В тени Рюджина (СИ) - Чудинов Халег

— Восемь драконов — это те монахи из Храма огня, которые на север ушли и к Инари примкнули? — изобразил я интерес.

— Они самые, — хмуро подтвердил монах, уверенно шагая вперед.

— Тогда понятно, почему он так душевно поет, — подтрунивая над Чирику, заметил я.

Чирику мне не ответил, только еще более грозно свел брови. Мне до этого уже традиционно не было дела. Я больше думал над тем, что, похоже, часть финансирования этих самых Тодо-дза и Гозе-дза расходуется не совсем так, как я планировал. Эти две гильдии слепых музыкантов, в первую входили только мужчины, босама, а во вторую только женщины, годзэ, были мной выбраны когда-то в качестве рупоров пропаганды Воли Дракона и идей Страны Звука на материке. В целом это был идеальный способ. Организовать гильдии из странствующих слепых и слабовидящих музыкантов, когда одной из знаковых фигур Рюджинкё является Отохиме, было логично, просто и это не встречало непонимания и сопротивления у людей. Тем более что аналогичная гильдия, Мосо-дза, уже была.

Предполагалось, что мои гильдии будут мягко привлекать к Воле Дракона население, и это у них вполне неплохо получалось. Но если этот бывший шиноби с сямисэном тоже из Тодо-дза, то песни его совсем не похожи на те, которые я предполагал бы услышать из уст певцов Тодо-дза.

Хотя с другой стороны, если рассматривать их как антипропаганду нынешней жизни шиноби, то тогда они вполне вписываются в концепцию. Гм. Ладно, допустим. Тогда пока ответственные за гильдии люди могут спать спокойно.

— Душевно, душевно, — сердито повторил Чирику. — Ты опять меня донимать начнешь?

— Так тебе же нравится, — хмыкнув, поравнялся я с монахом.

— Нисколько.

— Врать нехорошо. Я ж помню, с чего наше знакомство началось, — наставительно произнес я. — Все меня расспрашивал про Рюджинкё, словно я много о нем знаю. А вот почему ты сам в храм Хачидайрюо не направился вместе с другими монахами? Там бы все и разузнал. Да они вообще еще в Храме Огня должны были все разболтать, раз такой большой группой ушли.

— В храм Хачидайрюо я не отправлюсь, — уверенно ответил Чирику.

— Э? Чего так?

— Это будет нарушением моих обетов, — коротко пояснил монах.

— В смысле?

— Я не изменю Сензоку и их заветам.

— Так я же и не заставляю, — удивленно посмотрел я на спутника. — Или ты боишься, что там тебя на темную сторону переманят, что ль?

— Да. Я еще слишком слаб, — к моему удивлению, не стал отнекиваться Чирику и признал мою правоту. — Бансай умеет произвести впечатление. Когда он покидал храм, то сумел во многих душах посеять семена сомнений. Я еще слишком слаб, чтобы посещать храм Восьми Драконов.

— А чего слаб-то? Каждый день же тренируешься, дух свой укрепляешь.

— Путь, указанный нам Сензоку, тернист и не имеет конца, — монотонно пробубнил Чирику. — Он требует отдачи и суровых тренировок, постоянного хождения по краю, но он дает четкую цель, к которой мне должно идти. А учение Рюджина развращает. Оно делает путь проще. Отступники сбились с пути и уже не смогут достигнуть вершины силы. Они верят в неведомое, оставив надежду на могущество позади.

Удивленно скривив губы, я задумчиво почесал затылок. Даже не думал, что можно прийти к таким выводам. Эти монахи из Храма Огня — странноватые парни все же. Но, впрочем, мне до этого дела нет. Чудес не бывает, и Рюджинкё — это не сто рё золотом, чтобы всем нравиться.

— Сила да сила, — простонал я от нечаянно начатого диспута. — Далось оно тебе, могущество это. Всей чакры не соберешь. Делай то, что по силам, да радуйся тому.

— Угу, сказал тот, кто следует за Рюджином, одним из сильнейших шиноби, который еще и биджу отнял у Водопада, — насмешливо ответил Чирику. — Скажи, разве Орочимару твой не стремится к силе, чтобы защитить свое царство? То же самое и я, и прочие монахи делают.

