Стилист. Том II (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из рассказа Галины выяснилось, что отец — генеральный секретарь ЦК КПССС Леонид Ильич Брежнев — в последнее время себя неважно чувствует, жалуется на сердце и сильную утомляемость, на периодические боли в левой руке и горле. Начальник IV Главного управления при Министерстве здравоохранения СССР Евгений Чазов по секрету сказал Галине, что Брежнев увлекается сильнодействующими успокаивающими препаратами. И вообще отец хочет на покой, предлагая вместо себя Косыгина, но товарищи по партии на такие меры не идут, опасаясь, что Косыгин половину Политбюро разгонит.
— И правильно сделает, — пробормотал я, но Брежнева меня не услышала, или просто сделала вид, что не услышала. — Кстати, как Леонид Ильич достаёт таблетки без рецепта, кто ему их выписывает? Ты не думаешь, что Евгений Иванович сам ему их подсовывает? Поговори с отцом, мне кажется, его точка зрения расходится с той, что тебе озвучил Чазов.
Кстати, Косыгин… О его экономических реформах я что-то читал, что-то отложилось в памяти. Помнится, в будущем на всяких форумах обсуждали, как можно было спасти экономику Советского Союза, и реформы Косыгина в этом плане назывались самым реальным вариантом. Недаром восьмая пятилетка с 1966 по 1970 годы, прошедшая под знаком экономических реформ Косыгина, стала самой успешной в советской истории и получила название «золотой». Что, однако, не исключает моей симпатии к китайскому варианту. Тем более что кто-то из форумчан писал, что реформы привели к инфляции и дефициту товаров народного потребления.
В любом случае Косыгину сейчас 70 лет, если он ещё в силе, то года через два-три возраст начнёт давать о себе знать[2]. Не помню, чтобы он пережил Брежнева, наверное, даже раньше бровастого генсека уйдёт из жизни. Поэтому у власти нужен такой же, как Косыгин, но молодой. В Политбюро одни старики, а кто там на подходе — простых советских граждан особо не просвещали. На память приходили только Ельцин и Горбачёв, но я их к управлению страной и на пушечный выстрел не подпустил бы.
* * *
Подполковнику госбесопасности Игорю Петровичу Романову не давал покоя этот загадочный прибор, найденный при обыске у его тёзки Кистенёва. Бог с ними, с ограблениями, хотя заодно пришлось брать расследование этих дел на себя, но всё упиралось в этот самый аппарат непонятного назначения. Когда он только попал к нему в руки, Романов принялся вертеть его и так, и эдак, но в итоге сдал в лабораторию техникам, а когда те разобрали прибор, то заявили, что, скорее всего, разрядился аккумулятор, причём, судя по заводской маркировке, он был создан на литий-ионной основе. Как объяснил ему заведующий лабораторией, литиевые аккумуляторы на основе способности дисульфид титана или дисульфид молибдена включать в себя ионы лития при разряде аккумулятора и экстрагировать их при зарядке (обладавший хорошей памятью Романов запомнил это спич дословно) была показана в 1970 году британским учёным Майклом Стэнли Уиттингемом. Однако литиевые аккумуляторы считались ненадёжными, периодически взрывались, и напряжение не превышало 2,3V, в этом же аппарате батарея стояла на 4,3V, причём ёмкостью почти 4000 м/Ач. Далее выяснилось, что если вытащить аккумулятор, то могут повредиться какие-то шлейфы, и прибор, вполне вероятно, придёт в негодность. Удастся ли его впоследствии вернуть к жизни — это ещё бабушка надвое сказала. Пока же существует возможность каким-то образом зарядить аккумулятор и попробовать запустить этот неизвестный советской науке аппарат, комплектующие которого частично промаркированы на английском, а частично почему-то на китайском языках. И хорошо бы подключить к этому делу очень-очень умных людей, разбирающихся в кибернетике. Завлабораторией добавил, что лично знаком, например, с заведующим базовой кафедрой оптоэлектроники ЛЭТИ Жоресом Алфёровым и может попытаться с разрешения вышестоящего руководства пригласить его в Москву.
