Превыше всего - Карен Рэнни

Не такое уж он и чудовище. И сейчас граф испытывал чувство незаслуженно обиженного человека, сделавшего не так уж и мало для своего ребенка.

Несмотря на обиду, граф улыбнулся. Кэтрин подумала, что эта улыбка похожа на тигриный оскал.

— Если вы захотите повидать дочь, милорд, в чем я не сомневаюсь, — произнесла она, теребя пальцами подол шерстяной юбки, — я просто буду отсутствовать это время.

— Вот уж поистине разговор, который я никогда не мог себе даже представить, — улыбка на лице графа поблекла. — А тем более участвовать в подобной сделке. — Но самым необычным для графа было то, что он испытывал сильное раздражение и жгучую страсть одновременно. Такого ощущения у него еще не было.

— Так вы говорите, тридцать дней, Кэтрин? Это может быть и слишком много, и слишком мало, я еще не решил. — Он пристально посмотрел на нее.

— Если я научилась чему-либо за последнее время так это защищаться, — уклончиво проговорила Кэтрин.

— Неужели ваша жизнь была настолько тяжела, что вы готовы продать себя ради безопасности?

Граф с первой встречи хотел узнать как можно больше о ее жизни, но задать этот вопрос он решился впервые. Девушка отвернулась, устремив неподвижный взгляд куда-то вдаль.

— Мое прошлое не является частью нашего соглашения, милорд. Это должно быть одним из условий.

Граф посмотрел на нее долгим, изучающим взглядом, словно пытаясь прочесть ее мысли и узнать ее тайны.

— А что будет, если вы захотите продлить наше соглашение? Вы потребуете за день по рубину, а за неделю по бриллианту?

— Ничего не продлится между нами дольше этого времени, милорд.

— Вы недооцениваете мое обаяние, — сказал он, улыбнувшись самой очаровательной из своих улыбок.

О нет! Она знала силу его чар и опасалась, что тридцать дней с ним могут оказаться слишком долгим сроком. Она хотела прижаться к нему и оказаться в его пылких объятиях, послав к черту весь мир. Она желала слышать его смех и греться в лучах его улыбки. Более того, она хотела получить в его постели еще большее блаженство, чем она испытывала в его объятиях. Этот месяц может быть самым чудесным мигом в ее жизни, солнечным светом после дождя. Но не слишком большим, чтобы глубоко запасть ей в душу.

А потом? Сможет ли она легко оставить его? И если нет, то она станет еще одной собственностью графа Монкрифа, едва им замечаемой.

— В таком случае мы не будем обсуждать эту тему. — Кэтрин резко повернулась и попыталась уйти, но граф удержал ее, схватив за рукав платья. От его прикосновения Кэтрин слегка вздрогнула, и этого было достаточно для него, чтобы понять, насколько тяжело давалось ей спокойствие.

— Вы придумали неплохую вещь. По крайней мере я не буду потом нести ответственность за ваше поражение.

— А разве я сдалась?

Ее взгляд, брошенный на него, был достаточно красноречив. Нет, конечно, она не сдалась. Она действовала как опытная торговка, пытавшаяся продать свой товар подороже. Кэтрин старалась казаться спокойной, но внутри у нее все трепетало.

— Нет, — подтвердил граф, признавая ее победу. Его поражение было временным, так как он предвидел по ее расширенным зрачкам, румянцу на ее лице и учащенному дыханию, что окончательная победа будет за ним. — Кто вас так сильно обидел, что вы хотите продать себя так дешево? Как моя любовница, вы могли бы жить в Лондоне, иметь обеспеченное и спокойное будущее и мою преданность на некоторое время.

— Если вы сдержите ваше обещание, у меня будет будущее, милорд. Появится человек, которого я полюблю и который будет любить меня. У меня будет теплый дом и достаточно еды. По-моему, эта сделка весьма разумна.

— Однако вы будете оставаться все это время служанкой. Кажется, это не лучший вариант.

— Любовь не признает рабства.

— Вы говорите о Джули, а не обо мне, как я понимаю?

— Милорд, — звонко рассмеялась Кэтрин, — любить вас равносильно катастрофе. Вашу дочь — да. Она еще не научилась играть людьми, их чувствами и не умеет сокрушать и покорять. Любить вас? Нет, милорд. Я не так глупа.

— Но сами вы научились так обращаться с людьми, хотя и весьма своеобразно.

— Моя мама была француженкой. Они очень практичные люди.

— Но даже ваша мама предостерегла бы вас от продажи своей девственности так дешево — всего лишь за службу и месяц удовольствия.

Карие глаза Кэтрин посмотрели на него спокойно и уверенно. Или она так искусно скрывает свои чувства, или это действительно так и есть: ни страха, ни тревоги. Неожиданно она улыбнулась почти нежной, как показалось графу, улыбкой.

— А кто вам сказал, милорд, что я девственница?

Глава 5

Оставалось сто тридцать два часа до приезда графского поверенного, специально вызванного из Лондона. Сто тридцать два часа и семнадцать минут. Граф не отказал себе в удовольствии коротко сообщить Кэтрин об этом с точностью до минуты. В последнее время Кэтрин беспокоили две вещи: постоянное присутствие раздраженного графа и мучительные размышления о своем будущем. Сообщение о том, что Кэтрин не девственница, подействовало на него подобно красной тряпке на быка. Ей еще не приходилось видеть столь стремительную перемену в человеке. Его зеленые глаза, в которых только что поблескивали ласковые, дразнящие искорки, буквально обожгли ее пламенем гнева. Страстного гнева, который, как вскоре выяснилось, толкает человека на совершенно нелепые поступки. Теперь граф забавлялся тем, что непременно появлялся везде, где бы ни находилась Кэтрин, — будь то кладовка, буфетная или комната для рукоделия. Он будил ее стуком в дверь на заре, часами сидел рядом с ней в детской, требовал обязательного присутствия на обеде. Когда она пыталась скрыться от него в своей комнате после совместной трапезы, он настаивал, чтобы она находилась рядом с ним в библиотеке, пока он разбирал ежедневную почту. Он действовал так, словно хотел поглотить всю ее без остатка. Он изучал ее, наблюдая за ней как за зверьком, который играется под ногами, но которого можно и уничтожить, если он надоест своими играми.

Похоже, он находил удовольствие в попытках вывести ее из спокойного состояния, которое ей с трудом удавалось сохранять до сих пор. Он говорил странные и оскорбительные слова, позволяя себе недостойное поведение. Однажды он вошел в прачечную, взял одну из ее рубашек и приложил к ее груди, прикидывая размер.

— Посмотрим, не будет ли она маловата тебе через месяц, — сказал он, бросил рубашку в корыто и вышел, оставив смущенную и рассерженную Кэтрин раздумывать над его словами.

Она никак не могла понять его. На первый взгляд все казалось просто. Развратник, даже не скрывающий своего вожделения, соблазнитель невинных девушек и покоритель опытных женских сердец. Жестокий и бессердечный. Однако он освободил старого Таунсенда от тяжелых обязанностей и оставил ему почетное звание дворецкого. Когда одна из старых служанок обвинила новенькую горничную в воровстве, граф терпеливо выслушал обвинения миссис Робертс и оправдания бедной девушки. Он не поверил этому, хотя и не мог опровергнуть доводы миссис Робертс. Другой хозяин на его месте скорее всего выгнал бы их обеих. Но граф никого не уволил, только девушку перевели работать в другую усадьбу. Даже состарившийся охотничий пес графа, еле передвигающий лапы, до сих пор имел теплую конуру на конюшне и пищу. И граф не забывал навестить собаку в свободную минуту и приласкать ее.