«Если», 2002 № 07 - Уолтер Йон Уильямс

— Да, доктор Чалмерс?

— Могу я еще раз смиренно предложить выход из создавшегося положения? Если бы мы только обнаружили себя…

— Нет! — взорвалась она.

— Но, Директор…

Кахру буквально взвилась в воздух:

— На вас не действуют никакие разумные доводы! Твердите одно и то же снова и снова! Мало того, постоянно мутите воду и раздражаете остальных своими глупыми ходатайствами!

Она глубоко вздохнула, стараясь взять себя в руки, и, кажется, это ей удалось.

— Доктор Чалмерс, отныне прошу посылать с отчетами мисс Джордж, если, разумеется, будет, о чем докладывать. Можете считать это приказом.

Чалмерс кивнул.

— Что же до вас, доктор Эгбив, отныне вы содержитесь под домашним арестом и лишаетесь связи с Сетью. Я распоряжусь, чтобы аз-За-хир поставил охрану перед вашей дверью.

Оглядев всех троих, она покачала головой.

— Вы свободны.

Эгбив исчез первым, не глядя на Чалмерса. Чалмерс и Эскалера вышли вместе. Едва они оказались за дверью, Эскалера заметил:

— Вам не следовало делать этого, Уинстон. На Кахру и без того много всего навалилось.

— Как и на всех нас, Хулио.

Эскалера покачал головой:

— Это совсем другое дело. Вы отвечаете только за свой отдел. Она — за всех нас, не говоря уже об эвакуации. Если в тот день, когда осуществится контакт с алаланами, они скажут, что знали о нашей базе…

Чтобы удержать власть над заговорщиками, Чалмерсу потребовалось куда больше усилий, чем он предполагал. Некоторые, шокированные тем, как легко Эгбив признался в сокрытии данных, покинули рады соратников, боясь, что это произошло под давлением Чалмерса и теперь последуют новые аресты. Кое-кто заявил, что устал слушать сказки о древних астронавтах, но Чалмерс посчитал это желанием скрыть истинные чувства и намерения.

Однако Чалмерсу удалось сохранить основное ядро людей, способных выдавать блестящие идеи. По мере того, как недели перетекали в месяцы, эти идеи превращались в стройный замысел.

Алаланам приходилось довольствоваться миром, находящимся в куда более интенсивном постоянном движении, чем Земля. Четыре солнца, две луны, погода, которая, похоже, никогда не бывала устойчивой: все эти трудности считались нормой, а кроме них было еще множество. Именно на этом построил Чалмерс свою психологическую обработку, утверждая, что алаланы обладают врожденной способностью верно оценивать сложные динамические ситуации.

Внутренняя луна по контрасту была более статичным местом, покой которого нарушался только тогда, когда сверху валился какой-то Космический мусор — от пылинок до комет. Это была пассивная среда, и в ней не находилось места самым слабым признакам активности, особенно на внимательный взгляд, привыкший к наблюдению и истолкованию подобных признаков.

Люди оставят сотни доказательств своего пребывания в процессе эвакуации, даже если это будут всего лишь следы от ботинок, ведущие к кораблю. Их, разумеется, заметут, но тени стертых рисунков останутся. И даже сам акт стирания будет динамичным, оставляющим непроизвольные рисунки.

Группа Чалмерса предложила такие рисунки, которые можно создать как бы ненамеренно. Это, разумеется, всего лишь дополнение к тому, что останется после свертывания базы. Если для сокрытия следов не будет принято никаких экстраординарных мер, алаланы, по мнению Чалмерса, рано или поздно заметят рисунки.

Заговорщики обсуждали и другие предложения: оставить повышенную концентрацию нехарактерных для планеты элементов или скопление статических зарядов в реголите, но первое предложение показалось наиболее изящным, а ученые никогда не могли устоять перед эстетическими соображениями. За неделю до прибытия следующего корабля Уинстон Чалмерс впервые смирился с мыслью о необходимости покинуть Алалу.

Душевное равновесие сохранялось до того утра, когда в его кабинете появилась Луиза Джордж.

Я видела у директора Кахру копию плана эвакуации, — рассказывала она уже вечером, на внеочередном собрании группы, — включая ту часть, где перечисляются меры по сокрытию нашего присутствия здесь. Директор намеревается задействовать наши антигравитационные погрузчики, чтобы не оставить следов, которые придется потом стирать.

Чалмерс ожидал всеобщего возмущения, но если не считать неясного ропота, все оставались спокойными.

— Кроме того, Кахру собирается раскурочить запасные машины, сняв с них антигравитационные платы, и запрограммировать их алгоритмом, составленным Джоном Дерстом, — продолжала Луиза.

Дерст числился в отделе Гуманитарных Наук. Еще один новичок, бывший дешифровщик, лично отобранный Кахру из последней партии прилетевших.

— Директор уверена, что мы сможем выборочно перемешать реголит, не оставив узнаваемых следов стирания. Даже с моим ограниченным опытом можно сказать, что у нее есть все шансы добиться успеха.

Это, наконец, разбило лед.

— Невероятно! — воскликнула Карин Нилсмарк. — Похоже, Кахру воспользовалась нашими советами, чтобы… нет, не верю!

— Почему же, вы правы, — выдавил Чалмерс. — Именно это и произошло. Она воспользовалась советами… одного из нас.

Вот теперь и поднялся несусветный гомон, чего с самого начала опасался Чалмерс. Обвинения сыпались со всех сторон. Назывались имена, выкрикивались оправдания. Всякое подобие порядка исчезло. Он выключил звук и едва не поддался искушению больше не включать динамики. Однако все-таки решил послушать еще немного.

— …больше такого не случится! — восклицала Нилсмарк, не подозревавшая, что ее не слышали. — Необходимо найти предателя!

— Нет, — возразил Чалмерс, и его усталый тон утихомирил публику. — Не стоит.

— Вы даже не рассердились? — удивился Крав.

Он отвел глаза и тяжело вздохнул.

— После того как Луиза поделилась со мной всем, что удалось узнать, я едва не собрался стереть все данные, собранные нашим отделом. Назло. Представляете, четыре месяца работы напрочь уничтожены. Удалены из Сети. Видите, как сильно мне хотелось насолить Кахру. Как страстно я ее ненавидел.

Он вынудил себя вновь перевести взгляд на экран. На их застывшие лица.

— Слава Богу, до этого не дошло. Вся моя жизнь была посвящена не уничтожению, а приобретению знаний. И как бы мне ни хотелось передать эти знания алаланам, я не утаю их и от землян. Одно дело — скрывать их временно, совсем другое — постоянно. Гнев привел меня на грань непростительных поступков. Не позволяйте ему овладеть собой: помните, что случилось, когда он едва не взял верх надо мной.

После недолгой паузы первой заговорила Нилсмарк: