Система Ада - Павел Кузьменко

- Разрешаю войти. Мотя пропустил их вперед, зловеще шепнув:

- Руки, обагренные кровью борцов, вверх! В небольшом, освещенном керосиновой лампой гроте за столом, точнее, обшарпанной столешницей, прилаженной на два больших камня, сидел офицер в фуражке с синим чекистским околышем. Эмблема на фуражке отсутствовала - ее заменял белый кружочек, такой же, как на ушанке Моти. Кажется, он был намалеван краской. Китель на офицере был вполне советский, но какой-то устаревший, застегивающийся под горло. Жесткие надкрылья погон были украшены капитанскими звездочками. На свободно болтающейся кительной груди имели место настоящие по виду награды: Звезда Героя Советского Союза, орден Красного Знамени, медаль "За взятие Варшавы", значок "Мастер спорта СССР", комсомольский значок и Георгиевский крест II степени. Внутри этой униформы легко умещался хорек с пронзительными глазками и жидкими усиками. Из-под стола торчали его ноги в сапогах, а дальше что-то невнятно светлело.

Пещерный кабинет - а чем-либо иным назвать это помещение было трудно оказался обставлен настоящей мебелью. В одном углу - фанерный буфет, видимо, собранный здесь же. Размером он намного превышал дверное отверстие. В другом углу на каменном возвышении - небольшой несгораемый шкаф. В кабинете также имелось несколько разномастных стульев.

Но больше всего внимания к себе привлекали два предмета. Любимые народом фильмы, регулярно повторяющиеся по телевидению, не позволяли Мише, Саше и Кате забыть недавнее прошлое, которого они почти не знали, и поэтому они его помнили. Знамя и' портрет вождя - алтарный крест и "Пантократор".

Знамя было, как ему и полагается, на флагштоке с медным резным наконечником, с гвардейской бахромой и развернуто во всю красу. Только было оно, насколько позволяло видеть керосиновое освещение, грязно-белого цвета с чуть более ярким белым контурным кругом посредине. Впечатление создавалось такое, будто солнышко японского национального флага затмилось каким-то бельмом. Портрет, впрочем, был обыкновенным - хромолитография в рамочке, повешенная на здоровенный крюк: "Ленин чего-то пишет".

На столе перед синеокольгшным в живописном порядке имелись: керосиновая лампа, полевой телефон с крутящейся ручкой, раскрытый иллюстрированный журнал с нецветными фотографиями, бутылка водки со старинной наклейкой с остатком жидкости на донышке, стакан и банка консервов австралийской тушенки - такую они уже здесь видели.

Экспозиция со взаимным разглядыванием длилась довольно долго. Капитан-хорек был пьян.

Наконец Мотя выключил и убрал фонарь в карман, выглянул из-за рюкзака Михаила и, показав кулак, выкрикнул:

-- Кзотова будь готов!

Катя привычно вздрогнула. Капитан склонил туловище вправо, разглядывая своего солдата, показал ответно слабый кулачок, набрал воздуха для приветствия и икнул.

Потом он, видимо, почувствовал, что даже социал-предателям или кому там с поднятыми руками над головой и одновременно с рюкзаками за спиной стоять тяжело. Он милостиво махнул ладошкой.

- Эти... обагренные... опустить. И снимите... эти свои... контл... контв... релюционные мешки.

Ребята облегченно сняли рюкзаки, а Катя сразу же села на свой.

Глаза хорька возмущенно округлились:

- Встать, дудковское отродье!

Мотя сзади щелкнул оружием, и Катя испуганно вскочила. Мини-инцидент закончился, и доклад потек мутным потоком.

Солдат изогнулся из-за спины Шмидта, офицер тоже изогнулся соответственно. Шмидт стоял прямо и им не помогал.

- Товарищ рулевой особого отдела! - Мотя говорил без запиночки. Сегодня мною, юным впередсмотрящим часовым Мотовиловым, на тридцать пятом участке особой территории задержаны трое матерых шпионов оголтелого дудковского империализма, с циничной наглостью вторгшихся за надежно охраняемые нерушимые рубежи нашей необъятной родины, чтобы нарушить мирный труд зотовских тружеников во время горячей поры социалистического соревнования...

Катя осторожно нашла Сашину руку и уцепилась за нее. Она ничего не понимала, и ей становилось все страшнее.

- ...наглое вторжение не останется безнаказанным. Ведомые светочем великого вождя и руководителя товарища Зотова, мы грудью встанем...

Товарищ рулевой особого отдела хлопал ресницами и время от времени тихо икал, вздрагивая погонами. При упоминании о товарище Зотове, местном авторитете, о чем нетрудно было догадаться, он оглянулся на портрет Ленина и снова икнул, на этот раз прикрыв рот ладонью.

- Неугомонный враг вновь и вновь засылает к нам своих матерых выкормышей дудковских спецслужб. Но наш народ единым фронтом...

Мише очень хотелось обернуться и стукнуть впередсмотрящего часового Мотовилова по верхней плате, чтобы переключить его на другую программу. Может, там музыку передают. Видимо, тоже уставший рулевой особого отдела, не меняя позы и не переставая икать, нащупал бутылку, вылил остатки в стакан и отклонил корпус так, чтобы солдат из-за Шмидта его не видел.

- ...наглые провокаторы при задержании оказали яростное сопротивление, - Мотовилов, потеряв из виду начальника, отклонился в ту же сторону, - и отступили, понеся тяжелые потери в живой силе и технике...

Начальник с прилепленным к губе стаканом мгновенно отклонился обратно. Мотовилов повторил движение. Так они сделали несколько раз, пока чекист, давясь и морщась, все-таки не влил в себя необходимую жидкость.

- В то время, как мирные...

Неожиданно рот Михаила открылся, и от его истошного вопля последний глоток пошел начальнику не в то горло.

- Заткнись!!!

Начальник поперхнулся, а Мотя и в самом деле заткнулся, забыв про свой автомат.,

В тишине некоторое время раздавалась только Одержанная икота. Потом капитан по-крокодильи Расставил передние лапы, уперся, чтобы встать, раздумaл, посмотрел в пустую тушеночную банку, понюхал.

Далее на глаза капитану или рулевому особого отдела попался телефон. Создавалось впечатление, что этот человек живет условными рефлексами: видишь стакан - пей из него, видишь телефон - звони. Он подвинул аппарат к себе поближе, покрутил ручки и снял трубку. Сосредоточенно сдвинул бровки, еще покрутил, поморщился, еще покрутил. Связи не было. Мертвый связист на линии должно быть зажевал оборванный кабель.

Рулевой полез в карман кителя, вытащил папиросу, прикурил над керосиновой лампой. К сложным запахам грота-кабинета прибавился запах отвратительного табака.

- Ты это... как тебя... впередсмотрящий...

- Впередсмотрящий Мотовилов! - радостно выкрикнул Мотя из-за плеча Шмидта.

- Вот именно... Давай в штаб семимильными шагами трудовой поступью, как эта... как завещал великий Зотов, как учит... великий Зотов.