Кот в мешке - Иоанна Хмелевская

– А по частям, по частям, – заторопилась я, уж слишком ужасной была перспектива ехать домой с мешком драных чулок. Да и в Варшаве куда я его выброшу? – Понемногу выбрасывала бы в целлофановых пакетах. Вот как мы твое вонючее мясо раскладывали…

Павел вдруг чрезвычайно оживился:

– Вот хорошо, напомнила. Уже стемнело, пора развозить мясо, как ты выразилась. Я возьму несколько штук. Ты где выбрасывала?

– На помойку у стоянки. За городским сортиром.

– Тогда я поеду в Брюгсен. И может, даже за Нетто, прихвачу побольше.

Я попросила:

– Если можешь, прихвати коробку с бараньей ногой, она слишком тяжелая, я и поднять ее не смогла. А лучше всего действовать вдвоем, один поднимает крышку ящика, другой бросает в него упаковки. Мне одной было несподручно. Они ведь тяжелые.

– Поедем вместе, – сорвалась с места Беата.

– Смотрите только, чтобы вас никто не прихватил за недозволенным делом, – предостерегла их Алиция.

– Не прихватят, чего там…

И их ветром вымело из дома.

Я подошла к камину, погладила разлегшуюся там кошку. Мою ласку она приняла милостиво. И вернулась к Алиции.

– Ну, давай рассуждать. Предположим, Зенончик пытался добраться до мешка с чулками. Споткнулся о провод, вырвал его из розетки и отключил морозильник. До мешка так и не смог добраться. И что потом? Пришел снова, вчера, и спустил воду в сортире?

На Зенончика это похоже…

– Но ведь не мог же он прийти и ничего не съесть. Ты не обратила внимания на недостачу продуктов?

Пожав плечами, Алиция решила собрать посуду со стола в гостиной, и мы перебрались за стол в кухне. Я приготовила себе наконец чай, кофе уже надоел, уселась и продолжила нить рассуждений:

– Если предположить, что в твоем доме чего‑то ищут, Падальский сразу приходит в голову. Вот он, как думаешь, что он конкретно мог у тебя искать?

Сидя над чашкой кофе, та равнодушно отозвалась:

– А чего ему искать? У меня же ничего нет.

Вот, она всегда такая. Теперь уже я раздраженно пожала плечами. От нее никогда ничего не добьешься. Помню, как‑то потеряла две тысячи долларов и обнаружила их только года через четыре. В связке с макулатурой. А шахматы…

– А шахматы? – напомнила я ей.

– О шахматах никто не мог знать. И я бы не знала, если бы не твое с Маженой глупое упорство составлять каталог.

– Ты не знала, но кто‑то мог знать. Сама ведь говорила, ими пользовались, когда‑то играли, кто‑то мог рассказать внукам, кто‑то признаться на смертном одре… Смотри, выстраивается цепочка. Дурацкий журнал, в котором написано о пропавших драгоценностях… Падальский… шахматы, может, тоже потерявшиеся… Он здесь что‑то ищет…

– Через Зенончика?

– Пока мы этого со всей достоверностью не знаем. В дом мог забраться любой, двери в этом доме редко когда запирают.

Бросив на меня злой взгляд, Алиция пожала плечами:

– Уж теперь я их наверняка не запру.

Так разговаривать можно годами и не прийти ни к чему конкретному. И мы решили лучше отправиться спать, не ожидая возвращения молодых людей. Ни я, ни Алиция не надеялись на их скорое возвращение, а сидеть и ждать демонстративно – глупо и невежливо. Пусть даже их чувства и не похвальные, но все равно интимные, их личное дело.

– В конце концов, они взрослые люди, – отправляясь в свою комнату, говорила Алиция, – и знают, что делают. Разве что тебе Эва глаза выцарапает, а вот насчет Юлиана, мужа Беаты, ничего не скажу, я его совсем не знаю.

И я решила, на всякий случай, по возвращении всячески избегать встреч с женой Павла, а Юлиана я тоже не знала.

***

Мощный рев окаянного туалета вырвал меня из объятий первого сна, и сразу же после того послышался отчетливый грохот где‑то в недрах дома. Значит, Павел с Беатой вернулись, кто‑то воспользовался туалетом, позабыв о его акустике, автоматически спустил воду в туалете, а это, видимо, переполошило кошек, отсюда и непонятный грохот где‑то в доме. Кошки запросто могли уронить тяжелые вещи.

Перед сном мы дом оставили незапертым. Совсем! Входную дверь только притворили, не закрывая, дверь на террасу осталась стоять нараспашку, двери в мастерской и там же окно прикрыты наполовину, чтобы кошки могли свободно забраться куда хотят, а Павел с Беатой – свободно передвигаться по дому. Свободу передвижения получал и возможный незваный гость.

