Богиня победы - Нина Васильевна Пушкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь пить стал он. Жизнь зашла в тупик. Каждый день приносил новости одну хуже другой. Он не мог ни спать, ни читать, ни думать — угрюмые мысли не давали покоя, и он топил их в алкоголе. Демонстрировать свои слабости никому не хотелось. Позвонил паре друзей — лучше бы не звонил: у одного инфаркт, лежит в военном госпитале; второй застрелился из табельного оружия… Набухая тяжелой депрессией, он и сам был близок к самоубийству. Разъезжая по темным столичным улицам, — иногда он «левачил», подбрасывая голосующих на обочине редких прохожих, — он все чаще и чаще испытывал желание на полной скорости протаранить парапет Яузы и похоронить одним махом все. Удерживала только мысль о старенькой маме: не перенесет. И однажды, вернувшись домой, он швырнул в пыльный угол ключи от машины, покидал вещи в коробки и поехал на вокзал. В Кисловодск, к матери, в родные края.
Девушка напротив него, подперев подбородок, смотрела в окно и тоже о чем-то думала. О чем-то невеселом, показалось ему.
— Так, может, ты и мне погадаешь? — еще раз спросил Николай Иванович, чтобы прервать затянувшееся молчание.
Ника встрепенулась и послушно склонилась над протянутой ей ладонью:
— Давайте и второю руку. Для сравнения.
Она рассматривала петли на фалангах пальцев, линии, бугорки и говорила, говорила — то, что само просилось на язык.
— У вас такая жизнь, что любой другой на вашем месте повесился бы. И вы не раз хотели…
Николай Иванович аж крякнул, пораженный таким выпадом.
— Это ж какая такая у меня жизнь?
— Семьи нет, работы нет, и еще какую-то катастрофу вы пережили. Любой другой бы от этого либо спился, либо в петлю, а вы…. Вы выкрутитесь! Характер у вас такой!
Слова летели и летели с языка. Ника удивленно слушала себя как бы со стороны: почему она говорит такие вещи совершенно незнакомому ей человеку? Ведь она ничего не понимает ни в картах, ни в линиях руки. Или… не понимала? Прикасаясь к этой крупной горячей ладони, к грубым фалангам пальцев, она ощущала какие-то волны, одновременно знакомые и незнакомые, словно вспоминалось что-то давно забытое. Она не задумывалась — просто говорила. Объяснить, почему так происходит, она не могла, но чувство было острым и трепетным, сродни вдохновению.
— А что же за катастрофу я пережил, по-твоему? — спросил Николай Иванович.
— Я вам не могу сказать, но такое ощущение, что вы с жизнью прощались. Как будто бы у вас будущего нет. Как будто бы вы идете куда-то по какому-то черному туннелю, который никак не кончится, и кислорода там нет, и вы задыхаетесь, но идете, потому что вы так воспитаны, потому что сильный…
Николай Иванович внезапно почувствовал, как скулы начинает сводить, а к горлу подкатывает комок. Последний раз он плакал, когда был маленьким. И сейчас по дороге домой, в Кисловодск, в свое детство, он, здоровый мужик, такой непробиваемый и суровый, вдруг, не стесняясь сидящей перед ним девушки, уронил голову на откидной столик, и плечи его затряслись в беззвучных рыданиях.
За последние два года это были первые слова утешения и сострадания, так нужные всем раненым, да-да, именно раненым — сильно, но не смертельно. Ведь эта девочка говорит: ты выживешь, выживешь!
— Николай Иванович, дорогой, — Ника робко прикоснулась к вздрагивающему плечу, — у меня мама вскрыла себе вены неделю назад и… И умерла. Вы не стесняйтесь меня, я вижу, что вы очень сильный, а тяжелые моменты бывают у каждого. И я вижу, я знаю, что вы это переживете. Вы знаете, а я и деньги видела по вашей руке — очень много, вы даже не сумеете их потратить! И семью новую видела, детей маленьких…
Николай Иванович прерывисто вздохнул, крепко обтер ладонями мокрое лицо, но открыть его не решался: такое потрясение он переживал впервые. Полковник запаса, еще вчера подумывающий о самоубийстве, слушал лепет этой молоденькой девушки, и ее слова, как слова священника, проникали не только в сознание, но и в самую его глубину. Врачевали израненную душу, успокаивали, давали надежду. И принимались на веру так, словно ее устами говорил и утешал Бог.
Ника не спасла свою маму. Но она вдруг почувствовала, что, возможно, сейчас, во время этой случайной встречи в поезде, она спасла человеческую жизнь.
— Ты вот что, — собрав всю свою волю и самообладание в кулак, сказал Николай Иванович, — запиши телефон. Если случатся трудности и некому будет помочь, позвони мне.
Он продиктовал ей телефон своей матери.
— Как зовут тебя, пророчица?
— Ника, — ответила девушка.
— Ника — богиня победы. Ты знаешь, что именно так переводится твое имя?
— Да, знаю. На самом деле меня звали Нина, но, поскольку я должна быть победительницей, мама всегда меня называла Никой, и все привыкли.
Глава 15
Был третий час ночи. На бульваре перекликались уже проснувшиеся птицы; пройдет еще час — и над городом взойдет летнее солнце. А пока в предрассветной темноте к высокому дому, на фасаде которого танцевали причудливые звери, двое молодых мужчин несли обмякшее грузное тело. Даже случайный свидетель не увидел бы в этом ничего подозрительного: позднего гуляку приятели доставляют домой.
На этот раз отмычку использовать не пришлось — выходя из квартиры, бандюки прихватили ключи. Похищенного из больницы Славика сразу же оттащили на кухню, прикрепили к чугунной батарее наручниками и сунули под нос нашатырный спирт. Однако Славик лишь мычал и отворачивался от ватки с нашатырем.
Серега взялся с силой шлепать его по щекам:
— Давай, чувак, приходи в себя, у нас времени мало! Где брюлики? Говори давай, а то мы тебе опять сердечный приступ устроим! Ну, вспоминай — где брюлики?
Последняя фраза, будто глоток обжигающего кофе, вдруг вернула Славика к жизни. Он разлепил глаза. И правда, где брюлики?!
— О, оклемался клиент! — оживленно отреагировал Санек. — Ну как, вспомнил? По глазам вижу, вспомнил!
Санек и Серега были бойцами невидимой армии Сосо. В отличие от бывшего
