В тени Рюджина (СИ) - Чудинов Халег

Гендзюцу Кецурьюгана проникло за ширму человеческого сознания, проваливаясь в бескрайнюю тьму разума Однохвостого и подчиняя его моей воле. Заставить Шукаку сотворить одну из специализированных вариаций техники клонирования было делом секунды. Через миг мне оставалось лишь запечатать сосуд с чакрой Ичиби и удовлетворенно кивнуть, оценивая результаты своего труда.

В напряженной тишине раздался слабый хриплый стон, источником которого было все еще скованное Сенпо: Джагей Джабаку тело брата Казекаге. Блеклые слезящиеся глаза изможденного шиноби слепо шарили по комнате. Он силился понять, где он оказался, сознание через силу пробивалось сквозь туман, в который было погружено моим гендзюцу. Из глаз джинчурики пропала чернота. Они вновь были человеческими. Лицо его не искажалось в неконтролируемой ярости. Активность мозга тоже приходила в норму.

— Лечение прошло успешно, — констатировал я, пряча сосуд с чакрой Шукаку в скрытых карманах кимоно и рассеивая связывающие техники, позволив телу Яшимы мягко опуститься на пол. — Больному необходимо соблюдать диету, осторожно восстанавливать физическую форму и в ближайший месяц воздержаться от использования чакры. Тем более чакры биджу. Я передам Чиё список необходимых лекарств. Если соблюдать все рекомендации, думаю, в будущем у вашего брата, Тенрай, Раса, будет больше шансов стать настоящим джинчурики, а не бомбой замедленного действия.

С тяжелым звоном и лязгом над моей головой разошлись в стороны Цепи Чакры, пропуская к Яшиме его родственников.

— Спасибо, — не глядя в мою сторону, бросил Казекаге, быстро оказавшись возле своего брата.

Раса, в отличие от него, задержал на мне свой взор, остановившись на том месте, где был спрятан сосуд с чакрой Шукаку, но тоже, прикрыв глаза, медленно кивнул в знак благодарности и присоединился к Тенраю, помогая Яшиме прийти в себя.

Ну, думаю, операция прошла не без проблем, но почти идеально. На большее я и рассчитывать не мог. Пока рано о чем-то судить, но, похоже, в моей армии еще плюс один биджу, а у Сальмы больше шансов на хороший исход переговоров с Суной. Значит, окно возможностей на востоке у Страны Звука приоткрылось еще на пару ладоней.

Глава 50. Столица

7 июня 49 года от начала Эпохи Какурезато

Дребезжащие звуки шелковых струн разносились по воздуху и терялись в гомоне прохожих и криках торговцев, среди стука гэта по деревянной мостовой и грохота повозок рикш, однако это не смущало слепого музыканта, не прекращающего отчаянно ударять плектром по сямисэну и выкрикивать слова песни:

— Позволь мне услышать песнь жизни, реквием о жалком мне-бедолаге, носящем маску и играющем фарс, отшельнике, не знающем завтра. Если мир переполнен любовью, я молю… Спаси меня! — певец взял драматическую паузу, приглушив струны и артистично подняв взгляд к небу, после чего уже совершенно иным тоном мрачно припечатал: — Жизнь на продажу.

Этого уличного музыканта, наверное, можно считать ярким представителем новой зарождающейся эстетики, рожденного войной искусства. Точнее, принесенными сражениями лишениями.

— Душевно поет, — наморщив свою лысую черепушку и сложив руки на груди, прокомментировал представление Чирику.

— Да ладно? — удивился я. — Видно же, что тебе не нравится.

— Не нравится, — согласился юный монах. — Но поет он от души.

— Сложно ли умеючи-то?

— Не в умении дело, Охеми, а в чувствах.

На самом деле, я бы даже согласился с Чирику, поет музыкант от души, хотя я давно заметил, что на самой музыке он концентрируется слабо.

Сам музыкант был смугл и худощав, одежда явно не первой свежести, мешковатая. Под такой можно многое скрыть, от собственного телосложения, до пары связок с кунаями. Уверен, что железки при себе этот мужчина имеет, хотя главное оружие, сямисэн, все же носит на виду.

