Чаша и Крест - Вера Семенова

Следующим, кого они встретили, был Эрни. Этой встречи Женевьева по-настоящему боялась — она знала прекрасно, что если телохранитель вздумает отстоять волю графа, ей не выстоять в бою с ним и одной минуты. Но Эрни неожиданно отступил с дороги и молча поклонился.

— Здравствуй, Эрнегард, — спокойно и чуть насмешливо сказал ему Скильвинг. — Отдыхаешь от великих дел?

— Я вижу, что и вы… тоже это делаете, — ответил Эрни, слегка запнувшись. — Идите, госпожа графиня, я сам могу проводить вашего, гм… гостя.

— Вот еще! — возмутилась Женевьева, мало что понявшая из этого диалога, а она никогда не терпела, если ее пытались отодвинуть в сторону. — Откуда я знаю, куда ты его поведешь?

— Пусть девочка меня проводит, — спокойно сказал Скильвинг. — У нее это хорошо получается.

И они пошли дальше, заворачивая по лестнице в сторону галереи. Галерея была в замке особенным местом — там, как говорила дворня, Жоффруа де Ламорак впервые увидел мать Женевьевы, которая возникла буквально ниоткуда, и из одежды на ней было только длинное полупрозрачное платье. До сих пор на стене висел ее портрет — только он один, и перед ним горели свечи. Слуги боялись ходить в галерею, уверяя, что часто встречают там белый призрак. Одно время Женевьева пыталась ходить туда по ночам, надеясь увидеть мать, но только напрасно мерзла — ей никто не показывался.

Ее отец, напротив, в галерею ни разу не ходил.

— Откуда ты знаешь Эрни? — спросила Женевьева, когда они отошли чуть подальше.

— Нам приходилось встречаться, — уклончиво сказал Скильвинг, — раньше. Он… хороший знаток своего дела.

— Это когда он был при дворе валленского герцога, да?

— Да, примерно.

— А ты тоже жил в Валлене?

— Я много где жил. Практически везде.

Они уже почти дошли до середины галереи.

— Это портрет моей матери, — сказала Женевьева, скорее из вежливости, и потом, надо было как-то объяснить, почему он висит тут в одиночестве. Потом она обратила внимание, что Скильвинг уже несколько минут стоит как вкопанный, не сводя с него единственного глаза.

Ее испугало выражение его лица — совершенно непонятно, что оно выражало. Зрячий глаз был широко распахнут и абсолютно пуст, а веко второго, перечеркнутое шрамами, дергалось, словно пыталось открыться. Женевьева попятилась, невольно положив руку на эфес.

— Так это и есть твоя мать? — хрипло спросил Скильвинг.

Женевьева молча кивнула. Сейчас ей совсем не хотелось смотреть на портрет, перед которым она часами простаивала раньше, надеясь найти какое-то сходство между собой и удивительно красивой женщиной с тонкими чертами лица, огромными глазами и мягкими волнистыми каштановыми волосами, лежащими на плечах. Мать Женевьевы напоминала эльфа — если она действительно была такой, какой ее нарисовали, и было бесполезно стараться быть похожей на нее.

— Ее звали Элейна, — утвердительно сказал Скильвинг.

— Ее ты тоже знал, — сказала Женевьева, уже не удивляясь. — Похоже, ты знаешь почти всех в нашем замке. Может, за это мой отец решил тебя схватить?

— Она умерла в родах? — он странно и почти с ненавистью посмотрел на Женевьеву, словно это была ее вина. Но постепенно это выражение в его взгляде погасло, и он тяжело вздохнул. — Вот я нашел ответ еще на один свой вопрос, но лучше бы я его не находил. Ты слишком похожа на отца.

— Ну и что? — наконец опомнилась Женевьева. — Разве это плохо? Какое тебе до этого дело?

— Послушай, девочка, — медленно сказал Скильвинг, поворачиваясь к ней и сверля ее одним глазом. — Какое-то время я не хочу ни видеть тебя, ни говорить с тобой. Но это пройдет, все-таки ты ее дочь. Странные дела происходят вокруг этого замка. Слишком много дорог здесь скрестилось, и это может быть опасно. В первую очередь для тебя. Когда я пошлю тебе знак, брось все и приходи, поняла?

— Я подумаю, — рассудительно сказала Женевьева, — стоит ли приходить к человеку, который задает вопросы, но сам не отвечает ни на один.

— Иногда лучше не знать ответов, — горько сказал Скильвинг. Он сгорбился и снова стал похож на нахохленную птицу с перебитым крылом. — У меня теперь остался только один вопрос — за кого твой отец собирается выдать тебя замуж? И если это тот, о ком я думаю, ему не поздоровится.

— Пока ты не ответишь на мои вопросы, я тебе этого не скажу.

— Не беспокойся, — мрачно пообещал Скильвинг. — Я узнаю это сам.

— И давно ты знаешь этого колдуна, Эрни?

Женевьева грызла травинку, сидя на краю луга. Прямо под ее ногами начинался овраг, заросший желтыми головками сорняков. Рукоять Гэрды лежала на ее коленях.

Этому разговору предшествовал крупный скандал, сопутствовавшй исчезновению пленника из подвалов замка. Жоффруа даже кинул в лицо дочери серебряным кувшином — и сам испугался, когда по ее щеке потекла кровь. Хотя Женевьева, стирая рукавом следы отцовского гнева, смутно осознавала, что его беспокоит в первую очередь, как она будет выглядеть перед прибывающим вскорости женихом.

Теперь она с легкой гордостью носила меняющий цвета синяк на скуле, а Жоффруа вместе со своим гостем исчез на несколько дней.

— Я не говорил, что знаю его, госпожа графиня. Я действительно встречал его раньше, но я не могу похвастаться близким знакомством, — Эрни помолчал, вздохнув. Ему не очень хотелось об этом говорить, но глаза Женевьевы горели таким любопытством, что невольно пришлось продолжать. — И когда мы встречались, его образ был несколько… иным, чем тот, в котором он явился сюда.

— И кто же он такой?

— По крайней мере, когда я видел его, он был Великим Магистром ордена.

— Ты все врешь! — крикнула Женевьева, поворачиваясь к нему. — Великий Магистр приедет сюда через неделю! И он… он сделал мне предложение. Я выйду за него замуж.

Эрни только покачал головой. Меньше всего он мог представить этого полуребенка, в измазанных травой штанах, с обкусанными ногтями и глазами, вспыхивающими только при упоминании кораблей, путешествий и сражений, чьей-либо женой. Видимо, дела у Жоффруа действительно идут неважно, раз он даже не стал дожидаться совершеннолетия дочери.

— Так ведь Орден в мире не один, милая графиня. Я по крайней мере знаю два. Хэрд — Великий Магистр Ордена Чаши. А ваш почтенный жених, насколько я знаю, из Ордена Креста.

— А мне он сказал, что его зовут Скильвинг.

— Я слышал, что у него пятьдесят имен, и что он заставляет вступающих в Орден выучить их все наизусть и знать точно, когда каким именем пользоваться.

— А зачем люди вступают в орден?

— Ну… — Эрни невольно замялся, — у всех это по-разному… В Ордене Креста, например, человек должен быть орденской крови. То есть его родители или родственники должны принадлежать к Ордену. Они считают, что они вроде как и не обычные люди. Потом, многим хочется могущества. А если это еще какие-то тайные знания, которых непросто достичь — думаю, что желающих найдется немало.