам арматуру. В конце концов получилась железная клетка, достойная того, чтобы в ней можно было перевозить опасных преступников.

Мы всё старались делать на совесть, но гарантировать, что конструкция получилась достаточно надёжной, я не мог. Исходный материал был недостаточно прочен, и при перевозке мог деформироваться, хотя развалиться был не должен.

Глава 21. СВИДЕТЕЛЬСТВО НА ПРАВО УПРАВЛЕНИЯ ТЕПЛОВОЗОМ

Электровозы, на которых я надеялся работать машинистом, к нам до сих пор не поступили. А быть помощником мне уже порядком надоело. И я принёс на работу своё свидетельство на право управления тепловозом, полученное ещё в Асбесте (пригодилось-таки, хотя в своё время этого и не предполагал). Я знал, что в Министерстве чёрной металлургии (МЧМ), к которому относился ГОК, все свидетельства из других ведомств заменялись на свои. Нужно было лишь сдать теоретический экзамен. Я показал Никитину своё свидетельство и спросил:

– Можно заменить эти права на МЧМовские?

– Нет, – коротко и категорично ответил начальник.

Я ему не поверил, поскольку уже неоднократно замечал, что он старается меня принизить, видимо, чувствуя во мне конкурента. И тогда я решил обратиться непосредственно в транспортный отдел Министерства чёрной металлургии.

На работе я познакомился и довольно близко сошёлся с помощником машиниста Николаем Пшеницыным. Он как-то пожаловался, что только недавно приехал, а жить ему с женой и сыном Колей негде.

А наша бабушка прожила с нами в новой квартире около месяца и заскучала без определённого занятия. На Урале («На Врале», – как говаривала она) в Асбесте у неё была квартира, и она захотела туда вернуться. Прожив с нами в Михайловке в самое трудное для нас время, помогая, чем могла, теперь она почувствовала себя лишней, и мы с благодарностью её проводили.

Я поговорил с Раей. Она не была против того, чтобы уступить на время маленькую комнату Пшеницыным. «Дети всё равно привыкли спать в зале на диване валетом», – рассудила она. Через день к нам в квартиру переехала семья из трёх человек.

Пшеницыны приехали в Железногорск из Казахстана. Николай оказался там по распределению после окончания железнодорожного техникума. Его жена, казашка, была по-своему, по-восточному красива: круглолица, смугловата, с небольшим прищуром чуть раскосых глаз, темноволоса. Звали её Наташа. По-русски говорила чисто и грамотно, без акцента. Её муж Николай – симпатичный русский парень, спокойный, обладающий чувством юмора, моложе меня лет на пять-шесть.