Жизнь переходит в память. Художник о художниках - Борис Асафович Мессерер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Забегая вперед, скажу, что сейнер ни разу не тронулся с места. Оформление этой покупки заняло много времени, так как узаконить ее можно было только официальным путем через какое-нибудь государственное учреждение. И Красный создал такое учреждение при своем пятиэтажном хрущевском доме-бараке: водоплавающую секцию, как мы ее называли, куда на самом деле входили только великовозрастные друзья-соседи Красного. Тем не менее он придал этой секции официальный статус и на ее имя заключил торговое соглашение. Откуда Юрий черпал вдохновение, остается загадкой.
Уделяя основному профессиональному делу — рисованию — минимум времени, он всю энергию вкладывал в эти свои фантазии. Мы с Лёвой с изумлением следили за его свершениями и безропотно ездили на машинах уже по новому адресу. И там, в насквозь пропахшей рыбой кают-компании, продолжали обсуждать происходящее и строить планы на будущее.
Авторитет Юрия Красного как художника и его человеческое обаяние заставляли нас прислушиваться к фантазиям, которыми он делился с нами. И мы с Лёвой, находясь под воздействием этих чар, подыгрывали Красному и поддерживали его во всех начинаниях.
С другой стороны, реальная жизнь предъявляла свои права и вторгалась в наши планы. Именно тогда и возникали бесчисленные столкновения фантазии и действительности, будоражащие нас и делавшие нашу жизнь столь интересной и насыщенной переживаниями.
Чтобы полнее донести образ Красного до читателя, нужно сказать несколько слов о не вписывающемся ни в какие рамки его увлечении красавицами.
Так случилось, что Юрий влюбился в существо женского пола восемнадцати-девятнадцати лет по имени Верка. Это было серьезное чувство с его стороны, но роману сопутствовали трагикомические обстоятельства. Мы понимали только, что Красный нешуточно влюблен, и относились к этому совершенно серьезно.
Откуда взялась Верка, достоверно никто не знал, но для нас было очевидным, что из низов городской жизни. Также мы догадывались, что она имеет склонность к алкоголизму, что в скором времени подтвердилось.
В какой-то день Красный надолго ушел из дома по издательским делам. Верка, пытавшаяся навести порядок в его квартире, выбилась из сил и решила отвлечься. Она вышла из дома и отправилась к магазину «Комсомолец» на улице Черняховского в надежде выпить. Но поскольку Юрий, зная о наклонностях Верки, денег ей не давал, то она примкнула к компании из двух человек, страдающих от жажды. После распития бутылки на троих Верка вспомнила о том, что теперь она хозяйка дома, пускай причудливого, но тем не менее дома, и широким жестом домоправительницы пригласила новых «друзей» к себе, гордо заявив, что негоже ей как даме выпивать неизвестно где, когда рядом находится ее квартира. Дома они дружно распили еще одну бутылку водки, после чего Верка отключилась от застолья, а ее друзья покинули квартиру Красного, видимо прихватив единственно ценную вещь, которая имелась там, — заветную Лёвину болгарскую дубленку (мечта каждого советского интеллигента!). Лёва, не имея своего дома, оставил ее на лето у Красного, на вешалке в пустом шкафу, который возвышался над океаном разбросанных в беспорядке вещей. Дубленка к тому же была редкой красоты и диковинного розового цвета. Гнев Лёвы был страшен, но бессмыслен. Уже ничего нельзя было исправить в этой истории, и Лёва проходил еще одну зиму в пальто с шалевым воротником и тирольской шляпе с пером.
Для меня важно, чтобы читатель понимал правильно: мое уважительное отношение к Юрию и восхищение его работами не мешали мне подтрунивать над ним и его порывами. Этого невозможно было избежать, потому что Красный сам хотел видеть наше с Лёвой сопереживание своим начинаниям, делал нас доверенными лицами и ждал от нас оценки свершаемых действий. А она не могла не быть юмористической. Суть происходившего можно сформулировать одной фразой: «Он вызывал огонь на себя».
Истории с Веркой на этом не заканчиваются. У меня на глазах произошел следующий случай. Мы втроем находились в мастерской Лёвы и громко спорили о «возвышенном» (!). Дверь на входную лестницу при этом оставалась открытой, потому что Юрий ждал опаздывающую Верку. Ее шагов он не услышал и только по грохоту понял, что та пришла и с шумом закрыла за собой дверь. Красный спокойно закончил спор, а затем нажал кнопку звонка своей мастерской, чтобы Верка открыла ему. Но не тут-то было. Юрий стал звонить по телефону — тоже безрезультатно. Тогда он вышел в окно Лёвиной мастерской, тяжело ступая и громыхая ногами по крыше, добрался до своих окон и стал смотреть и стучать в них. Мы с Лёвой острили по поводу происходящего, оценивая смешную сторону дела в полной мере. Не достучавшись и ничего не увидев в окно, все так же громыхая ботинками по железу, Юрий вернулся обратно. Но ядовито настроенный Лёва предусмотрительно закрыл окно. Красный потребовал открыть — Лёва не открывал. Тогда и так разъяренный Красный закричал, что он сейчас вышибет стекло. Лёва хладнокровно заявил: «Вышиби свое!» Взбешенный Красный ударил по стеклу ногой, и оно разлетелось на мелкие кусочки. Юрий спрыгнул с подоконника в мастерскую, и у них с Лёвой завязалась борьба. Я бросился их разнимать, чтобы это не переросло в нечто большее.
Развязка истории оказалась абсолютно прозаическая: Верка спала крепким сном ребенка, который, правда, перед этим выпил немало водки.
Ездил Красный на старом «москвиче» какой-то ранней модели и довел автомобиль до состояния своей квартиры. В нем тоже царил чудовищный беспорядок, тоже стояли на заднем сиденье банки с антифризом, тоже валялись какие-то колеса, запасные диски и разные инструменты. На сиденьях красовались грязные чехлы, а вместо разбитого заднего бокового окна была вставлена фанера. На ней рукой Красного была нарисована парочка довольных пассажиров: мужчина с лихо закрученными усами и женщина с огромными голубыми глазами, длинными густыми ресницами, закрывающими пол-лица, и грудью навыкате. Сам Красный с горящими черными глазами был за рулем, а рядом торжественно восседала Верка, с особым старанием изображавшая важную даму.
В таком виде их и остановил однажды инспектор ГАИ у светофора при въезде на Красноармейскую улицу. Он был искренне поражен состоянием автомобиля, долго любовался разрисованной фанеркой, а потом, забыв о нарушении, за которое остановил машину, провозгласил: «А еще даму везете… Снимайте номера!» Об этом Красный даже не мог подумать, потому что номера надежно приржавели к машине и легче было их спилить, чем открутить. Одним словом,
