Иллюзия греха - Александра Маринина

— Почему ты так решила?

— У нее все лицо в прыщах. Смотреть страшно.

— Даже так? Ты что же, видела ее?

— Нет, Олег сказал. Так ты примешь ее?

— Я не понимаю. Вера, зачем ты так стремишься это устроить. Я, например, совсем не рвусь встречаться с твоим мужем лицом к лицу. И мне не стыдно сказать тебе, что я этого страшусь. Мне только интересно, почему ты этого не боишься? Или ты получаешь особое удовольствие, наблюдая встречу мужа и любовника? Я знаю, это свойственно многим женщинам, это приятно щекочет им нервы. Но я, милая моя, не женщина и щекотать себе нервы таким способом не собираюсь. Скажи своему Олегу, что я отказал, сославшись на занятость. Вера быстро поднялась со стула, на котором сидела, и устроилась у него на коленях. Запустив пальцы в его волосы на затылке, она другой рукой принялась гладить его по щеке.

— Ты глупый, ты ничего не понимаешь, — тихонько заворковала она. Наоборот, это будет очень хорошо, если он с тобой познакомится. Во-первых, он убедится, что я действительно регулярно посещаю именно врача, а не любовника. Вовторых, он будет знать тебя в лицо как моего врача, поэтому если где-то нас случайно увидят, я всегда могу честно сказать, что встречалась с тобой. Что страшного, если женщина на улице или в метро встречается со своим врачом, чтобы взять, например, рецепт? Самое нормальное дело. И потом, не забывай, с такими врачами у пациентов завязываются деловые отношения. Пациенты в благодарность за лечение начинают устраивать дела своих врачей, поэтому поводы для встреч бывают связаны уже не только с болезнями. И по телефону я потом смогу разговаривать с тобой без опаски. Все должно быть легально и открыто, это самое лучшее. Подумай сам, мы с тобой знакомы меньше года, а сколько намучились из-за того, что надо постоянно скрываться! Я надеюсь, мы в ближайшие годы не расстанемся, ведь у нас с тобой будет ребенок, так неужели ты хочешь, чтобы мы всю оставшуюся жизнь так дергались? Ты официально станешь врачом моим и нашего ребенка и будешь иметь право приходить к нам в любое время без каких бы то ни было липовых и надуманных объяснений.

— Ну хорошо, — сдался он, — допустим, я ее приму. Но ведь ты сказала, что она работает дворником. Мои услуги стоят дорого, ты это прекрасно знаешь. Или твой муж полагает, что я по знакомству буду консультировать и лечить ее бесплатно?

— Об этом не беспокойся. За все будет заплачено.

— Нет, милая, это меня не устраивает. Ты знаешь, я очень внимательно отношусь к своим клиентами и стараюсь не связываться с сомнительными личностями. Что это за юная дворничиха, за спиной у которой стоят кредитоспособные спонсоры? Мне это не нравится. Я не желаю, чтобы люди, связанные с мафией, переступали порог этого кабинета.

— Ой, да не связана она ни с какой мафией! — с досадой воскликнула Вера. — Обыкновенная несчастная девчонка, родственница кого-то из сослуживцев Олега. У них в конторе зарплаты приличные, так что за лечение тебе заплатят. Ну, примешь ее?

— Ладно, — вздохнул он. — Пусть приходят.

— Когда?

— Сейчас посмотрю, что у меня со временем.

Он мягко отстранил Веру и потянулся за органайзером, куда тщательно вписывал все назначенные мероприятия, встречи, консультации, приемы больных.

— Давай в пятницу, в двенадцать тридцать. Только предупреди, чтобы не опаздывали, у меня в час дня консилиум, и я вынужден буду уйти, даже если консультация к этому времени только начнется. Пусть даже придут чуть пораньше, в крайнем случае подождут в коридоре.

— Спасибо тебе, зайчик.

Вера горячо поцеловала его в губы и заторопилась домой. Дверь за ней давно закрылась, а он так и сидел неподвижно, уставившись ничего не видящими глазами в одну точку. Спустя некоторое время он почувствовал острую боль в ладони. Переведя недоумевающий взгляд на свои руки, он понял, что одним резким жестом сломал карандаш, который крутил в пальцах, и теперь острые края судорожно сжимаемого обломка впились в кожу ладони. Когда он сломал карандаш? Он этого и не заметил.

