Дороги и люди - Константин Багратович Серебряков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А сел самолет среди тайги на ничем не покрытой и не очень-то ровной земле — аэродрома здесь нет. Это село Угут, оно в самой сердцевине древней югорской земли. Живут в нем ханты-охотники. Конечно, никаких юрт и в помине нет. В ряд стоят добротные двух- и трехкомнатные дома с кухней и ванной. Водопровод, электричество, телевизионные антенны. Тут — охота на соболя, черно-бурую лису, белку, выдру. Выдрой обшивают женский национальный костюм. Яркий, украшенный бусинками. Обувь — из оленьей кожи.
В Угуте я познакомился с охотником Иваном Петровичем. Ростом он невысок, да и в плечах не очень широк. У него тихий убедительный голос. Руки крупные. На правой — свежий рубец поперек тыльной стороны. Оказалось, медведь помял. Может быть, медведь и прошел бы мимо. Но охотник прицелился, спустил курок. Ружье дало осечку. Тогда ножом хотел. Тут медведь и придавил...
Мы спустились по песчаному откосу к реке Юган. Она медленная, бесшумная, темная. То ли от густой тени кедровника, нависшего над потоком, то ли от заросшего дна. За селом Юган сворачивает в сторону, потому и кажется, что не река это вовсе, а пруд, наполненный непроницаемой, чернеющей в глубине водой. Тишина. Покой. И люди говорят здесь тихо, как и мой знакомый охотник.
— Прощения у духов просить надо, — еще тише, чем прежде, как бы про себя, сказал охотник.
Я не понял, к чему он это, и спросил, что же стало с медведем.
— Убил, — ответил охотник.
В голосе его мне послышались виноватость и жалость, и я вспомнил медведицу, протягивающую малышу лапу.
НА ЯМАЛЕ
Вековечная тундра восемь месяцев в году скована льдом. В короткое лето солнце согревает землю, и по ней растекаются бесконечные речки и ручьи. Просыпаются непроходимые болота, оживают топи. Из-под твердого снега освобождается нежно-зеленый ягель — мох, которым питается олень.
Столетиями единственным богатством Ямала — огромного полуострова на Севере нашей страны — было оленеводство. Ненцы — местные жители — кочевали по бескрайней тундре, охотились и рыбачили.
И теперь — зимой и летом — по тундре скользят нарты, ненецкие санки в оленьей упряжке. В мороз — по твердому насту. В летнюю теплынь — по мху и песку. Гладкие, округлые полозья безудержны — им не помеха ни сугробы, ни трава.
И теперь оленьи стада пасутся по бесконечным просторам тундры. Но оленеводство уже не главная гордость Ямала. Здесь свершилось чудо. Чудо XX века. На Ямале нашли природный газ. В несметном количестве. И доселе молчаливая тундра загудела моторами машин и вертолетов. На земле вечной мерзлоты выросли новые поселки и города, поднялись буровые вышки. И многотысячекилометровый газопровод донес из Надыма в Москву голубое топливо Ямала.
...С группой писателей мне привелось совершить путешествие по полуострову Ямал на вертолете «МИ‑8», с экипажем которого — в высшей степени дисциплинированным, спаянным, знающим свое нелегкое дело — так подружились, что расставание огорчило нас, и мы готовы были снова подняться в воздух, хотя налетали более трех тысяч километров. И, не скрою, утомились.
А теперь все по порядку.
Салехард. Бывший Обдорск — одно из старейших сибирских поселений. «Самое это название — Обдорск — вызывает представление о чем-то скудном, о безлюдной северной земле, что погружена в величавое уныние и тонет в водянистой мгле», — писал Паустовский. Все изменилось в некогда заброшенном, «забытом богом», холодном, сплошь деревянном, с покосившимися, прогнившими хибарами городке, где людям дурманили головы шаманы. Салехард ныне — центр Ямало-Ненецкого национального округа. Город, в котором есть все, что полагается иметь современному городу. И даже свои радио- и телестудии. А передачи из Москвы идут через искусственный спутник Земли по космической телевизионной системе «Орбита».
Теплоходы и речные трамваи пришвартовываются к причалам большого порта. К северу от Салехарда, в тундре, — аэродром, где круглый год садятся реактивные самолеты.
В городском саду от тихого ветра шумит северный тальник. Когда сажали первые деревца — многие не верили: ничего, мол, не получится, тундра жестока, в ее холодной почве не приживутся деревья. Однако прижились. И в городском саду и вдоль улиц. Повсюду белые, нежные, как пушок, растения, они и называются — пушница.
Летнее солнце греет нещадно. Даже мне, южанину, не по себе. Между тем на берегу небольшой речки Шайтанки, пересекающей город, стоят три металлических столбика — здесь проходит Северный полярный круг. А к западу от Салехарда в светлом мареве неба синеет волнистая гряда — Полярный Урал.
Надым. Пока самое северное из эксплуатируемых на Ямале уникальных месторождений газа. Отсюда, из Надыма, и пошел в Москву газ. Конечно, не из самого города: скважины и газосборные пункты находятся в пятидесяти минутах полета.
Среди множества озер и речушек сверкают легкие и светлые здания из металла, стекла и пластика. Они хорошо вписываются в ландшафт и краски суровой тундры. Недалеко от одного из таких зданий садится вертолет.
Это газосборный пункт № 2. Лишь несколько лет назад пришли сюда, в безлюдную тундру, строители и монтажники, соорудили эти ультрасовременные здания, оборудовали их совершенной техникой и передали эксплуатационникам.
Начальник газосборного пункта Ренат Каримов, молодой башкир, рассказывает:
— Каждая скважина тут дает ежесуточно около двух миллионов кубометров газа. Это достаточно для нужд большого города. Не в обиду будет сказано другим месторождениям, но в Ставрополье, например, среднесуточный дебит скважины — пятьдесят тысяч кубометров. Сравните...
Но вернемся в Надым — молодой город в тундре, построенный молодыми и для молодых, потому что средний возраст надымчан — 26 лет. Город спроектировали ленинградские архитекторы. Спроектировали так, чтобы преградить путь неугомонным северным ветрам; так, чтобы в квартирах было светло, тепло, всегда много воздуха, чтобы кухни были большие, ванны — удобные. И чтобы в зимнюю пору горожанин, минуя сорокаградусный мороз и свирепую пургу, мог по «теплой улице», то есть крытому коридору, пройти в магазин или кафе, в библиотеку или в кино,
