Почти как люди: Фантастические романы - Клиффорд Саймак

Чуть позже, — сказал Блейк. — Я еще не голоден.

Они сказали, что не возражают, если он решит остаться на Земле и попытаться стать человеком. Но зачем?

А почему бы не попробовать? — сказал Охотник, — Человек-женщина может передумать.

Вряд ли, — сказал Блейк.

И в этом, конечно, было самое худшее: он знал, почему она не передумает, почему не захочет иметь ничего общего с подобным ему существом.

Но дело было не только в Элин, хотя Блейк знал: прежде всего именно в ней. Ему еще предстояло оборвать последние связи с человечеством, которое могло стать ему родным, с планетой, которая могла бы стать его первым и единственным домом, и теперь человеческая часть его сути не желала мириться с уготованным ей насилием, не хотела терять право первородства, не успев обрести его. И все это — дом, родина, родство — из-за своей недосягаемости где-то в глубине души становилось ему особенно дорогим.

Мягко звякнул колокольчик.

Телефон, сэр, — сказала Комната.

Он протянул руку к телефону, щелкнул выключатель. Экран продолжал моргать.

Вызов без видеопередачи, — объявил коммутатор. — Вы имеете право не отвечать.

Ничего, — сказал Блейк. — Давайте. Мне все равно.

Голос — четкий, ледяной, лишенный всякой интонации — ровно произнес:

С вами говорит разум Теодора Робертса. Вы Эндрю Блейк?

Да, — сказал Блейк. — Как поживаете, доктор Роберте?

Со мной все в порядке. Разве может быть иначе?

Извините, я забыл. Не подумал.

Поскольку вы не связывались со мной, я решил найти вас сам. Думаю, нам надо поговорить. Насколько мне известно, вы скоро улетаете.

Корабль почти готов, — ответил Блейк.

Путешествие за знаниями?

Да, — подтвердил Блейк.

Летите все трое?

Да, все трое.

С тех пор как я узнал о вашей ситуации, — сказал разум Теодора Робертса, — я об этом часто думаю. Несомненно, рано или поздно наступит день, когда вас станет не трое, а один.

Я тоже так думаю, — сказал Блейк. — Но это произойдет очень не скоро.

Время для вас не играет никакой роли, — сказал разум Теодора Робертса, — и для меня тоже. У вас бессмертное тело, которое можно разрушить только извне. А у меня нет тела вообще, и потому меня нельзя убить. Я могу умереть, только если испортится техника, содержащая мой разум. Не имеет никакого значения и Земля. Мне кажется, вам необходимо признать этот факт. Земля — не более чем точка в пространстве, крохотная, ничтожная точка. Если задуматься, в этой Вселенной так мало чего-либо, что действительно важно. Когда ты все просеешь через сито значительности, в нем останется только разум. Разум — общий знаменатель Вселенной.

А человеческая раса? — спросил Блейк, — Человечество? Оно тоже не имеет значения?

Человеческая раса, — ответил четкий, ледяной голос, — лишь мельчайшая частица разума. Не говоря уж об отдельном человеческом или каком ином существе.

Но разве разум… — начал было Блейк и остановился.

Бесполезно, сказал он себе, разве может понять другую точку зрения существо, с которым он разговаривает, — не человек, а бестелесный разум, находящийся в плену предрассудков своего мира не в меньшей степени, чем существо из плоти и крови — своего. Утраченный для физического бытия, он, наверное, хранит о нем столь же туманные воспоминания, как взрослый — о собственном младенчестве. Разум Теодора Робертса существует в одном измерении. Маленький мир с гибкими параметрами, в котором не происходит ничего вне рамок движения мысли.

Вы что-то сказали — или хотели сказать?

По-видимому, — произнес Блейк, пропуская вопрос, — вы говорите мне это затем…

Я говорю вам это затем, — сказал Теодор Роберте, — что знаю, насколько вы утомлены и расстроены. А так как вы — часть моего «я»…

Я не часть вашего «я», — сказал Блейк, — Два столетия назад вы дали мне разум. С тех пор этот разум изменился. Он уже не ваш разум.

Но я полагал… — начал Теодор Роберте.

Я знаю. Очень любезно с вашей стороны. Но из этого ничего не выйдет. Я стою на собственных ногах. У меня нет выбора. В моем создании участвовало много людей, и я не могу разорвать себя на части, чтобы каждому вернуть долг: вам, биологам, которые чертили проект, техникам, изготовившим кости, мясо, нервы…

Воцарилось молчание. Затем Блейк быстро произнес:

Простите. Наверное, мне не следовало этого говорить. Мне не хотелось бы, чтобы вы обиделись.

Я не обиделся, — сказал разум Теодора Робертса. — Напротив, я вполне удовлетворен. Я могу теперь не беспокоиться о том, мешают ли вам мои склонности и предрассудки, которыми я вас наделил. Но я что-то разболтался. А мне надо еще сообщить вам нечто для вас важное. Таких, как вы, было двое. Был еще один искусственный человек, который полетел на другом корабле…

Да, я слышал об этом, — сказал Блейк. — Я не раз задумывался — вам о нем что-то известно?

Он вернулся, — сообщил разум Теодора Робертса. — Его доставили домой. Почти как вас…

В состоянии анабиоза?

Да. Но, в отличие от вас, в своем корабле. Через несколько лет после запуска. Экипаж испугался происходящего и…

То есть мой случай уже никого особенно не удивил?

Думаю, что удивил. Никому не пришло в голову увязать вас со столь давними событиями. Да и не так уж много людей в Космослужбе знали об этом. О том, что вы можете оказаться вторым из тех двух, начали догадываться незадолго до вашего побега из клиники, после слушаний по биоинженерному проекту. Но вы исчезли раньше, чем они смогли что-либо предпринять.

А тот, другой? Он все еще на Земле? Взаперти у Космослужбы?

Сомневаюсь, — произнес разум Теодора Робертса, — Трудно сказать. Он исчез. Больше мне ничего не известно…

Исчез! Вы хотите сказать, его убили!

Я не знаю.

Вы должны знать, черт побери! — закричал Блейк, — Отвечайте! Я сейчас пойду туда и все разнесу. Я найду его…

Бесполезно, — сказал Теодор Роберте. — Его там нет. Больше нет.

Но когда? Как давно?

Много лет назад. Задолго до того, как вас обнаружили в космосе.

Но откуда вам известно? Кто сказал вам…

Нас здесь тысячи, — ответил Теодор Роберте. — Что знает один, доступно всем. Все обычно в курсе всего.

Блейк почувствовал, как его обдало леденящим дыханием бессилия. Тот, второй, исчез, сказал Теодор Роберте, и в его словах сомневаться не приходится. Но куда? Умер? Спрятался где-то? Снова отправлен в космос?

Второй искусственный человек, единственное во всей Вселенной другое существо, с которым его могло бы связать родство, — и теперь он исчез.

Вы в этом уверены?