Романески - Ален Роб-Грийе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мертвая тишина; очень скоро ее взорвет некий вскрик, очень тихий, изданный незримою А; на нем план изменится.
Голос А: Нет!
Возвращение в сад: X и А (сидящая на скамейке), показанные со спины, расположены на переднем плане, как и прежде. Они абсолютно неподвижны и смотрят прямо перед собой в одном направлении. X отвечает размеренно и тихо, словно через силу.
X: Теперь уже поздно.
На последнем слове, сказанном мужчиной, план меняется вновь и очень быстро: очередное появление комнаты, приблизительно такой же, какую мы видели совсем недавно. Но сейчас здесь появились ковры; что до мебели, оставшейся прежней, то ее расстановка слегка изменена; чувствуется, что теперь каждый предмет находится на своем законном месте, чего не было раньше. Кое-что добавлено (стулья, кресла и т. д.). Кадр построен как обычно; людей в нем нет; он длится немного больше, чем в первый раз.
Вновь тишина; она прервется завершающим план словом «нет», сказанным невидимой А уже менее уверенно: так звучит отрицательный ответ человека, сдающегося в плен, когда он просит о пощаде.
Голос А: Нет!
Возвращение в парк: X и А находятся там же и в обычных позах, но обращены лицом к камере, в которую смотрят пристально. А выглядит потрясенной; X словно одержим неким безучастным безумием (но, ради бога, без гримас!). Оба молчат. Не слышно вообще никаких звуков.
Быстрый наплыв, и мы снова видим комнату, именно ту, что и в прошлый раз. Кадр скомпонован по-прежнему (по крайней мере, вначале), так как данный план не статичен: описывая круги, камера показывает номер во всех подробностях и скоро обнаруживает А, смотрящую в объектив неподвижным взглядом; лицо у нее запрокинуто, как в предыдущей сцене в саду. На ней довольно нарядное платье и узкий браслетец из белого жемчуга, который она время от времени теребит, рискуя сломать. Вскоре после появления в кадре женщина пытается сделать несколько неуверенных шагов.
А двигается медленно, нерешительно и в разных направлениях, как движется животное в клетке. Камера следит за ней неотрывно. Шагнув к одной двери, А в раздумье останавливается; идет к другой, протягивает руку, чтобы открыть дверь, но не дотягивается до ручки; возвращается, мельком взглянув на себя в зеркало; идет вдоль стены, приближаясь к окну, и, коснувшись лба ладонью, повторяет то же движение, что и в саду, защищая глаза от яркого солнечного света. (Съемка должна быть произведена так, чтобы в кадр не попало ничего из находящегося за окном.) Окно затворено.
Едва А делает первый шаг, за кадром слышится голос X, вновь спокойный, абсолютно спокойный и бесстрастный, но кажется, что говорящий что-то скрывает.
Голос X: Он только что вышел. (Пауза.) Не знаю, что за бурная сцена разыгралась между вами совсем недавно.
Голос умолкает, а женщина все так же ходит из угла в угол. План оборвется, когда, подойдя к окну, она сделает тот самый жест.
Снятый из окна вид уходящей перспективы сада — на переднем плане оконный переплет. А не видна, разве что расплывчато и сбоку. Представленный широкой панорамою сад пуст, если не считать двух одиночек, оказавшихся посреди огромного безлюдного пространства; эти одиночки — X и А (насколько можно судить об этом, невзирая на большое удаление); они идут, хоть и рядом, но сохраняя дистанцию.
Повтор видеоряда, завершившего предпоследний план: А смотрит в окно (под этим углом сада не увидеть) и показана издали. Она заслоняет глаза рукой, повторяя уже знакомый жест. Затем она отворачивается и снова принимается медленными и неуверенными шагами мерить комнату; ее неотвязно сопровождает камера, тогда как за кадром звучит голос X.
Голос X: Из вашего окна был виден сад. (Пауза.) Но как вышел мужчина, вы не заметили, что вас, вероятно, ободрило…
Голос X: (Длительная пауза.) Не зная, куда пойти, поначалу вы повернулись к кровати… подошли к ней и сели, откинулись назад… после нескольких секунд — секунд сомнения, — не зная, чем заняться, и глядя в пустоту… Умоляю вас! Выслушайте меня!.. Да… Было… В самом деле было большое зеркало, прямо у двери, огромное зеркало, к которому вы не осмеливались приблизиться, будто в нем таилось нечто страшное… Но вы упорно не желаете мне верить. Где вы? Куда вы запропастились? Зачем все время пытаетесь от меня ускользнуть? Поздно… Давно уже поздно. Более не существует… Теперь двери заперты. Нет, нет! Двери были заперты… Послушайте же…
Данный текст произносится голосом то настойчивым и властным, то неуверенным и удрученным, то откровенно умоляющим, которым X неустанно повторяет то, что А отказывается воспринимать; хочется подчеркнуть: на самом деле она старается держаться как можно дальше от кровати, пребывая в состоянии стойкого и бессмысленного сопротивления. Намек на зеркало представляет собой, напротив, уступку со стороны X, тогда как А слишком долго глядит на зеркала (к которым приближается). И коль скоро она оказывается совсем близко к двери, теперь отворенной, X и произнес последние фразы в отчаянной борьбе с изображением того, что мы видим на экране. Речь идет о двери, через которую можно выйти из комнаты. План меняется.
Наплыв возвращает нас в один из салонов отеля. А одна; она читает, расположившись в окружении пустующих кресел. Это повторение кадра, в котором мы уже видели ее читающей. Но ее лицо уже не то, спокойное, каким мы видели его в начале фильма: сейчас оно нервное и встревоженное. В действительности женщина книгу не читает, а лишь рассеянно перелистывает; время от времени она, поднимая голову, оборачивается к камере и застывает в этой позе на несколько секунд, чтобы потом внезапно посмотреть в противоположную сторону (почти себе за спину), как если бы заслышав чей-то голос. Однако никого там нет, и А возвращается к своему томику, едва подняв который тотчас опускает на колени.
Но вот в который раз доносится голос X, звучащий спокойно и тоном бесстрастного повествования.
Голос X: Какие доказательства вам еще нужны? (Пауза.) У меня сохранилась фотография, сделанная днем в парке за несколько дней до вашего отъезда. Вспомните, — когда я показал ее вам, вы снова заявили, что это ничего не означает, так как сфотографировать мог любой и в любом месте, к тому же пейзаж едва различим и расплывчат, потому что снят издали.
