Глянцевая женщина - Людмила Павленко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Как бы вовлечь его в беседу?» — подумала она.
Но вовлекать и не понадобилось. Он и сам был как будто рад возможности пообщаться. Пошел за ней в гардероб, подал ей плащ.
— А у вас что за книги? — спросила Елена Ивановна.
— Да вот… Иван Ефремов: «Лезвие бритвы», «Час быка», «Туманность Андромеды». Не могу без него. Перечитываю то и дело. В особенности «Час быка».
— Понимаю, — кивнула Елена Ивановна.
— Вы в самом деле понимаете? — Он недоверчиво покосился на нее.
— А как вы думали? — усмехнулась актриса. — Понимаю. И кое-что знаю.
— Вы понимаете, что это… не простая фантастика?
— Еще какая не простая! Чертеж возможного будущего. Набросок. Сценарий. Дорожный указатель. А также надпись на камне: «Направо пойдешь…» И так далее.
Они вышли на улицу. Весна была в самом разгаре.
— Послушайте, — предложил незнакомец, — давайте сдадим книги в гардероб и прогуляемся по набережной!
Они сложили книги в огромный целлофановый пакет, незнакомец отнес его гардеробщице и вернулся к Елене Ивановне, которая медленным шагом шла к набережной Волги. Солнце стояло в зените, воздух был чистым и свежим, и все вокруг казалось праздничным. Они свернули к городскому саду и стали не спеша прогуливаться по его аллеям на кругом берегу.
— Давно я не гулял вот так, бесцельно, — усмехнулся незнакомец и вдруг спохватился: — Я же забыл представиться! Чудин, — поклонился он церемонно, — Павел Прокофьевич.
— Чуден Днепр при ясной погоде, — ехидным голосом, растягивая слова, заговорила Елена Ивановна, — чуден Павел Прокофьевич…
Незнакомец обиделся.
— Вам не понравилась моя фамилия? Конечно, где уж нам… У вас небось что-нибудь этакое… Звучное… Гриневская, к примеру. Или Гринева.
Елена Ивановна все поняла: бывший поклонник ее таланта, театрал. Пять лет, как она оставила подмостки, а ее до сих пор узнают. Она вздохнула.
— Что вы? — удивился ее собеседник. — Вам неприятно, что вас помнят? И вообще почему вы оставили сцену? Я преклонялся перед вашей леди Гамильтон. В особенности эта последняя сцена, когда вам сообщают, что лорд Нельсон, умирая, завещал вас Англии. Вы были в длинном белом платье с широким, очень длинным красным шарфом и стояли на авансцене, оформленной в виде корабельного носа. И так стремительно делали движение вперед, на зрителя, что я всегда боялся, как бы вы не сорвались вниз. Но всякий раз вы замирали точненько на краю, хотя и не глядели под ноги. Вы смотрели куда-то вперед, выше наших голов, как будто видели его там… И тихо-тихо так произносили: «Он завещал меня Англии?! Бедный маленький Нельсон…» А по щеке у вас ползла слеза… Всегда — только одна.
— Да, это было важно, — подтвердила Елена Ивановна, — чтобы слеза была только одна.
— Вы хотите сказать… Вы… как-то регулировали этот процесс?
— А как же?! — в удивлении вскинула бровь пожилая актриса. — Я ведь не сумасшедшая. Я же актриса, а не леди Гамильтон. Я лишь входила в ее образ. И важно было соблюсти все рамки. Да. Все должно быть под контролем. В том числе и эмоции. Даже в первую очередь. Наше дело — воздействовать и этим способствовать очищению души смотрящего спектакль. Для актера неконтролируемые эмоции — это грязь. Да, это грязная, небрежная работа. Необходимо научиться брать управление собой на себя. И хороша бы я была, если б позволила разводить сопли на сахарине там, где этого вовсе не требуется.
— Но как же это получалось… чтобы одна слеза? Только одна?!
— По моему желанию, — с важностью отвечала актриса и более не пожелала говорить на эту тему.
— Ну хорошо… — почесал затылок собеседник, — о чем же будем говорить?
— О вас.
— Это неинтересно. Я инженер-электронщик. В прошлом году вышел на пенсию. Холост. Родственников не имею. Живу один. Занимаюсь изобретательством.
— И что же вы изобрели?
— Много всего. И я еще в процессе. Это безумно интересно. Я непременно разгадаю тайну вечного двигателя.
— Вот это хорошо.
— Вы одобряете?
— Еще бы нет! Конечно! Разумеется! Я сразу поняла, что вы то, что мне надо.
— Вот как?..
— Ну да. Я тоже, видите ли, заимела хобби. Хочу приняться за написание детективных произведений. Но прежде нужно попытаться проявить себя в деле. Вы меня понимаете?
— А как же! И с радостью вам помогу.
— Это именно то, что мне нужно. Я кое-где уже успела побывать, но не все удалось мне там выяснить. И непременно нужен надежный напарник.
— Я не только напарником — я и сообщником готов стать.
— Надеюсь, этого не потребуется. Мы будем действовать в рамках закона. Насколько это будет в наших силах…
— Итак, преступник — педофил. И мы с вами должны доказать это.
— Не совсем так. Преступление в отношении несовершеннолетней имело место много лет назад. Нашей «Лолите» было тогда четырнадцать, и она сама влезла в постель к нему. Он был женат на ее старшей сестре, девчонка жила с ними, ну и… Словом, она благополучно родила, а ее сестра с мужем-педофилом удочерили новорожденную…
— Ну и дела!.. — перевел дух пораженный Павел Прокофьевич.
— Это еще не все. Пятого мая, то есть буквально пять дней тому назад, жену этого человека нашли убитой в их собственной квартире. Орудие убийства — молоток — валялось рядом. Я вошла туда сразу после отъезда милиции и следователя прокуратуры. И под вешалкой обнаружила носовой платок, не принадлежавший хозяйке.
— Как вы узнали это? — вскинул брови Чудин.
— Да очень просто. Я видела, что у Алины — так звали убитую — были платки простые, из дешевой ткани. А этот — кружевной, белейший, из тончайшего батиста. Платок истинной леди. Кроме того, от него пахло дорогими духами. Притом надушен он был так, что и в прихожей стоял запах этих духов.
— То есть поскольку запах духов свежий, стало быть, платок обронили в день убийства?
— Именно. И духи эти — композиция, смесь «Черной магии», «Пуазона» и «Опиума». У Алины таких отродясь не водилось. Она любила сладкие духи.
— А отпечатки пальцев на орудии убийства…
— Стерты.
— Так… Что же получается? Убийца — женщина?
— Не знаю.
— А мужу это было выгодно?
— Еще как выгодно! Жена с ним собиралась разводиться. Он, правда, это отрицает, но все шло именно к тому. И в этом случае дочь оставалась
