Система Ада - Павел Кузьменко

Чем измерялся каждый отрезок времени - трудно было сказать. У Саши Савельева часы были кварцевые швейцарские, виду совершенно обыкновенного - три бесшумные стрелки, белый циферблат с четырьмя цифрами. Их отобрали при обыске и записали на клочке бумаги: "Часы шпионские бесшумные". Мишин же хронометр, китайская дешевка с непонятно как появляющимися на жидкокристаллическом экране цифирками, был записан, естественно, как "Маленькая шпионская радиостанция".

- Экипаж, к борьбе за дело Зотова подъем, вашу мать!

В советской, в российской, да, может, и в любой армии самой ненавистной командой является утренняя побудка. Она всегда подается в разгар наиболее сладкого сна самым противным голосом, на какой только способен дневальный: "Рота, подъем!" - или еще противнее: "Рётя-а, пыдъем!" И это всегда прямое обращение, отсечение от остального мира. Вы, дескать, все остальные, спокойно спите, а ты, рота, подъем, сучье отродье; вы, полноправные граждане, идите куда хотите, а ты, рота, стой, раз, два!

Но откуда здесь, в этой подземной стране, где и умыться-то толком не умоешься, морская терминология - почему "экипаж", "впередсмотрящий", "адмирал"? Может, вытеснение тоской по шумному морю тоски здешней вечной давящей тишины? Миша, впрочем, иногда забывал задумываться над этим. Вчера, таская камни, он поймал себя на ощущении, что, кажется, вообще ни о чем не думает.

Сколько ж им дали поспать на этот раз? Измерять время было нечем, но мнится, что часа четыре.

Сосед по нарам слева, не открывая глаз, нащупала изножии свои синие форменные штаны и принялся лежа их натягивать поверх каких-то рейтуз. При этом он что-то .бормотал. Миша прислушался и услышал какую-то молитвенную бессмыслицу:

- Кзотова будь готов, дзотова живет и побеждает, кзотова будь готов, дзотова живет и побеждает... Миша склонился к нему и четко произнес:

-- Харе, Кришна. Харе, Рама.

- Что? - испугался парень.

- Ха-ре, Кри-шна. Ха-ре, Ра-ма.

- Ты эта... пропагандируешь, что ли? Враждебное?

- Дык.

Соседом справа был Саша Савельев. Он почесался под мышкой, поднес нечто мелкое, зажатое в двух пальцах, поближе к глазам, пытаясь разглядеть в слабеньком электрическом освещении.

- Мишка, что это? Вошь?

У Миши моментально тоже зачесалось в разных местах. Вообще это объяснялось легко. Не мылись-то сколько. Да и, похоже, баня тут была вовсе невозможна.

- Наверное. Господи, этого еще не хватало. Шмидт и Савельев уже поняли и даже начали постепенно привыкать к тому факту, что если существовали нары и общая мужская спальня, если выдали униформу и иногда выдавали настоящие трехлинейные незаряженные винтовки, то они попали, по всей видимости, в армию. Прятались, прятались и допрятались. Спрятал страус голову в песок, и ее моментально откусили хищные подземные жители. Что это был за мир, что это была за армия, кажется, воевавшая с постоянно упоминавшимися врагами-дудковцами, понять было пока невозможно. Даже понять, откуда здесь брался электрический свет - и то проблема. Фиговенький такой свет, то поярче, то совсем еле-еле. Может, это динамо крутили где-то бесправные животные или люди. Но самой большой проблемой, похоже, было сохранить способность о чем-то еще задумываться.

Сначала они думали, что попали в тюрьму. Они были арестованы и приговорены. Но после третьего пробуждения на нарах матерые дудковские шпионы Шмидт и Савельев получили вместе с другими сона-рниками оружие для общих штыковых упражнений. Оказывается, они не несли заслуженного наказания, а уже выполняли священную и почетную обязанность. И были зачислены в экипаж.

- Буревестник Чайковский!

-Я!

- Впередсмотрящий Шилов!

- Я!

- Впередсмотрящий Гуревич!

-Я!

- Впередсмотрящий Адамов!

-Я!

- Впередсмотрящий Савельев!

-Я!

- Впередсмотрящий Шмидт!

-Я!

На них список экипажа заканчивался. На двух хорошо откормленных новобранцах, выглядевших пока поздоровее даже своего непосредственного начальника буревестника Чайковского, иногда нагло объедавшего подчиненных...

Тогда в каморке беспортошного особиста Семочкина их приговорили к расстрелу. Обыскали. Изъяли все, что можно изъять. На еще более том свете, чем Система Ада, им ничего не понадобится.

Но догола не раздели, чтоб не замерзли, и куда-то поведи под сильно вооруженным конвоем из десяти человек. Рюкзаки остались в том тесном гротике у Семочкина. В эти минуты Миша не смог бы поднять и коробок спичек. Дрожащие ноги еле шли, заплетаясь, в животе резко сдавило, словно от приступа голода. И стучало в висках: как это - расстрелять? Что значит - расстрелять? Не может такого быть. Сейчас разберутся и отпустят. О, это наше "разберутся и отпустят"!

Потом в этом кошмарном сне о расстреле появились двое- высокий бородатый мужик с разбойничьей рожей в какой-то белой хламиде и коренастый военный. Начальник конвоя принялся докладывать коренастому, боязливо косясь на бородатого. Коренастый внимательно посмотрел на троих приговоренных, велел повернуться спиной.

Боль в животе стала нестерпимой. Избавить от нее могло только дуло в затылок.

Но военный велел арестованным повернуться обратно. Он что-то сказал. Начальник конвоя что-то ответил. Речь велась на том самом коммунистическо-русском языке, но уши уже не слышали. Их заложило ожиданием избавительного выстрела.

Главный конвоир вытащил из кармана пачку савельевских сигарет "LM". Бородатый протянул руку. На запястье выглядывал из рукава краешек синей татуировки, на ладони был зарубцевавшийся след от ожога очень ровной формы большая точка в кругу. Равиль, кажется, что-то говорил о том, что такой же знак был на ладони Крота.

Пачка перекочевала к бородатому. Он выдал по сигарете начальнику конвоя и коренастому и спрятал пачку в складках своей одежды.

Они закурили. Поговорили о чем-то, посмеялись. Затем конвой разделился. Катю повели в одну сторону, а двоих парней - в другую. Миша обернулся ей вслед, и Катя ответила ему прощальным взглядом. Саша не оборачивался, еле волоча ноги.

Им оставили минимум одежды. Сняли с них нательные крестики. Выдали синие робы, кирзовые сапоги, шапки-ушанки с намалеванным краской знаком на лбу. И вот почти неделю, если не было ошибки в подсчете, не расстреливали.

Катю они не видели. Может, потому, что дальше грота-казармы, грота-столовой, грота-для-упражнений-со-штыком, и грота-для-перетаскивания-камней их и не пускали.

Командир Волков, тот самый коренастый, в звании капитана, носивший, впрочем, на погонах какого-то полувоенного френча майорские звездочки, закончил перекличку и прошелся вдоль строя, переступая коротенькими ножками в добротных сапогах.