И в болезни, и в здравии, и на подоконнике (СИ) - Коханова Юлия

Попрощавшись, Льюис сбросил звонок и сунул телефон в нагрудный карман – туда, где ему и место.

- Куда ты хочешь прийти? – заинтересовалась Делла.

- Никуда. Я на работе.

- А если бы ты был свободен?

- Тогда пошел бы на митинг. Сегодня начинается процесс против ветерана… Он защищал свой дом и пристрелил грабителей, но наши охрененно справедливые власти собираются его за это посадить, - даже теперь, с правильной дохой бальзама в крови, Льюис почувствовал привычную ярость. Потому что это было несправедливо. Нихуя не справедливо.

- Для тебя это важно? – продолжала расспрашивать Делла. Льюису начал надоедать бессмысленный диалог, но грубить не хотелось – и он просто кивнул.

- Тогда иди. Забросишь меня по адресу и езжай куда надо.

- В смысле? – Льюис с трудом удержался, чтобы не втопить тормоз. – А наследник?

- Сама поговорю.

- А обратно как?

- Так же, как всю жизнь до встречи с тобой, - ухмыльнулась Делла. – Ты же не думал, что автомобиль – это единственное доступное мне средство передвижения?

На самом деле, Льюис именно так и думал. Маги не любят водить машины – эту мысль Льюис принял как данность и даже не пытался хоть как-то ее анализировать – просто не до того было. Количество свалившейся на него информации было слишком велико, он не успевал перерабатывать входящие данные, а уж придумывать дополнительные вопросы – это было далеко за гранью возможностей. До этого вот самого момента Льюис был уверен, что волшебники передвигаются по городу на такси или в метро. Но это же тупо. Если у тебя есть магия – ты можешь придумать что-нибудь покруче. Что-нибудь необыкновенное. Типа саней Санта-Клауса или вроде того.

На мгновение Льюис замер, осененный внезапным подозрением.

- Но Санта-Клауса не существует?!

- Нет, конечно. А что?

- Ничего. Просто мысль мелькнула.

Высадив Деллу на Элм-стрит, Льюис выбрался из машины. Серебряный мир переливался и сиял, как огромный алмаз, и от этого искрящегося света было больно глазам. Льюис прищурился, прикрывшись ладонью.

- Уверена? Я точно не нужен?

- Совершенно, - Делла оглянулась на ладный двухэтажный дом из дикого камня, на крыше которого взмахивал крыльями самый настоящий живой петух. Или не на настоящий, хрен тут разберешь. – Ну сам посмотри. Такой милый добропорядочный дом. Не будет же его хозяин Авада Кедаврой в меня бросаться.

Льюис неуверенно пожал плечами. Потому что добропорядочный дом – это не гарантия. И добропорядочный человек – это не гарантия. И вообще, ничто не гарантия, кроме пули в голову.

Но это же не Ирак. Это США, Нью-Йорк. Гребаный Кони-мать его-Айленд.

- Хорошо. Как скажешь.

Он сел в машину, растирая прихваченные морозом уши. Делла поднялась по лестнице, пару раз дернула за отполированный до золотистого сияние бронзовый молоток, и дверь открылась. Льюис пригнулся, склонившись к пассажирской двери, но разглядел только кожаные ботинки и строгие черные брюки. Судя по нижним конечностям, наследник мадам Лангфранк был человеком серьезным. А в верхних конечностях он мог держать «Дезерт игл».

Делла вошла. Дверь закрылась.

И тут на Льюиса накатило. Густая, физически осязаемая волна предчувствия нахлынула, поднимая дыбом волосы на загривке. Сейчас оно случится. Что-то плохое. За дверью. Прямо сейчас.

Удар. Выстрел. Взрыв. ЛОВУШКА.

Льюис вцепился в руль, медленно выдыхая через зубы.

Ничего не произойдет. Это просто дом. Просто дверь. Просто беседа.

Все. Нормально.

