Записки нечаянного богача – 3 - Олег Дмитриев

— и старуха горько вздохнула. — Встаньте, Волки. Нечего попусту брюки пачкать. Не убрано нынче у нас.

У неё дрожали пальцы, плечи, колени, губы и подбородок. Но слёз не было. За столько лет и бед она наверняка все их досуха выплакала.

«Ты долго будешь тупить, Волков⁈» — гаркнул внутренний скептик, и снова голосом Головина. Видимо, этот тон единственный оказывал на меня правильное воздействие. Я поднялся, сунул руку во внутренний карман и вытащил свернутый носовой платок. Развернул его на ладони бережно и протянул Ланевскому. Тот, казалось, и дышать перестал. Взял двумя руками маленький золотой крестик с древней мрачной историей. Посмотрел на него внимательно, перевёл взгляд на замершую воробушком Людочку. И вновь опустился на колено перед старухой, чуть оттеснив меня назад.

— Дагмара Казимировна. Я, Сергей Ланевский-Волк, отдаю Вам дар Милы, её нательный крест, что передала она в дорогу на добрую память своему жениху, Змицеру Волк-Ланевскому. Научите, что сделать?

Бабку как громом разбило. Она вытянула вперёд пляшущие сморщенные ладони с изуродованными пальцами. Лорд осторожно вложил в них крестик. Подпрыгнувший холодильник словно подчеркнул судьбоносность момента, но меня, гад, напугал.

— Подожди, подожди, сынок, — рука Дагмары потянулась куда-то к шее, пытаясь нащупать что-то под волосами сзади. — Помоги мне. Надень на Людочку, надень!

Серёга поднялся, присмотрелся внимательно и снял у неё с шеи цепочку, на которой висел кружок с каким-то рисунком.

— Раскрой, там замочек сбоку, — велела она.

Кругляш, размером с олимпийский рубль, негромко щёлкнул и раскрылся. Я заглянул через плечо Ланевскому, который удивлённо разглядывал фамильное украшение. Снаружи на обеих сторонах был выгравирован носатый ворон, сидевший на каком-то бревне. В клюве птица что-то держала. Внутри была надпись: «Semper immota fides»*. Но прочитать её было сложно, потому что крест-накрест она пересекалась линиями. В которых будто бы чего-то не хватало.

Лорд взял с ладони Дагмары крест и осторожно поместил его в медальон. Сомнений не было — это было место именно для него.

За окнами вдруг словно стемнело. Я на автомате обернулся включить свет, а повернувшись обратно увидел, как на улице между домами с пугающими и неожиданными тишиной и скоростью кружилась воронья стая. Будто бы птицы слетелись со всей области. Причём не городские, серопузые и серобокие, а самые настоящие, чёрные.

Сергей присел на корточки перед Людой. Она посмотрела на него по-детски доверчиво и подняла ладонями чёрные волосы, открыв шею, жестом, наполненным такими доверием и беззащитностью, что у меня дыхание перехватило. Ланевский осторожно застегнул замочек и отпустил медальон, не касаясь девушки.

Стая за окном гаркнула так, что, казалось, вот-вот вылетят стёкла. Людочка вскрикнула и наверняка упала бы, не подхвати Лорд её на руки. Входная дверь с хлопком о стену распахнулась и в коридоре появился Слава и тот, с перебитым носом, что предлагал утопить подонков в озере. Оба с оружием в руках. Они с удивлением смотрели на остолбеневшего и, казалось, по-прежнему не дышавшего Серёгу, и подозрительно изучали старуху с ужасным шрамом через всё лицо.

— Там птицы взбесились, Дмитрий Михайлович, — непонятно объяснил своё появление бритый здоровяк.

— Бывает, — спокойно ответил я. — Поорут и успокоются. Праздник у них сегодня. Семейный.

Они оба уставились на меня, как на сумасшедшего. Но тут вдруг старуха тоже издала какой-то звук, очень напоминавший карканье за окном, и начала сползать со своего кресла на пол.

*Semper immota fides — Верность непоколебима вечно.

Глава 8

Чудо. Сюрприз. Загадка старухи

— Прочь с дороги! — неслось по коридорам. Первым бежал Слава, распугивая персонал, пациентов и посетителей. Следом не отставал я с Дагмарой на руках. Она пока дышала. По крайней мере, когда из Раджи выскакивал — точно дышала. Наверное. За мной летел Лорд с лицом скорбного демона, встречаться с которым не пожелаешь и врагу. Люда начала захлебываться и синеть на подъезде к больнице.

Кажется, мы доехали без проблем, хотя несколько раз были все шансы улететь к ангелам, как говорил Головин, всем вместе. Незабываемые приключенцы водили, как в последний раз, но до кардиотерапии домчали за без малого пять минут. Здесь у них был тоже Тахо, но старый, ещё с двойными фарами, чёрный, и с белорусскими номерами. Он летел первым, с тем парнем, у которого глаза цвета простого карандаша, за рулём. Раджа мчал следом, позабыв начисто, что он пикап, а не болид «формулы-один». За рулём был Слава, и он выжал из Хонды всё. И всё остальное.

Шлагбаум подслеповатый Тахо не заметил и снёс вместе со столбиками. На крыльцо приемного покоя мы забежали секунд через десять, кажется.

То, что здоровяк рванул с нами, было чистой удачей или Божьим промыслом. Он как-то ориентировался в лечебнице, прокладывал путь. Мы бы с Ланевскиим наверняка насели бы на первого попавшегося в белом халате и заставили бы его спасать умирающих Ворон. И нам никакого дела бы не было, кто попался навстречу — хирург, анестезиолог, патологоанатом или буфетчица.

Под ногами заскользил кафель, вокруг стало светлее. Мы явно забежали в отделение, куда в верхней одежде проходить не следовало.

— Стоять! — голос раздался будто выстрел, но звучал он весомо, привычно-командно.

— Товарищ военврач! Спасайте, отходят! — крикнул Слава, явно признав во враче своего. И безо всяких там буржуйских «мы его теряем».

— За мной! — доктор сориентировался мгновенно, распахнув справа двери в какой-то небольшой зал, где стояло два стола. Мы с Ланевским сгрузили ношу на них. Руки уже не разгибались.

— Яна, Лида — ко мне! Где Петров? — врач начинал выполнять свой святой долг, ещё не дойдя до столов.

— Бегу! — послышался одышливый голос из коридора, и в зал вбежал ещё один в белом, невысокого роста и толстенький, с пухлыми руками. Но они запорхали возле наркозного аппарата или чего-то вроде него, как лопасти хвостового винта военного вертолёта.

— Доклад! — рявкнул врач, покосившись на нашу троицу.

— Сильное нервное потрясение. Сердечная и лёгочная недостаточность у обеих, у старой остановка дыхания и сердце вот-вот встанет, за пять минут пульс скакал он двухсот до пятидесяти. Доклад закончил, — выпалил я, и в конце даже сам растерялся.

— Остаются только медики, остальные — вон! — что-то много сегодня таких, с голосом товарища Директора, которым только полки́ на марше останавливать. Нас со Славой и Серёгой как вымело из зала. Навстречу бежали ещё какие-то люди в белом и зелёном,