Холодные деньки - Джим Батчер

— Она это специально сделала? Для меня?

— Разумеется, — сказал Ситх. — На самом деле, на данный момент, это единственный путь из Феерии или в неё.

Я недоумевающее заморгал:

— Ты имеешь в виду Зиму?

— Феерию, — заявил Ситх. — Всю.

Я поперхнулся:

— Постой. Ты хочешь сказать, что вся Феерия блокирована?

— Верно, — подтвердил Ситх. — До рассвета.

— Почему? — спросил я.

— Кое-кто решил, что было бы неплохо дать тебе фору, — с этими словами Ситх спокойно вышел сквозь дверной проем наружу. — Ваша машина, сэр Рыцарь.

Я шагнул через порог прямо в атмосферу Чикаго, и она встретила меня миллионом ароматов, звуков и ощущений, которые были мне так же близки и знакомы, как собственное дыхание. После холодной и безжизненной тишины Арктис Тора я ощутил себя на арене цирка во время представления. Слишком много звуков и ароматов, слишком много цвета и движения. Арктис Тор был тих, как самая глубокая ночь полярной зимы. А Чикаго… был самим собой.

Я вдруг понял, что очень быстро моргаю.

Дом.

Я знаю. Это банально. Тем более, что ни один вменяемый человек не назвал бы Чикаго ярким, колоритным городом. Это логово преступности и коррупции. И одновременно это памятник архитектуры и предпринимательства. Чикаго жесток и опасен, но это также центр музыки и искусства. Хорошее и плохое, ужасное и возвышенное, монстры и ангелы — всё это было здесь.

Звуки и запахи вызвали лавину воспоминаний, от интенсивности которых я вздрогнул. Я почти не заметил автомобиль, который свернул на обочину рядом со мной.

Это был кадиллак — древний катафалк со скруглёнными крыльями, должно быть его собрали в эпоху после Второй мировой. Он был окрашен в иссиня-черный цвет, электрические огни отражались в нем с пурпурным оттенком. Он дернулся и пьяно рванул по улице, развернулся, почти задев ограничитель, потом с ревом газанул в мою сторону, ударил по тормозам и промазав мимо меня остановился примерно в дюйме от цепной ограды.

— Нуждаетесь ли вы в чем-нибудь еще, сэр Рыцарь? — спросил Кот Ситх.

— Пока ничего, — сказал я настороженно. — Так. А кто за рулем этой штуки?

— Советую самому сесть за руль, — с явным презрением ответил Ситх. И, щёлкнув хвостом, исчез.

Двигатель взревел ещё раз, автомобиль покачнулся, но не сдвинулся с места. Мигнули фары и несколько раз махнули дворники, затем двигатель заглох, а сигнальные огни потухли.

Я прошёл вдоль ограды, осторожно приблизился к автомобилю и постучал по стеклу со стороны водителя.

Ничего не произошло. Стекла были тонированы не сильно, но достаточно, чтобы разглядеть интерьер машины с хорошо освещенной улицы не представлялось возможным. Я не мог никого разглядеть внутри. Так что я открыл дверь.

— Троекратное ура, ребятки, — пропищал тонкий мультяшный голосок. — Гип-гип!

— Ура! — взвизгнула примерно дюжина писклявых голосов.

— Гип-гип!

— Ура!

— Гип-гип!

— Ура, йоп! — И этот цирк закончился сердечным хором, пропищавшим:

— О, даааааа!

За рулем катафалка на водительском сидении сидела дюжина крошечных человечков. Их заводила, самый крупный в размерах, был примерно восемнадцать дюймов в высоту. Он выглядел как чрезвычайно спортивный молодой человек, только сильно уменьшенный. На нём были доспехи, сделанные из кусочков мусора и отходов. Нагрудник был из куска алюминиевой банки, на ней еще сохранилась белая часть от логотипа Кока-Колы. Щит в левой руке был из того же материала, видимо из-под банки колы с рождественскими полярными мишками. На ремне висел кусок пластикового футляра для зубной щетки, а в нем — зазубренный нож для масла с ручкой, перемотанной клейкой лентой и ниткой. У него были фиолетовые волосы, чуть темнее лаванды, если не ошибаюсь. Шелковистые и почти невесомые, они клубились вокруг его головы как шапка одуванчика. А на спине у него были крылья как у стрекозы, в сложенном состоянии они были похожи на перламутровый плащ.

Он стоял на вершине пирамиды, которую составили его подчинённые, младшие эльфы, и держался за руль машины. Несколько явно утомленных крошечных человечков прислонились к переключателю передач, а еще несколько были внизу, клубком своих маленьких тел удерживая педаль тормоза. Все они были облачены в несуразные кусочки мусора.

Вожак лихо отдал честь и отрапортовал:

— Генерал-майор Тук из Охраны Сэра Зимнего Рыцаря докладывает о готовности! Рад вас видеть, милорд!

Он зазвенел крыльями, вылетел из катафалка и начал нарезать круги перед моим лицом.

— Зацени-ка! У меня новые доспехи!

— Мы теперь Зимние! — запищал один из мелких членов охраны. Он потряс щитом, который раньше был крышкой сухого дезодоранта с сохранившимся слоганом «Зимняя свежесть».

— За Зиму! — заорал Тук, потрясая кулачком.

— За пиццу! — подхватили остальные.

Тук спланировал вниз и недовольно оглядел эльфов.

— Нет, нет, нет! Мы же тренировались!

— ЗА ПИЦЦУ! — заорали они еще громче и даже попадая в унисон.

Тук-Тук вздохнул и покачал головой.

— Вот почему вы лопухи, а я — генерал-майор. Потому что у вас по ушам медведь потоптался.

Тук и компания были кем-то вроде моих личных союзников. Я налаживал хорошие отношения с Маленьким Народцем на протяжении многих лет, в основном путем прямого подкупа их пиццей. В итоге несколько проныр воришек и наблюдателей объединились, сначала в группу под предводительством милого маленького пройдохи, а затем, после того как Тук-Туку пришла в голову такая идея, стали моей маленькой армией. И они старались. Но очень тяжело сформировать по-настоящему дисциплинированный боевой отряд из парней, которые не могут сосредоточиться на чём-то одном более чём на двадцать секунд. Дисциплина явно хромала.

— Ребята, стоп, — сказал я. — Прекратите галдёж и подвиньтесь. Я спешу.

Крошечный народ сразу же подчинился и гурьбой перебрался на пассажирское и заднее сиденья. Я же поспешил сесть на водительское и захлопнул за собой дверь.

Я пристегнулся и влился в редкое дорожное движение. Большой Кадди, как я решил его называть, с удовлетворённым рокотом ехал вперёд, и чувствовалось, что в нём намного больше мощи, чем я привык чувствовать в автомобиле. Моей последней машиной был старый Фольксваген Жук с двигателем размером с колоду карт.

— Тук, ты вырос? — спросил я.

— Ага, — с отвращением ответил тот. — Причём я каждый день стою с грузом на голове, кажется, целых двадцать минут. Я даже был выстиран. Дважды! И ничто меня не берёт!

— Но Тук, я думаю, ты очень круто выглядишь, — сказал я.

Он уселся посередине приборной панели, свесив ноги и болтая ими:

— Благодарю вас, милорд!

— Я так понял, пицца была даже в то время, пока меня не было?