Даже сейчас, погружаясь в бушующий адреналиновый океан, Льюис понимал: настоящей опасности нет. Если бы проблема была реальной, он не скатился бы в позорную панику. Наоборот. В случае объективной угрозы Льюис становился спокойным и расчетливым, действовал с рациональной уверенностью автомата – ну, до того момента, пока у автомата не выбивало пробки. Такая вот нелепая девчачья истерика означает, что на самом деле все в порядке. Просто кретинские выверты мозга, с которыми Льюис никак не мог справиться. Внезапное предчувствие катастрофы накрывало Льюиса в самых безобидных ситуациях: на эскалаторе в супермаркете, в лифте, в темном зале кинотеатра… Когда танк, развернув на зрителей здоровенную пушку, дал залп, Льюис чуть не вывалился из кресла, а не заорал только потому, что рот был попкорном забит. Зато закашлялся и долго потом отпаивал себя колой, лязгая зубами о стекло.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Льюис ненавидел эту хуйню – и очень надеялся, что подобного дерьма больше не будет. Потому что бальзам. Умиротворяющий. Магия, блядь. Но нет – вот оно, родимое, тут как тут. Нежно скребет когтями по затылку.

Это. Просто. Дом. Это. Просто. Беседа.

Все нормально.

Дрожащими пальцами Льюис повернул ключ, и мотор тойоты отозвался тихим урчанием. Сдать назад, разворот, первая передача.

Хватит на сегодня этого дерьма. Поехали.

Когда Льюис добрался к зданию суда, митинг уже начался. Десятка три среднего возраста мужчин с характерными короткими стрижками и несколько женщин топтались на площади перед ступенями. В руках у них были бумажные плакаты и самодельные растяжки. «У нас есть право на самозащиту». «Дайте ему медаль!». «Вооруженная нация – свободная нация». «Сажайте преступников, а не тех, кто очищает улицы от мусора».

Над митингом витал дух суровой маскулинности, негодования и безнадежности. Льюис вышел из машины и неспешно подошел к толпе. Откуда-то из глубины сразу же вывинтился О’Коннор – широкий, толстый и румяный от мороза.

- Ты все-таки приехал! Рад тебя видеть! - он так энергично хлопнул Льюиса по плечу, что того смело с курса. – Ты взял выходной или сбежал?

- Просто договорился с напарником, - не стал вдаваться в подробности Льюис.

Они встали рядом с высоким чернокожим парнем, энергично скандирующим «Сво-бо-ду! Сво-бо-ду! Сво-бо-ду!». Потянув носом, Льюис уловил отчетливое алкогольное амбре и раздраженно поморщился. Из-за таких вот мудаков все уверены, что ветераны – это вечно похмельные агрессивные неудачники.

Хочешь бухать – дома бухай!

Уловив его настроение, О’Коннор тут же оттащил Льюиса подальше и протянул ему термос.

- Держи, согрейся.

Льюис сделал глоток – и горло обожгло нечто, изначально бывшее самым обычным кофе. Но потом туда добавили лошадиную дозу сахара, сливки и ром, превратив рядовой напиток в химическое оружие.

- Спасибо. Крепкая штука, - Льюис вернул О’Коннору термос и прокашлялся, закрывая ладонью рот.

- Так холодно ведь! – широко ухмыльнулся тот и тоже сделал глоток. – Не костры же на площади разводить!

Льюис согласно кивнул.

Интересно, как там продвигается беседа. Нет, нормально, конечно, это ежу понятно. Но как конкретно?

- Ты что-то совсем пропал с радаров. Когда мы последний раз виделись, неделю назад? Может, зайдешь после митинга ко мне – выпьем пива, поговорим? Расскажешь, что там у тебя на новой работе.

О’Коннор был таким же, как всегда – дружелюбным, общительным и немного навязчивым. Раньше это Льюиса совершенно не напрягало. Во-первых, О’Коннор говорил о том, о чем хотел бы сказать сам Льюис – но не мог. Не получалось. А во-вторых, О’Коннор был чертовски одиноким и чертовски несчастным мужиком. Судьба обошлась с ним пиздец как несправедливо, протащив через войну, ранение, реабилитацию, безработицу и развод – и это было в сто раз хуже того, что получил от жизни Льюис. Если он мог помочь О’Коннору, послушав его болтовню – ну что ж, Льюис был готов на эту жертву.

Но не сейчас.

Потому что Льюис не мог говорить о новой работе. Не с О’Коннором – любопытным, сообразительным и цепким, как клещ.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

- Не могу. Мне через пару часов нужно на базу вернуться, - Льюис выпалил первую пришедшую в голову отмазку, но свернуть О’Коннора с выбранной темы было не проще, чем затормозить армию Гудериана на марше. Рогаткой и топором.

- А где ты работаешь? Что-то я в прошлый раз ничего не понял, - продолжил расспросы О’Коннор.