Мистический роман, или Заложница кармы - Римма Ульчина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После революции начались гонения на кулаков. Многие из наших давних работников, которые за долгие годы стали нам почти родными, помогали отцу спасти хоть то немногое, что еще можно было спасти. Но этот выродок вместе со своим долбанным папашей все вынюхал и доложил кому следует. Мы остались без всяких средств, а он все капал и капал на нас, и не успокоился до тех пор, пока не добился того, что нас выслали в Сибирь. Моя кормилица и ее младший сын решили ехать вместе с нами.
– Катерина! Что ты делаешь? Куда ты поедешь? – отговаривал ее отец. – Я не знаю, что будет со мной и Зоей. Как мы туда доберемся. И что нас там ждет. Зачем тебе это нужно? У тебя есть дом, хозяйство, какой-никакой муж, сыновья.
– Какой муж! Нелюдь, а не мужик. Окромя злости, зависти и подлости у него за душой ничего нет, так же как и у моего старшего сына Сеньки! А мой Петька все равно увяжется за вами, ведь они с Зоей не разлей вода. Куда он от вас? Вы для него все равно, что отец родной. Растили, учили уму разуму, выучили, дали образование. Делали для него все, что и для родной дочери. И вот теперь, когда с вами приключилась такая беда, что не приведи господь, он вас ни за что не бросит. Куда вы, туда и он. А куда он, туда и я. И баста. Я так решила, так оно и будет! Кроме того, если я останусь, мой разлюбезный по пьяни или по подлости все равно меня прибьет, а мой старший сын даже пальцем не пошевелит, чтобы хоть как-то защитить свою мать. А то вы сами не знаете? Все-то вы знаете не хуже меня.
– Я знала, что Петр пойдет за мной даже на смерть. Любил он меня, Люся, ой как любил. Ты не можешь представить, как он меня любил.
– Зоя, а сына своего ты назвала Петром в память о нем? Она кивнула.
– Так вот. Мы с ним купили ружье у беглого солдата, как только началась эта заваруха. Отец сдал все свои ружья по первому же требованию новых властей. Петька отлично стрелял, так как мой отец брал его на охоту с раннего детства. Он умел делать все. За что бы ни взялся, у него все получалось. Отец сам умел и любил работать, но и умел ценить тех, у кого была хорошая голова и крепкая хватка. А у Петра все это имелось в избытке.
– Так вот, мы это дело сумели так толково обставить, что даже его вездесущий братец, который шпионил и следил за каждым нашим шагом, ничего не заподозрил. Поздно ночью, когда все спали, мы с Петром уходили в лес. Там он обучал меня меткой стрельбе. Знаешь, Люся, в кромешной темноте я научилась попадать даже в движущиеся предметы. Зрение, я тебе скажу, у меня было просто отличное, да и рука твердая. Петька всегда мной восхищался.
– Ты, зайка, по ошибке родилась девчонкой, – восхищенно говорил он. – На коне – ты амазонка, плаваешь, как русалка, стреляешь из ружья также метко, как и твой батя. Только жаль, что он об этом не знает. Вот бы он порадовался, глядя на свою дочь! А для меня ты, Зоя, – волшебный стрелок, который навечно пронзил мое сердце, – сказал он, когда в первый раз обнял и неумело чмокнул в шею. Но мы этому делу быстро обучились и потом целовались по всем правилам этой сладкой науки.
– Так вот где ты научилась владеть огнестрельным оружием! – воскликнула я. И она снова кивнула.
Мы долго сидели молча, и каждая из нас думала о чем-то своем.
– Нам с Петром даже в голову не могло прийти, что этот подонок, его брат, увяжется за нами следом, конвоируя другой обоз, который двигался в нашем направлении. Я всегда знала, что Сенька завидует младшему брату. Он не мог ему простить то, что он получил образование, и то, что я люблю его брата, а не его. Эта мразь не могла понять, что Петя всего добился своим умом. Что помимо способностей нужно иметь еще многое другое. Если бы его, Сеньку, послали учиться, все равно бы не было от этого никакого проку, потому что он все хотел получить, не прилагая к этому никаких усилий. Зато на всякие изощренные подлости он был большой мастак.
Первой о его появлении в наших местах догадалась Катерина. Как-то поздней ночью, когда мы остановились на ночлег в открытом месте, отец с Катериной пошли в поле искать и выкапывать мерзлую картошку. Искали на ощупь. А мы с Петей пошли в другую сторону – искать бурелом для костра. Все валились с ног от хронической усталости, голода и холода. Была глубокая осень, сильные промозглые ветра, бесконечные дожди и снежная, колючая крупа ледяной коркой покрывала нашу одежду. Мы промерзали до самых костей. Одежда не успевала просыхать. Мы мучились от грязи. Нас заедали вши. В этот раз нам во всем не везло. Бурелом был настолько мерзлый, что не хотел загораться и только тлел, а от едкого дыма слезились глаза. Картошку успели выкопать другие. За три часа изнурительной работы на корточках под дождем и ветром, они накопали только пять картофелин. Счастье, что Пете удалось поймать в расставленные им капканы маленьких полевых зверушек.
