Там, где течет молоко и мед (сборник) - Елена Минкина-Тайчер

– Эй, краса-выца! – старательно выговаривает самый шикарный под одобрительный гул друзей. – Эй, иды суда, тры шекель дам!

Вот заразы, еще из яйца не вылупились, а туда же! Добрые самаритяне! Вчера в центральной газете, которую мы с Сашей читаем перед сном, утопая в каждом слове и давясь от собственной тупости, так вот вчера за какие-нибудь полчаса мы дружно разгадали заголовок заметки: «Не все русские проститутки». Оказалось, очень милая заметка об успешной карьере одной приехавшей художницы. Аборигены чертовы, разве вам понять, что российские женщины, ошалевшие от работы, замученные претензиями родителей и болезнями детей, навсегда униженные бывшими мужьями, навсегда одинокие… Да, они немеют и тают от любого ласкового слова и пресловутой чашечки кофе, да, они улыбаются таксистам и дворникам. Нас так воспитали, понимаете вы, наглые тупицы, нам слишком редко улыбались в прошлой жизни! Но Машку, мою нежную трогательную девочку, покупать за три рубля?!

Я вылетаю вперед и, как могу, прикрываю собой переросшее на голову дитя.

– Господа!

Боже, какие господа! А как иначе сказать – дети? Друзья? Товарищи? Язык застревает в горле, я заикаюсь и задыхаюсь от отчаяния, немногие недавно зазубренные слова, как вольные пташки, вылетают из памяти, и я ору, отчаянно ору на всю улицу, на всю эту чертову эмиграцию, безъязыкость, бездомность, безродность:

– Уроды, вашу мать! Подонки! Обормоты хреновы! Немедленно отойдите от моей дочери. Зот! Бат! Шели! (Это моя дочь.)

Нет, они не просто испугались. Они ужасались и каялись, виновато свесив головы, они складывали ладони у лица и на трех языках объясняли, что очень любят всех русских, буквально обожают русских, и особенно недавних эмигрантов. Более того, почти у каждого оказалась русская бабушка, тетя или, по крайней мере, соседка, которую они уважали как родную мать и никогда, поверьте, госпожа, никогда не обижали.

– Машка, – я стараюсь рассмеяться, – а ты пользуешься успехом! Как они ахнули при твоем появлении! Просто балбесы еще, повторяют чужие глупости. Не обращай внимания!

– Придурки, – мое дитя морщит нос, – тупые восточные придурки! Квадратные головы!

– Ну, это ты загнула! – справедливости ради говорю я. – Они ничего себе. Симпатичные, спортивные. Еще когда-нибудь замуж выйдешь за такого вот красавца.

– Мама, я тебя умоляю, я ни-ког-да не выйду за них замуж! Я ненавижу их тупые рожи, шутки, приставания! Зачем, зачем мы сюда приехали?!

Глава 23. Маша

Нет, она не останется в этой дурацкой стране, пусть и не думают! От одной жары можно сойти с ума, в любимых джинсах ноги и попа горят, как в печке, вчера еле дотерпела до конца уроков. Маме что! «Надень юбочку». Очень приятно ходить в юбке, когда все здешние мужики только и делают, что пялятся на твои ноги, чуть из машин своих не выпадают!

В школе то же самое. Придурки! Скачут, кривляются, толкаются на переменках. Еще этот козел в скверике: «Три шекель дам!» Да Маша за три миллиона с ним разговаривать не станет, пусть и не мечтает! Глупые восточные обезьяны.

Нет, что говорить, есть и классные ребята. Вот Ави Толедано из 12 «В», местный мажор, ничего себе – такой длиннющий красавчик, даже выше Машиного папы, капитан баскетбольной команды. И на гитаре обалденно играет, и отличник по всем предметам, но он вообще Машу не замечает, проходит как мимо столба. Дожидайтесь, станет коренной израильтянин разговаривать с какой-то русской! Расисты проклятые.

По вечерам ребята из класса собираются и все вместе куда-то едут, кажется в бар. Или в паб. Интересно, в чем разница? Так хотелось бы посмотреть, послушать музыку, потусоваться как нормальный человек, но разве пешком доберешься? Этим что, берут себе папину машину! А от Машиных родителей помощи ждать не приходится. Отец и раньше на нее внимания не обращал, только про свою операционную может думать. Однажды, еще в Москве, забыл, в каком Маша классе! Говорит, в шестом, а она уже в середине седьмого! А здесь и подавно: или работает, или спит. Мама, наоборот, с утра до вечера занималась Машиным воспитанием, не продохнуть: балет, музыка, рисование, Третьяковская галерея. А что толку?! Лучше вообще не упоминать, все равно никто из местных не поймет.

Нет, она уедет обратно! Вот окончит школу и уедет. В крайнем случае, после университета. Тяпа только и пишет: «Приезжай, мы тебя ждем!».

Одну вещь мама когда-то правильно сделала, отдала ее в математическую школу. Девчонок мало, зато какие! Три ее вечные Ирки, три лучшие подружки: Тяпкина, Левина и Смирнова. Тяпа – самая добрая, но ужасно смешная и шумная и каждый раз увлекается чем-нибудь до потери сознания – то театр, то стихи, то соло на гитаре.

А эти в театры вообще не ходят, даже рассказывать им бесполезно ни про Большой, ни про «Современник».

У Левиной родители тоже в Израиль собирались, но вовремя остановились. Теперь занимаются квартирным бизнесом, Ирке ни о чем заботиться не надо – летом даже ездила в Париж, в самый настоящий Париж! А Маша, чтобы минимальную финансовую свободу обрести и не просить у бабушки шекель на жвачку, второй месяц таскает по лестницам тяжеленное ведро с цветами: «Купите букетик!»

Почему, почему никто ничего не понимает?! Мама, например, решила, что Маше теперь пятьдесят лет и она сама все должна решать – какие предметы выбрать для аттестата, где раздобыть денег на экскурсию, что сказать учителю английского. Главное, все вокруг восторгаются: «Ах, невозможно поверить, ах, какая мама молодая, просто две сестрички!» Конечно, мама с раннего утра тоже напяливает джинсы (у них даже размер одинаковый) и мчится в свою музыкальную школу – видите ли, скоро первый классный концерт! Можно подумать, она их на конкурс Чайковского готовит, своих ненаглядных учеников, только про учеников и говорит – этот гениальный, тот страшно одаренный. Местные толстые мамаши просто млеют от восторга. А Маша не гениальная, на нее можно вообще не обращать внимания.

Если бы на самом деле иметь сестру. А еще лучше брата! У всех местных ребят по трое или четверо детей в семье, не слоняются целыми днями в полном одиночестве. Но русские родители на такие подвиги не способны. С мамой даже заикнуться нельзя ни про каких братьев, сразу злится и меняет тему.

Но в любом случае никому не объяснишь, что если бы Маша и хотела сестру, то в дополнение к маме, а не вместо, вот в чем дело.

Есть, конечно, бабушка. Но ей лишь бы кушала хорошо. Мало того что Маша самая длинная в классе, нужно, чтобы стала и самая толстая! Дед того лучше, вчера заявил: «Ты самая красивая во всей школе!» Ха-ха, лучше не спорить! Даже если у нее завтра вырастет третье ухо, дедушка станет всех уверять, что с тремя ушами – особенная редкая красота. И имя, нет сомнений, тоже дед придумал! Якобы в память о своей любимой маме. Но маму звали Мира Абрамовна, нормальное человеческое имя, а не это уродство! Как они произносят противно: Мар-рыя. И еще смеются, лишь бы в душу наплевать!

В московской школе все Машу любили, толпа мальчишек провожала после уроков. А здесь даже не позвали участвовать в школьном празднике. Праздник, кстати, очень классный получился, с карнавальными костюмами и масками, в их классе даже настоящий фильм сняли, с пародиями на учителей и родителей. Главное, никто из учителей не ругался, а наоборот, все умирали со смеху.

А Маша сидела в зале с бабушками как чужая. Самая чужая на всем белом свете.

Нет, она не вынесет этой жизни, она уедет, уедет обратно в свою родную Москву! Вот окончит школу и сразу уедет!

Вечерами мне кажется, что я не вынесу этой жизни – чужого языка, конкуренции, тупого начальства. И ужасно хочется плакать. Особенно когда после двенадцати часов работы ложусь в свою холодную одинокую кровать. Вы думаете, Саша меня бросил? Не дождетесь, как говорит старый еврей, когда его спрашивают про здоровье. Просто Саша дежурит.

Саша дежурит в понедельник, потому что в начале недели много больных, и в среду, подменяя коллегу, уехавшего на свадьбу (если в семье восемь братьев и сестер, жизнь плавно переходит от свадеб к похоронам и обратно, можно и домой не заходить!). Саша дежурит в четверг, потому что не будет начальства и его обещали поставить ассистентом, ну и, конечно, в субботу. Кто же дежурит в субботу, кроме врачей-эмигрантов!

Если вы думаете, что наш дом ломится от заработанных Сашей миллионов, то отнюдь нет! Саша работает, как Ванька Жуков, – за харчи и науку. Обеды в больнице и правда очень дешевые.

– Тебе не кажется, что они тебя просто используют? Ни один самый захудалый местный врач не согласился бы работать на таких условиях.

– В принципе, – говорит Саша, – в принципе, я всегда очень мало зарабатывал. Просто там, в мире уравниловки, это было не так ощутимо. А здесь – рынок.