Ну и наломали вы дров, инспектор - Шарль Эксбрайя

Прокурор Кларенс Мей был прямой его противоположностью. Он казался живым олицетворением идеального образа британского адвоката — подтянутого и элегантного. В красноречии Мея чувствовалось что-то ледяное, сухое, почти математическое. Без малейших эмоций в голосе он выстраивал безупречный ряд аргументов и, возможно, несколько утомлял, но убеждал несомненно. Присяжные ощущали себя школьниками, но каждое слово доходило до сознания, и с ним невозможно было не согласиться. И, естественно, никто не жаждал иметь такого противника.

Судья Бенджамин Морган слыл человеком суровым. Под защитой стен Дворца правосудия он жил, казалось, в давно прошедшей эпохе. Все, и Мак-Намара в первую очередь, отлично понимали, что к двоеженству Бенджамин Морган не проявит ни малейшего снисхождения: в его глазах это преступление своей низостью превосходило все прочие. В общем, ловкачи из Сохо заключали пари, ставя на оправдательный приговор пятьдесят против одного, на приговор меньше десяти лет — два против одного и на приговор меньше двух лет — двадцать против одного.

Когда Дэвис прошел к скамье подсудимых, знавшие его отметили, что за несколько дней он сильно постарел. Под глазами набухли мешки, щеки обвисли — Мелвин как будто заранее сдался. Мак-Намара что-то шепнул клиенту, и тот попробовал взбодриться, но было ясно: это не надолго, и очень скоро Дэвис снова превратился в усталого старика.

Как того требовал протокол, сначала установили личность обвиняемого, потом зачитали обвинительное заключение. Сэр Бенджамин Морган спросил, признает ли подсудимый себя виновным. Мак-Намара громко ответил, что да, признает. Вслед за этим судья назвал первого свидетеля — инспектора Кристофера Мортлока. Проходя через зал, полицейский нашел глазами Джойс и улыбнулся. Она ответила такой же улыбкой, и Крис почувствовал такой прилив сил, что уже ничто не могло его поколебать, даже осуждающий вид суперинтенданта Болтона, не отрывавшего от него пристального взгляда. Уточнив свои имя и должность, Мортлок рассказал, как обнаружил подлинную миссис Дэвис. Сэр Бенджамин Морган по достоинству оценил сравнение с мисс Хэвишем, поскольку сожалел об упадке культуры у молодого поколения. Прокурор задал несколько незначительных вопросов и предоставил Мортлока в распоряжение защиты. Все присутствующие с нетерпением ждали, что предпримет Мак-Намара. Подорвать доверие к столь четко и сжато высказанным показаниям, суть которых ни обвиняемый, ни защита не сочли нужным опротестовать, было нелегко.

— Вы, инспектор, ездили в Харрогит по служебным делам?

— Нет.

— А нельзя ли узнать, что именно привело вас в этот город?

— Я там отдыхал.

— Позвольте заметить, у вас странные представления об отдыхе. Мне-то казалось, что на каникулах полицейские стараются забыть о работе, а не продолжают ее на, так сказать, добровольных началах.

— Ваша честь, — вмешался прокурор, — мнение моего уважаемого коллеги относительно манеры свидетеля проводить отпуск интересует лишь его самого. Вероятно, мой уважаемый коллега не понимает, как можно настолько увлекаться работой и не забывать о ней никогда. Но, позволю себе заметить, нас это не касается. И, с вашего позволения, сэр, добавлю: сколь бы это ни казалось удивительным моему уважаемому коллеге (у Кларенса Мея, к большому удовольствию публики, была на редкость оскорбительная манера произносить слово «уважаемый»), некоторые люди любят свою профессию не только из-за денег, которые она им приносит.

Чувствовалось, что прокурор нанес ощутимый удар Мак-Намаре, а тот парировал не слишком удачно:

— Я никогда не сомневался, что почтеннейший прокурор бросится защищать все добродетели, в том числе и мнимые… Впрочем, последние к тому же намного легче присвоить.

Ответ звучал откровенно жалко, и презрительная улыбка Кларенса Мея отметила еще одно очко в пользу обвинения. Сэр Бенджамин Морган призвал как защиту, так и обвинение прекратить перепалку, не имеющую непосредственного отношения к процессу.

— Не соблаговолит ли защита объяснить суду слишком пристальный интерес к тому, каким образом свидетель предпочитает проводить свой отпуск, интерес, который, по-моему, отнюдь не оправдан задачами данного судебного разбирательства?

— Ваша честь, может, свидетель скажет нам, ездил ли он в Харрогит просто отдохнуть или с твердым намерением найти что-либо компрометирующее моего клиента?

— Я не совсем понимаю вас, мэтр. Намерения свидетеля и факты, вменяемые в вину подсудимому, — не одно и… Ну да ладно… Вы слышали, вопрос, инспектор?

— Я поехал в Харрогит с твердым намерением найти улики против Дэвиса.

