Адмирал Хорнблауэр. Последняя встреча - Сесил Скотт Форестер

– Давайте я спущусь, сэр, – вызвался молодой матрос, и Хорнблауэр почувствовал огромное облечение. Лезть в залитый водой трюм ему хотелось меньше всего.

– Молодец. Обвяжись линем, прежде чем спускаться, тогда, если что, мы тебя вытащим.

Матросы приступили к приготовлениям, когда Хорнблауэр их остановил:

– Погодите!

К ним приближался дождевой шквал. Он был примерно в миле на ветре – огромный, четко очерченный водяной столп; туча над ним была ниже, а море, где на него падал дождь, отличалось немного другим серым оттенком. Шквал шел прямо на них… нет, не совсем. Матросы разразились градом проклятий.

– Он заденет нас краем, клянусь Богом! – воскликнул помощник.

– Когда он подойдет, не зевайте, – сказал Хорнблауэр.

Три долгие минуты они ждали. В кабельтове от брига шквал как будто остановился, хотя все чувствовали, что ветер сделался свежее. Хорнблауэр подбежал к Барбаре.

– Дождь, – сказал он.

Барбара повернулась лицом к мачте, наклонилась и через несколько мгновений вытащила из-под платья нижнюю юбку, затем, как могла, отжала ткань, мокрую от морской воды. Вот упали первые капли дождя, и тут же хлынуло потоком. Десять рубах и одну юбку подставляли под ливень, выкручивали, подставляли и снова выкручивали, покуда льющаяся из них вода не стала пресной на вкус. Все пили как безумные. Минуты через две Хорнблауэр крикнул, что надо наполнить кокосы, и нескольким матросам даже хватило ответственности выжать рубахи в скорлупу, прежде чем вернуться к вакханалии питья. Однако дождь слабел, и скоро шквал был уже за раковиной, столь же недостижимый для них, как если бы умчал в пустыню Сахара. Впрочем, матросы помоложе уже смеялись и шутили, отбросив тревоги и апатию. Никто на борту, за исключением Хорнблауэра, не подумал, что это может быть последний дождевой шквал. Надо было действовать немедленно, хотя мышцы ныли, а в голове мутилось от усталости.

Хорнблауэр оборвал глупый смех матросов и повернулся к пареньку, который вызвался спуститься за ящиком:

– Пусть держат концы линя двое, и лучше, если одним из них будет стюард. Мистер помощник, идемте со мною на бак. Надо как можно скорей поднять паруса.

Так началось плаванье, которому предстояло войти в легенду. Пережитый ими ураган в отличие от множества безымянных остался в истории как ураган Хорнблауэра; его запомнили не столько из-за происшествия с «Красоткой Джейн», сколько из-за огромного ущерба, причиненного в других местах. Хорнблауэр не считал, что само плавание было чем-то особенно примечательно, хотя они и проделали этот путь на полузатопленном остове, удерживаемом мешками с койрой. Вся задача состояла в том, чтобы держать бриг по ветру. Запасной утлегарь (только он из всех запасных реев и уцелел в бурю) закрепили на обломке фок-мачты; мешки из-под койры пошли на паруса. Растянутые на временной фок-мачте, они позволили «Красотке Джейн» ползти на фордевинд со скоростью миля в час, а чуть позже матросы под руководством Хорнблауэра сумели поднять импровизированные паруса на грот-мачте, и бриг побежал чуть резвее.

Навигационных инструментов не осталось – даже компас сорвало с подвеса, – и в первые два дня Хорнблауэр знал только, что они движутся под ветер в сторону Антильских островов. Третий день выдался ясным; только начало светать, как дозорный на грот-мачте заметил впереди бледную синеватую полоску. То была земля: высокие горы Сан-Доминго далеко впереди или холмы Пуэрто-Рико гораздо ближе – никто не мог сказать точно; и даже когда встало солнце, определенности не прибавилось. Все мучились жаждой, консервированную говядину из спасенных запасов, которую Хорнблауэр строго делил на всех, ели без аппетита.

В ту ночь они спали на подстилке из койры на палубе, которую и теперь по временам захлестывали волны. К утру берег стал ближе, и в его очертаниях вроде бы угадывался Пуэрто-Рико. В полдень увидели рыбачье суденышко. Оно сразу взяло курс на странный остов, идущий к острову. Рыбаки-мулаты в изумлении таращились на машущих им изможденных людей. Хорнблауэр, превозмогая отупение, вызванное усталостью, голодом и жаждой, выудил из памяти испанские слова. На рыбачьем суденышке отыскался бочонок воды и кувшин вареного гороха; довершила пиршество жестянка консервированной говядины. Барбара, хоть и не знала испанского, уловила во взволнованном разговоре знакомое слово.

– Пуэрто-Рико? – спросила она.

– Да, дорогая, – ответил Хорнблауэр. – Ничего удивительного. И для нас это куда более удачно, чем Сан-Доминго. Вспомнить бы, как зовут здешнего генерал-губернатора – мне довелось с ним встречаться по поводу «Эстрельи дель Сур». Маркиз де… де… Милая, может быть, ты ляжешь и закроешь глаза? Ты без сил.

Его вновь ужаснули ее бледность и запавшие щеки.

– Спасибо, дорогой, я чувствую себя вполне неплохо, – промолвила она, хотя усилие в голосе и опровергало сказанное.

Хорнблауэр в который раз восхитился твердостью ее духа.

В обсуждении, как быть дальше, второй помощник впервые выказал некое подобие мужества. Можно было бросить полузатопленный остов и добраться до Пуэрто-Рико на рыбачьем суденышке, однако помощник отказался. Он знал законы о потерпевших крушение судах, а жалкие останки «Красотки Джейн» и уж тем более ее груз по-прежнему стоили денег. Помощник сказал, что сам приведет «Красотку Джейн» в порт, а до тех пор останется на судне.

Перед Хорнблауэром встал выбор, какого он не знал за все годы службы. Оставить судно представлялось почти дезертирством; с другой стороны, надо было подумать о Барбаре. В первое мгновение он подумал, что не бросит своих людей, но тут же напомнил себе, что они вовсе не его люди.

– Вы всего лишь пассажир, милорд, – сказал помощник; теперь, когда они почти вернулись к цивилизации, само собой вернулось и обращение «милорд».

– Верно, – согласился Хорнблауэр. Он просто не мог обречь Барбару на еще одну такую ночь.

Так они вошли на рыбачьем суденышке в Сан-Хуан-де-Пуэрто-Рико – через два года после того, как Хорнблауэр посетил этот порт при совершенно иных обстоятельствах. Естественно, что их прибытие