ГЛАВА 6

Опасения Насти Каменской о том, что бывшие высокопоставленные чиновники и известные люди из окружения Екатерины Бенедиктовны Анисковец не захотят с ней откровенничать, полностью подтвердились. Более того, многие из них были отнюдь не «бывшими», их карьера сегодня находилась в полном расцвете, и рассказывать о том, о чем Насте хотелось услышать, они не имели ни малейшего намерения. В самом деле, с чего она взяла, что знакомые Анисковец, которым она предоставляла приют в своей квартире, должны непременно быть ее ровесниками? Вовсе нет. То есть когда-то, может быть, она и ровесников своих пускала на свидания, но в последние лет пятнадцать-двадцать контингент счастливых любовников сильно помолодел по сравнению с самой хозяйкой квартиры. Годы шли, Екатерина Бенедиктовна старела, но в кругу ее знакомых всегда было много людей моложе ее и на десять лет, и на двадцать, и на сорок.

Чем с большим числом людей Настя встречалась, тем сильнее ощущала некую недоговоренность, едва заметную уклончивость в их словах. Не то чтобы они впрямую отказывались отвечать на вопросы, но иногда, прежде чем что-то сказать, они выдерживали какую-то непонятную паузу, будто прикидывая, можно об этом говорить или лучше воздержаться. Это можно было бы назвать нарочитой аккуратностью формулировок. Насте приходилось хитрить, расставлять всевозможные ловушки и капканы, но чем больше она старалась, тем яснее понимала, что умолчание этих людей не связано с их собственными амурными похождениями. Они старательно обходили какой-то вопрос, и вопрос этот касался самой Екатерины Бенедиктовны. Как ни ломала Настя голову, она не смогла придумать этому объяснение. Что могло быть в жизни дочери академика Смагорина такого, о чем не хотят распространяться хорошо относившиеся к ней люди?

Впрочем, если идти от противного, то вполне можно попробовать узнать об этом от людей, относившихся к убитой не очень хорошо. Иными словами, если не получается с друзьями, ищи врагов. Задачка тоже, прямо скажем, не из простых. Кто ж признается, что относился плохо или даже враждовал с человеком, которого нашли убитым?

Пришлось снова обращаться к помощи Марты Генриховны Шульц, которая, как и все остальные, строго придерживалась правила «о покойных — ничего, кроме хорошего».

— Почему вы не сказали, что у вашей подруги были личные тайны? — начала Настя прямо в лоб. — Я так рассчитывала на вашу помощь, Марта Генриховна, а вы, оказывается, вводили меня в заблуждение. Вы боялись кого-то подвести? Поймите, речь идет об убийстве, и в этих вопросах излишняя щепетильность часто мешает изобличить преступника.

Шульц была дамой умной и опытной, из пяти или шести бесед, которые у нее раньше состоялись с Настей, она успела сделать вполне определенный вывод о том, что майор Каменская — человек спокойный и во всех отношениях порядочный. Поэтому дальше темнить не стала.

— Что ж, — вздохнула она, — раз вы сами узнали... Конечно, мы не хотели об этом говорить, тем более что Катю всетаки все любили.

— Кто это — мы?

— Иван Елизарович и я. И Петр Васильевич, бывший муж Кати, тоже был с этим согласен. Ни к чему ворошить эту историю, ей уже так много лет, что... Сами понимаете.

Положение у Насти было сложное. Марта Генриховна сразу поверила в то, что в милиции уже все известно. А известно ничего не было. Как спросить, чтобы не выказать обман? «Сами понимаете». Ничего себе! Было бы что понимать. Однако зацепка для беседы все-таки есть.

— Почему вы сказали, что обсуждали это только с Бышовым и бывшим мужем Екатерины Бенедиктовны? — спросила она. — Разве больше никто не знал?

— Разумеется, нет, — тут же откликнулась Марта Генриховна. — Как об этом мог знать кто-то еще? Катя умела хранить секреты и свои, и чужие, она и это скрыла бы от нас, если бы могла.

Час от часу не легче! Знать бы еще, что такое «это». А надо делать вид, что все отлично знаешь, иначе старая дама тут же поймет, что ее провели. Судя по тому, что в курсе оказались друг детства Бышов и разведенный муж Анисковец, речь идет о чем-то семейном. Марта оказалась посвящена в проблему на правах самой близкой подруги.

И все-таки что-то не сходилось. «Фигура умолчания» просматривалась в беседах со многими из знакомых Екатерины Бенедиктовны, а Шульц утверждает, что в тайну были посвящены только три человека, кроме самой Анисковец. Похоже, имеет место какое-то недоразумение. Марта говорит об одном, а Настя имеет в виду совсем другое. Но отступать некуда, надо двигаться вперед на ощупь и очень аккуратно.

— Знаете, — задумчиво произнесла Настя, — а у меня сложилось впечатление, что об этом знают многие.

— О, Бог мой, да что они знают! — всплеснула руками Марта Генриховна. — Они могут знать только одно: Катя отказала ему от дома. Сделала это публично и весьма резко. Вот и все.