Мак-Намару заявление Мортлока заметно обрадовало:

— И при этом никаких указаний или приказа от начальства вы не получали?

— Нет, не получал.

— Тогда не объясните ли вы суду причины столь откровенной ненависти к моему клиенту?

Кларенс Мей счел необходимым прийти на помощь Мортлоку:

— Ваша честь, если я правильно понимаю моего уважаемого коллегу, он удивлен, что полицейский может испытывать чисто профессиональную неприязнь к тому, кого преследует. Помилуй Бог, но мы все на нее надеемся, и в любом случае предпочитаем, чтобы это было именно так, нежели наоборот и полицейские установили самые дружеские отношения с преступным миром!

Сэр Бенджамин Морган согласился:

— Это очевидно, и я все менее понимаю цель, которую преследует защита.

Мак-Намара занервничал:

— Она очень проста, ваша честь. Собираясь в Харрогит, инспектор ничего не знал о тех фактах, которые сегодня вменяются в вину моему подзащитному. Тем не менее он их разыскивал, стремясь передать мистера Дэвиса в руки правосудия. Хотелось бы услышать объяснение этой враждебности — не той, очень общей и естественной, о которой говорил прокурор, а чисто личной. По-моему, она плохо вяжется с объективностью и беспристрастием, которых требует от полицейского расследование.

Судья тоже начал проявлять признаки нетерпения:

— Инспектор, вы не обязаны отвечать на этот вопрос. Ваши чувства к Дэвису не касаются никого, кроме вас. Но если вы согласны ответить, ответьте, чтобы покончить с этим и без того затянувшимся эпизодом.

Крис подумал, что Мак-Намара, сам о том не подозревая, предоставил ему случай настроить присяжных на самый суровый лад. Усмехнувшись, он заметил:

— Я хотел бы подчеркнуть, ваша честь, что только после настойчивой просьбы защиты излагаю причины, побудившие меня искать доказательств виновности Дэвиса.

— Суд уполномочивает вас на это, инспектор.

Внутренне посмеиваясь, Мортлок рассказал историю Гендерсонов, а также о своих подозрениях, что Дэвис, скорее всего, и есть тот, кто раздавил женщину с ребенком и организовал убийство Ларри Гендерсона. Это заявление вызвало такой ажиотаж, что сэру Бенджамину пришлось долго стучать молоточком, восстанавливая порядок. Когда наконец наступила тишина, раздался звонкий голос Кларенса Мея:

— Ваша честь, мне кажется, защитник упустил прекрасную возможность промолчать.

— Это клевета! — закричал Мак-Намара. — Мы возбудим дело против инспектора Мортлока!

— Уважаемый адвокат, очевидно, забыл, что именно он настоятельно просил свидетеля изложить свое мнение о подсудимом.

Судья Морган, добившись спокойствия, первым делом заявил, что, если публика еще раз позволит себе столь неприличное поведение, он прикажет очистить зал заседаний.

— Прокурор прав, — продолжал он, — свидетель выступил не по своей инициативе, а лишь по требованию защиты. Следовательно, в намерении повредить подсудимому его никак не упрекнешь. Не инспектор упомянул о фактах, прямого отношения к процессу не имеющих, а вы сами, господин защитник. Однако сказанное столь важно, что я считаю своим долгом уделить некоторое время истории с дорожным происшествием и убийством. Необходимо прервать заседание и пригласить на следующее слушание миссис Гендерсон.

— Она здесь, в зале, ваша честь, — ответил Кларенс Мей.

— Ваша честь, вы же видите, это заранее подстроено! — воскликнул Мак-Намара.

— В таком случае вы, безусловно, соучастник, — отчеканил прокурор. — Никто не мог рассчитывать, что вы заставите свидетеля выступить против вашего подзащитного!

Сэр Бенджамин вновь стукнул молотком:

— Прекратите перепалку, она не интересует присяжных! Суд считает необходимым выслушать миссис Гендерсон. Я прошу ее подойти сюда. Присягу можно не приносить, и я предупреждаю присяжных, что ее сообщение обсуждаться не будет, поскольку не об этом деле нам предстоит вынести решение. Прошу вас, миссис Гендерсон!

Несмотря на глубокий траур, Джойс казалась почти прекрасной, настолько всех покоряла красота ее глаз. С четкостью учительницы, привыкшей объяснять сложные понятия, она рассказала о нервозности своего мужа после возвращения из Харрогита, о его угрызениях совести, страхах и о том, как он узнал на фотографии в газете человека, сбившего женщину с ребенком и угрожавшего ему. Миссис Гендерсон призналась, что, не сумев уговорить мужа, сама обратилась в Скотленд-Ярд. Рассказала она и о письмах с угрозами, об убийстве мужа и, наконец, о покушении на нее. В зале стояла полная тишина. Когда вдова умолкла, сэр Бенджамин Морган спросил: