Полиция на похоронах. Цветы для судьи (сборник) - Марджери Аллингем

Девушка заметила потрясенное лицо Кэмпиона.

— Знаю, что вы подумали. То же, что и все остальные. Эндрю любил выставить себя бедным родственником и поиграть на нервах у родных. Эта комната — один из многочисленных изощренных плевков нам в душу. Уют он ценил не меньше остальных: раньше его спальня была одной из самых шикарных в доме. Но где-то год назад Эндрю взбрело в голову все поменять. Он убрал ковер, мебель и оставил практически голые стены, как в тюремной камере. Представляете, — с досадой проговорила Джойс, — он даже водил сюда гостей — чтобы показать, как плохо с ним обращаются. Конечно, домашние приходили в ярость, но он был хитрее остальных и умел подать все так, словно его принуждали к бедной жизни. Конечно, никто его не принуждал. Ох ну и намучились мы с ним…

Кэмпион подошел к книжному шкафу и заглянул на полки, края которых были украшены кожаной бахромой. Названия книг его удивили. Весьма богатая библиотека почти целиком состояла из избранных работ определенной тематики. В своих литературных предпочтениях дядюшка Эндрю склонялся к классическому эротизму; впрочем, на полках присутствовали и труды современных ученых-психологов. Взяв в руки старинный трактат «Влечение и разум», Кэмпион обнаружил, что книга была собственностью медицинской библиотеки Эдинбурга, взятой там лет тридцать назад. Он поставил томик на место и отвернулся от книжного шкафа.

Тут его взгляд случайно упал на единственный objet d’art[3] в комнате: рельеф с изображением Лаокоона и его сыновей, удушаемых змеями. Скульптор вложил в классический сюжет собственное видение: вместо ощущения благородной нереальности происходящего рельеф рождал в душе зрителя чувство невыразимого ужаса. Несмотря на скромные размеры, изображение приковывало взгляд и, казалось, занимало главенствующее положение в комнате.

Джойс поежилась.

— Ненавижу эту штуковину. Тетя Китти говорила, что она снится ей в кошмарах, и Эндрю хотел повесить рельеф в ее комнате: пусть, мол, привыкает. Он пускался в длинные разглагольствования о том, как важно бороться со страхами, и почти уговорил бедняжку, но тут вмешалась тетя Джулия. Она вообще любила вмешиваться в чужие дела. Ох, да в этом доме все хороши!.. Миссис Каролина, конечно, строгая, но это благородная строгость.

Кэмпион продолжил осмотр комнаты. Он заглянул в шкаф с одеждой, открыл ящик письменного стола и наконец замер перед туалетным столиком. C его губ сорвался приглушенный крик, и он взял в руки фотографию некоего священника c серебристыми волосами и благожелательным лицом. Снимок был подписан: «Моему давнему другу Эндрю Сили на память о Праге. Уилфред».

Джойс заглянула Кэмпиону через плечо.

— Он епископ. Эндрю тайно гордился знакомством с этим человеком и любил вспоминать «лихие деньки», которые провел с ним вместе. А почему вы так удивились? Вы тоже его знали?

— Знал, — кивнул мистер Кэмпион. — Бедный старик умер. Это мой покойный дядя, епископ Девайзский. Он, безусловно, был не из тех весельчаков, что любят покутить в Праге, зато о ловле рыбы нахлыстом знал больше, чем любой ныне живущий рыбак. Но мне странно отнюдь не это. На фотографии — не его почерк. И подпись не совсем его. Это подделка.

Девушка вытаращила глаза.

— Эндрю говорил… — Она умолкла, и ее лицо презрительно скривилось. — Впрочем, это как раз в его духе.

Мистер Кэмпион вернул фотографию на место.

— Полагаю, здесь мы больше ничего интересного не увидим. Да и время поджимает. Пойдемте дальше, хорошо?

Она кивнула, и они на цыпочках вышли в коридор. На повторное запирание двери ушло несколько минут, зато дверь в комнату тети Джулии открылась почти сразу.

Эта спальня по сравнению с берлогой дяди Эндрю казалась невыносимо захламленной. Какой только мебели здесь не было! На окнах висело по три комплекта разнообразных штор и занавесок: ноттингемское кружево сменялось муслиновым тюлем с рюшками, а тюль — желтыми парчовыми портьерами с прихватами в виде канатов — такие подошли бы и для швартовки океанского лайнера.

Ключевым элементом декора в неприятной аляповатой комнате покойной Джулии был текстиль. Камин обрамляли драпировки из той же желтой парчи, а кровать в стиле рококо — центральный элемент спальни — тонула в рюшах и оборках. Именно она сразу же захватила внимание мистера Кэмпиона, и несколько секунд он молча и почтительно ее разглядывал.

— Называется «итальянская латунная кровать» — уж не знаю почему. Может, из-за этих створок со шторами. Их можно открывать и закрывать, чтобы сквозняк не задувал. Впрочем, никаких сквозняков в этом доме не бывает.

Молодой человек подошел к латунному чудовищу и положил руку на один из четырех огромных набалдашников, венчающих стойки кровати. Некоторое время он рассматривал гобелены, висевшие на поручнях по другую сторону стеганого пухового покрывала, затем отвернулся и окинул взглядом комнату.

Как человек опытный, он сразу увидел, что спальню жертвы уже тщательно обыскали. Вот этот огромный гардероб с четырьмя дверцами — размером с товарный вагон — наверняка привлек внимание полиции как возможный источник улик. Кэмпион знал, что после полиции искать что-либо на месте преступления бесполезно. И все-таки он чувствовал, что где-то здесь должны быть следы яда, погубившего тетю Джулию.

Джойс прервала его размышления:

— Вы ведь не успели с ней познакомиться? Все это — ее фотопортреты. — Она указала на каминную полку, где стояло множество фотографий в резных рамках — с изображением одной и той же женщины на разных стадиях взросления: начиная от наглухо закутанной в кружева девочки с крупными чертами лица и заканчивая суровой дородной дамой лет пятидесяти. От носа к губам пролегли глубокие морщины — верный признак скверного нрава, который не удалось скрыть даже фотографу.

— За последнее время она очень похудела, — сказала Джойс. — И характер у нее совсем испортился. Тяжелая болезнь? Может быть. Вдруг она в самом деле покончила с собой…

— Не исключено, — согласился мистер Кэмпион. — Именно это мы должны сейчас установить. Нам потребуется включить мозги и немного ими поработать. В конце концов, метод дедукции основан на элементарной логике. Вот послушайте. Тетя Джулия была не из тех людей, которые могут совершить самоубийство. Насколько мы знаем, она отравилась болиголовом — или цикутой, — одним из древнейших и простейших ядов, известных человеку. Он имеет слабый вкус и практически не заметен в чае. — Молодой человек умолк и пристально взглянул на Джойс. — Итак, тетя Джулия, по всей видимости, имела привычку добавлять что-то в свой чай: на протяжении полугода Элис замечала в ее чашке некий осадок. Нетрудно предположить, что именно так она приняла яд — под видом какого-нибудь полезного снадобья. Нам с вами необходимо установить, сама она совершила эту ошибку или кто-то подстроил все так, чтобы она ее совершила.

Джойс кивнула.

— Понимаю.

— Лично я, — сказал Кэмпион, снимая очки, — не представляю, как можно ошибиться с болиголовом. Раздобыть его нетрудно, однако перед употреблением необходимо особым образом приготовить. Сейчас важно понять, что же тетя Джулия добавляла в чай по утрам. Наверняка какое-нибудь патентованное снадобье. Так думает и инспектор Оутс. Но что это за вещество и где оно находится, мы не знаем. Найти его не удалось. Тетя Китти и Элис никогда не слышали, чтобы она регулярно принимала какие-нибудь лекарства. А вы?

Джойс помотала головой.

— Нет, тоже не слышала. Между прочим, все лекарства выдает миссис Каролина: аптечка находится у нее в комнате. Кроме этой аптечки, наверху есть только набор для оказания первой помощи. А про какое снадобье вы подумали?

Кэмпион задумался.

— Не знаю, какие-нибудь чудодейственные соли. Из разряда «ежедневно принимайте в любых количествах — и уже через несколько дней вы почувствуете небывалый прилив сил»… — смотри газеты. Вот только никаких солей полиция не обнаружила, равно как и пустых пакетиков, пузырьков или склянок. Инспектор уже осмотрел эту комнату, а от его взгляда, поверьте, точно не ускользнул бы тайник, способный вместить хотя бы сигаретную пачку. Завтра его молодчики возьмутся за остальной дом — если только мы сегодня не отыщем таинственное снадобье.

Девушка беспомощно осмотрелась по сторонам.

— Какое-то бессмысленное занятие… Мы даже не знаем, что ищем! — Она с интересом взглянула на Кэмпиона. Без очков он выглядел намного умнее, чем в них.

— Послушайте, — сказал он, — Элис ведь не могла принести в комнату яд? Все-таки она была единственной, кто свободно здесь разгуливал с утра пораньше.

Джойс помотала головой.

— Нет-нет. Она человек добрейшей души и проработала в этом доме тридцать лет. Она на такое не способна.