— Ага, скажешь тоже, — вернул я монаху насмешку. — Вы ж к просветлению стремитесь и освобождению мира от уз страданий. И, как по мне, у вас все, что в этой жизни есть, все ведет к страданиям. Нет любимой женщины — плохо. Есть таковая — тоже плохо, потому что однажды ее не станет. А Рюджин не такой, он всем добра желает.

— А что, скажи еще, что твой пример этот с женщинами не верен? — запальчиво спросил Чирику. — Все же верно сказал, пусть и в меру своей извращенной натуры. Мир полон ненависти и зла, которые порождают лишь новые ненависть и зло. И это зло, по мнению твоей Отохиме и Орочимару, сотворено вместе со всем миром. И сделал это кто-то явно не особо добрый и всеблагой.

— Тяжко, наверное, жить, смотря на мир сквозь призму бесконечного отчаяния, — покачал я головой. — В конце концов, мира этого создатель благ. Если он и создал тьму, то явно он желал, чтоб было так. Все мы лишь гости во владениях Рюджина. Гости, а не послушные чужой воле питомцы. Человек волен поступать так, как ему того хочется, а хочется ему разного. И чтобы понимать, как жить правильно, и различать где добро, нужно знать, что такое зло. Вот так-то. Страдания — это метод формирования сознания, покаяния и искупления. Путь к любви и гармонии господина этого мира и его гостей. Вот Сензоку твои — именно видя чужие страдания, они не стали достигать просветления, хотя имели все шансы самостоятельно избавиться от кармы, но начали помогать людям, разве не так?

— Ох, северный ты варвар, — уныло покачал головой Чирику. — Учишь тебя, учишь, а толк все никак не выходит. Вечно извратишь все самые светлые истины до неузнаваемости.

— Эх, южанина-зазнайку даже простым истинам научить невозможно, — не впечатлился я сетованиями монаха. — Неизлечимое мракобесие.

Забавный парень этот, Чирику. Несмотря на долгую уже жизнь в этом мире, я из монахов Храма Огня фактически знаком был только с Бансаем. Тот тоже любопытным индивидом был, но не таким упертым, как этот мальчишка. Своеобразный у них взгляд на мир. Хотя правильнее сказать, он более ярко выраженный. Шиноби и простые люди тоже в большинстве своем придерживаются тех же идей, но у них это сглажено бытовыми заботами, династийными и традиционными культами. Они все как провода под напряжением, но одни в изоляции, а другие оголены. Ясно, что по обоим идет ток, но одних можно коснуться без опаски, а вторые шокируют.

Но в любом случае, Чирику вносил хоть какое-то разнообразие в рутину работы шиноби при дворе дайме, которая мне изрядно досаждала. И не тем, что отнимала время или была неинтересна, а тем, что она была устроена странным для меня образом. Если честно, меня и само устройство всей этой придворной жизни иногда повергало в удивление, но я сам в виде Охеми состоял в гвардии, поэтому ее порядки меня касались напрямую. Точнее, порядки — это сильно сказано. На мой взгляд, порядка в этой структуре как раз и не было.

Ни нормального устава, регламентирующего нашу деятельность, ни какого-то толкового распорядка дня. Может, я многого жду от гвардии, а, может, я просто попал на такой период неудачный. Нынешний дайме, Мадока Каго, активно подчищал ранее сидевших на снабжении и управлении нанятых двором чиновников, старательно переводя эту сферу в подчинение новых, более лояльных себе людей.

Как оказалось, Каго сейчас вдохновлялся идеями своих советников, которые воспитывались в западной философской школе, пришедшей в Страну Огня из Роурана и Страны Ветра лет пятьдесят назад. Если вкратце, в основу своей философии они ставили равенство всех перед законом дайме и необходимость правителей и политических деятелей максимально вникать в экономику и всю обстановку в стране. На мой взгляд, вполне здравые идеи, но они встречали сопротивление у прошлого поколения чиновников и дворян, которые придерживались пришедшей из Страны Земли философии неделания, которая предполагала врожденное неравенство людей, активно сепарируя их на сословия. И по ее понятиям, правильный правитель должен вести праведный образ жизни и минимально участвовать в управлении страной. Эта забота должна ложиться на морально-нравственно одухотворенных поданных, которые благодаря своим врожденным качествам сами все могут устроить, если не будут мешать каждому сословию жить так, как предки жили.