Судя по заметным пересекающим глазницы белым линиям шрамов и сбитым костяшкам пальцев, когда-то музыкант не чурался сражений. Да и в движениях проскальзывает что-то от шиноби. И ток энергии в меридианах хоть и замедлен, но сендзюцу позволяет ощутить их натренированность, что ли. Хотя загрубевшие подушечки пальцев явно говорят о долгой практике игры на струнном музыкальном инструменте.

Я бы предположил, что это шиноби либо из Страны Горячих Источников, либо из Пустыни. И там, и там существуют независимые искусства использования музыкальных инструментов в бою. Правда, в Югакуре оно развиться не успело, да и там больше копировали техники клана Шиин. А вот в Стране Ветра своя собственная школа, пусть находящаяся в упадке на фоне классических искусств шиноби и марионеточного мастерства. Но, вообще, она уникальна и самобытна, позволяла обходиться без классических ручных печатей и давала еще ряд разных преимуществ. Правда, имела и недостатки, иначе не была бы такой непопулярной.

— Мне кажется, он поет о себе, — внезапно озвучил свои мысли обычно несклонный к подобному Чирику. — Может, он был из тех северных дворян, которые потеряли все и начали продавать свою жизнь, не в силах просто расстаться с ней. Может, он успел попасть в лапы похотливой дочки феодала, любящего человеческую кровь нукенина, оказаться в лабораториях Анбу…

— Слушай, тебе бы с такой фантазией романы писать, — скептически хмыкнув, сказал я. — Своим мечтам нужно давать возможность воплотиться хотя бы на бумаге. А то смотри, иначе с катушек съедешь и начнешь храмы в городе подпаливать.

— Это не мои фантазии, — грозно свел брови парень. — Эти истории я слышал на днях у базара. Может, они и лживы, но все равно причины их появления быть должны.

— Ну, логика в твоих словах имеется, — не стал я спорить с Чирику.

Тем более что он и в самом деле мог быть прав. Этот шиноби явно пел о своей жизни, которую он, как и иные ниндзя, фактически выставлял на продажу. Таких разочаровавшихся в своей прошлой жизни шиноби сейчас хватает. Не сумевшие найти себя в обычной жизни жители демилитаризованных какурезато, вроде Югакуре, беглецы из разрушенных малых селений. Все те, кто не становится нукенинами, но может жить среди обычных людей. Такие, если задерживаются в этом мире, часто спиваются, что, наверное, и происходило постепенно с Цунаде в каноне, либо находят утешение еще в чем-то. И хорошо, если это музыка или писательство.

И в моем прошлом мире у ветеранов боевых действий были большие проблемы с возвращением к мирной жизни, а тут шиноби ее и не знали никогда, по сути-то. Мир был только лет десять-пятнадцать, с приходом эпохи какурезато, и то этот промежуток можно считать лишь небольшим перерывом между войнами кланов и началом мировых войн.

— Ладно, идем, что ли? — предложил я, глядя в облачное небо. — Вечереет, скоро будет наша стража.

— Да, идем, — согласился Чирику, начав копаться в кармане за пазухой. — Сейчас…

Достав нанизанные на шнур медные монеты, монах ловко снял пару кругляшей и направился к певцу.

— О, даже так, — удивился я, следуя за парнем.

— Жизнь странствующих слепых музыкантов тяжела, — пояснил Чирику. — Мне же деньги особо не нужны.

Сказав это, он кинул монеты в футляр из-под сямисэна и посмотрел в сторону дворца, прикидывая, как половчее туда пробраться и не завязнуть случайно в городской толчее. Я, окинув взглядом благодарно раскланивающегося бывшего шиноби, покачал головой и, порывшись в карманах, тоже выудил ему пару медяков. В конце концов, пел он и в самом деле душевно.

— Не так уж и плоха жизнь у них, — поправил я Чирику, догоняя монаха. — Он наверняка либо в Тодо-дза, либо в Мосо-дза. В столице без прикрытия гильдии простые бродяги бы не решились исполнять песни.

— Может… Но не из Мосо-дза точно, — подумав, ответил мне Чирику. — Мосо-дза это при Храме Огня и храме Шести Путей гильдия. Они подобных песен бы не пели, у них героические эпосы, сутры и все, что причисляют к высокому искусству. Это Тодо-дза да Гозе-дза не чураются новшеств, — замолчав еще на пару секунд, монах негромко добавил: — Говорят, эти гильдии поддерживает храм Камигё из Отомуры и храм Восьми Великих Царей-Драконов.