Романову на это тоже требовалось разрешение, он думал, не сунуться ли напрямую к Андропову, но решил через голову непосредственного начальника не прыгать, потому обратился с докладом к начальнику 2-го главного управления КГБ СССР генерал-лейтенанту Григорию Фёдоровичу Григоренко. Тот, сам в прошлом закончивший физико-математический факультет Полтавского пединститута, лично сходил в лабораторию, посмотрел на прибор и дал команду на вызов Алфёрова. Естественно, Жорес Иванович не мог отказать людям из Комитета, особенно с такими погонами, и, дав подписку о неразглашении приступил к работе засучив рукава.
В результате кропотливой и практически ювелирной работы почти месяц спустя аккумулятор удалось зарядить и даже включить прибор. Сначала на чёрном экране появился символ, напоминающий надкушенное яблоко, затем экран осветился разноцветными сполохами, на фоне которых появились цифры 11.52 и дата — вторник, 10 сентября. Причём время и дата совпадали с текущими. Однако радость учёных оказалась преждевременной. После того, как Алфёров совершенно случайно сделал пальцем движение по экрану снизу вверх (откуда ему было знать, что это движение десятилетия спустя будет называться «swipe»), аппарат потребовал ввести четырёхзначный код-пароль. Впрочем, Жорес Иванович и без того какое-то время был сам не свой, то, что действие можно производить движением пальца по экрану, привело его буквально в щенячий восторг.
— Игорь Петрович, вы не понимаете, это новое слово в науке! Как американцам это удалось?!!
— Не знаю как, — хмурился Романов. — Но нам кровь из носу нужно подобрать пароль.
— Если только методом тыка, — пробормотал заведующий лабораторией. — Хотя тыкать можно всю жизнь, тут спрятаны миллионы комбинаций.
Метод тыка результатов не принёс. После шести попыток на экране появилась надпись «iPhone отключён, повторите через 1 минуту».
— Ничего себе, пишет на русском! — дружно выдохнули присутствующие.
— Но при этом первое слово на английском, — добавил Алфёров. — И, судя по всему, оно обозначает название аппарата. «Phone» — это однозначно переводится как «телефон», а вот что значит буква «i» — пока не понимаю.
Спустя минуту отважные исследователи продолжили безуспешные потуги по взламыванию пароля, после 7 попыток появилась надпись, что айфон снова отключён, предлагалось повторить попытку уже через 5 минут. Подключили шифровальщиков, однако их мозговой штурм также не увенчался успехом. Алфёров тем временем всё бредил сенсорным дисплеем, не зная его название, он даже придумал своё — movice, производное от английских слов movement (движение) и device (прибор). Хотя в общем по-прежнему фигурировало название «iPhone».
Когда на экране появилась надпись, предлагающая подождать 60 минут, Романов сказал:
— Товарищи, таким образом мы дождёмся, что нам предложат ввести пароль через год, либо этот айфон… Правильно я его назвал, Жорес Иванович? Так вот, либо этот айфон окончательно отключится. Рисковать мы не имеем права, поэтому я попробую подключить человека, который может знать пароль. Давайте сюда аппарат.
На следующий день Кистенёва из СИЗО привезли на Лубянку. Романов мог бы устроить допрос в изоляторе, но в его кабинете имелась специальная записывающая аппаратура, да и врача, чьими услугами он собирался сегодня воспользоваться, таскать с собой было накладно. Он считал, что не будет ничего страшного, если автозак лишний раз прокатится по Москве до Лубянки и обратно.
В кабинете на третьем этаже Игоря Николаевича усадили напротив уже знакомого подполковника госбезопасности, и почему-то наручники не сняли, хотя держать их за спиной сидя было неудобно.
Романов, как и в первую встречу, закурил "Яву". И вновь Кистенёву невыносимо захотелось ощутить в носоглотке и лёгких дым сигарет.
— Жалобы есть? Нет? Всё устраивает? Впрочем, не исключено, на днях переведём вас в "Лефортово".
— Зачем это? — спросил Кистенёв.
— "Лефортово" проходит по нашему ведомству, да и поспокойнее там, контингент малость интеллигентнее. Ваше пребывание в СИЗО может оказаться ещё более комфортным, если вы наконец начнёте с нами сотрудничать.