Я лежала и думала, вставать ли, пока не услышала голоса в кухне. Любопытство преодолело лень, и я встала, набросив халат.

Алиция уже зажгла свет во всем доме. Беата была в гостиной, Павел в кухне. Пунцовый от смущения, он молил хозяйку простить его. Сам не знает, как ошибся… то есть… забыл… и о реве бачка вспомнил лишь в тот момент, когда уже потянул за проклятый спуск Даже руку отдернул, да уже было поздно. Тоже очень смущенная Беата утверждала, что непонятный грохот донесся из ателье, это она отчетливо слышала.

– Говорите по очереди! – призвала их к порядку Алиция. – Как это в ателье? Ведь кошки здесь.

И в самом деле с террасы в освещенную гостиную уставились зелеными глазами три черные неподвижные статуэтки.

– Но шум доносился из ателье, – упрямо настаивала на своем Беата.

Поскольку и мне так показалось, мы все, толкаясь, протиснулись к мастерской.

И в самом деле, на сундуке у барьера при лестнице в подвал уже не возвышалась гора вещей. Аккуратно уложенные нами накануне коробки, полочка, стояк и много чего еще теперь слетело вниз. Причем стояк явно вывалился из коробки, иначе бы не бренчал. К тому же, призналась хозяйка, бренчали многочисленные запасные части кухонной и вообще сантехнической арматуры, сложенные ею в несколько коробок. Представляю, сколько лет они пролежали в этих коробках, но бренчать имели право, независимо от возраста.

– Само по себе не слетело, – сделала вывод Алиция. – Кто‑то должен был все это свалить.

Заглянув вниз, я поддержала ее:

– О, и дверь не так закрыта! Мы оставили небольшую щель, чтобы проветривалось, а теперь вон она какая широкая.

Алиция не поленилась спуститься.

– Конечно, шире. Я приперла двери столом, ну да теперь вы его не видите, потому что все с сундука на него свалилось. А я специально оставила ширину щели до папоротника, что стоял на столе, чтобы не повредить цветочек. Конечно, от него одни черепки остались, чтоб у этого кретина руки‑ноги отсохли! И никто меня не убедит, что дверь раскрылась от сквозняка!

Никто не сомневался, что сквозняк тут ни при чем. Массивной чугунной двери в подвал никакой сквозняк не страшен, разве что смерч мог ее сдвинуть, но тогда уже заодно со всем домом, а так, одну…

Исчезли последние сомнения, и теперь нам пришлось примириться с неприятным фактом, что жилплощадью Алиции каждую ночь безнаказанно пользуется какая‑то непонятная враждебная сила, нанося ущерб имуществу и порядку в доме.

– Глупая должна быть эта сила, если считает, что действует втихаря, – высказал общее мнение Павел, возвращаясь в гостиную.

– Или ей до лампочки, слышим мы ее или нет, – предположила я. – Она делает свое, и плевать ей на нас.

– К тому же и нюха у нее нет, – скривилась Беата. – Там еще здорово воняет.

***

Злая как сто тысяч чертей – а надо признать, в последнее время у нее хватало причин быть не в настроении, к тому же разбуженная среди ночи, – Алиция, однако, взяла себя в руки и из всех неприятностей выбрала одну, притворившись, что только она ее и заботит.

– Вот именно, – ухватилась она за последние слова Беаты. – Мне кажется, что свежий воздух до подвала так и не добрался, а мне бы очень хотелось включить морозильник. Вы как находите, мне правильно кажется?

Я поспешила похвалить подругу:

– Тебе правильно кажется, редкий случай.

– А закрытый не проветрится.

– Это уж точно. И все, что ты туда положишь, пропитается мерзким запахом.

– Как же я тогда закрою дом? Без сквозняка запах останется. Слушайте, а может, мне туда вентилятор поставить?

Павел тут же подхватил:

– Тогда лучше исправить… – и осекся.

Я, конечно, поняла: он предлагал исправить наконец систему механического вентилирования, некогда с большим тщанием проведенную Торкилем и позднее испорченную застрявшим в ней ежом, для спасения которого вентиляцию пришлось почти всю разобрать. С тех пор никто к ней не прикасался, ибо все знали, как относится хозяйка к ремонту такого рода. Этой темы вообще не следовало касаться, если не хочешь испортить отношения с хозяйкой…

Беата попыталась исправить бестактность Павла:

– А что, если оставлять открытыми двери и окна днем, а на ночь запирать? – предложила она. – Ну, окно можно оставлять немного приоткрытым.

– Я тут не хочу никого обижать, – немедленно отреагировала Алиция, – но однажды в такое немного приоткрытое окно Иоанна пролезла‑таки.