Больше всего от голода страдал мой отец. Бесконечная езда, вынужденное безделье, постоянный голод превратили этого богатыря в худого старика. Все мы сильно похудели, но папа особенно. Он угасал у нас на глазах, а в этот несчастный день еще и сильно простудился. Его лихорадило, он задыхался от непрерывного кашля, который сотрясал и без того немощное тело. Мне было страшно. Я боялась его потерять.
Отцу становилось все хуже и хуже. И Катерина решила, что настал тот самый час, когда нужно вытащить припрятанные ею целебные травы, чтобы немедленно начать отпаивать ими моего отца.
Слава богу, что у меня есть, чем унять его лихорадку. Я специально держала эти травы именно для такого случая. Сейчас мы его напоим, сейчас ему станет лучше.
Я видела, как она выпрямилась, вытирая тыльной стороной ладони крупные капли пота, которые катились по ее лицу.
«Что это с ней?» – подумала я. В такую холодрыгу, когда от холода зуб на зуб не попадает, ей вдруг стало жарко. Хоть бы она не заболела. Я к ней была очень привязана. Ведь эта чужая женщина на протяжении всей моей жизни заменяла мне мать.
Она начала выуживать из-под прелого, давно слежавшегося сена разные кулечки, торбочки и, отбрасывая их в сторону, продолжала искать и искать свою панацею. У нее были припрятаны целебные травы, которые она взяла с собой еще из дома, а по дороге до осени пополняла свои запасы при каждом удобном случае. Настои из этих трав не раз спасали нас во время этой безумной поездки. Она перерыла все свои укромные места, но их нигде не было.
Куда же они могли подеваться? Выпасть они не могли, а это значит, что кто-то их выкрал, когда мы ушли и оставили повозку без присмотра. Но кто? Вокруг в радиусе двадцати километров, а то и больше, нет никакого жилья. Вдруг она почувствовала, как страшная догадка пронзила ее сердце горячей иглой, и так в нем и осталась.
– Это он, бандюга! Это он и никто другой! – потерянно повторяла она. Ей не раз казалось, что она видит силуэт быстро удаляющегося человека, фигура которого была точной копией ее старшего сына Семена. – Да нет же, не может того быть! Да и откуда ему здесь взяться? – успокаивала она себя. Но сердцем она знала, что это был он. – Но зачем ему красть именно эти травы? – мысленно рассуждала она сама с собой. – На больного он не похож, потому что, почувствовав ее взгляд, оглянулся и в несколько огромных прыжков преодолел довольно большое пространство. И скрылся.
«Как зачем? – думала она. – А затем, что он давно выслеживает нас и терпеливо ожидает подходящего часа. Увидев больного, страшно похудевшего и еле передвигающего ноги своего давнего и заклятого врага, он решил его добить. Каков подлец! Мало ему того, что он с корнем вырвал их из родного дома, так он едет за ними по пятам и вынюхивает, выслеживает».
Мы спали все вместе, прижимаясь и грея боками один другого. Я лежала рядом с отцом. От его жара у меня горел бок. Я всю ночь подтыкала ему под спину тулуп, старалась как можно теплее его прикрыть. А ему было жарко, и он сбрасывал наваленные на него тряпки.
Я не могла заснуть. Тревога за отца гнала сон прочь.
Великий боже, не дай ему умереть! Ведь он еще не стар и никому не делал пакостей. Наоборот, он всегда старался жить по справедливости. Господи, не дай ему умереть! Дай ему еще один шанс. Ты увидишь, что как только мы доберемся до места, он сразу же станет другим человеком и из ничего он сможет сделать все! И мы начнем новую жизнь, начнем с нуля. Вместе мы все преодолеем, вместе нам нечего бояться!
– Петя, а Петь, проснись. Да проснись же ты, лежебока! – услышала я шепот его матери.
– Мама, что стряслось? Зачем ты меня разбудила?
– Цыц! Говори потише, а не то Зою разбудишь.
Я затаила дыхание и прислушалась.
– Петя, ты знаешь, что нас обворовали?
– Как обворовали? – он резко приподнялся на локте. – Что украли? Ну, говори же скорее, не тяни из меня душу!
– Мои травы. Травы, которые берегла, как зеницу ока! Я хотела их запарить и дать Зоиному отцу, но их не оказалось на месте, они исчезли, испарились, их нет!