Избранные труды в 6 томах. Том 1. Люди и проблемы итальянского Возрождения - Леонид Михайлович Баткин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сам Пико (письмо от 27 августа 1489 г.) отказывался признать себя виновным в нарушении буллы, строя защиту на том, что она была оглашена лишь 15 декабря («чему весь город может быть свидетелем»), а после того, как он, Пико, узнал о ней, он не преступал запрета. Что до клятвы, данной ранее, то он клялся подчиниться воле Его Святейшества, но не мнению святых отцов из комиссии. Если, вызывающе пояснял Пико, я сознаюсь, что нарушил буллу, то: 1) это не пойдет на пользу курии и будет выглядеть лишь скандально, так как выйдет, что «их приказов» не слушаются; 2) это, хотя и избавит от папского отлучения, но наложит пятно клятвопреступления на мое личное достоинство; 3) будет несправедливейшей вещью сознаваться в том, чего я не делал. Для папы не будет ущерба и стыда, если он издаст бреве, которое было бы в следующей форме… – и далее Пико преспокойно набрасывает проект желательного для него текста, который подтвердил бы, что он «добрый сын Святой церкви» (Цит. по: Garin E. Introduzione // Pico della Mirandola. De hominis dignitate, p. 33–34; Ibid., App.5, p. 76–79). Иннокентий VIII передал в ответ через посла Ланфредини: «Эти вещи, касающиеся веры, слишком деликатны (troppo tenere), и я не могу быть в них терпимым. Напишите Лоренцо, что, если он желает ему (Пико) добра, пусть побудит его писать поэтические сочинения, а не теологические, потому что они будут ему больше по зубам» (Kristeller P. Giovanni Pico della Mirandola and his Source, p. 42). От отлучения философа освободил только папа Александр VI в июне 1493 г.
363
«Videbis apud me nihil esse prius quam ut pietatem cum sapientia coniungam» (из письма Пико к кармелиту Баттиста дельи Спаньоли: Opera… р. 375). Ср.: Heptaplus, I или VI, 5 (о том, что молитвы особенно украшают тех, «qui studiis literarum et contemplandi ocio se dederunt»).
364
Garin E. Giovanni Pico… p. 48.
365
Rocca P. Giovanni Pico della Mirandola nei suoi rapporti di amicizia con Girolamo Savonarola. Ferrara, 1964 (Quaderni di Storia delle Scienza e della Medicina, III). Известно, что влиянию проповеди Савонаролы поддался и Полициано, и другие флорентийские гуманисты. Как писал позже Фичино: «Феррарский лицемер, один из столь многих флорентийских мужей, отнюдь не обделенных талантами и просвещенностью, совершенно и весьма часто совлекал обманом с истинного пути». Фичино ссылался на Писание, где сказано, что Антихрист соблазнит даже избранных (Supplementum Ficinianum, II, p. 76). То был первый серьезный кризис ренессансного мироотношения, показавший, по какому тонкому льду ступали гуманисты. Во-первых, гуманизм не успел, да и не мог по своей элитарной сути, достаточно основательно перепахать сознание всей толщи общества, в средних и особенно низших слоях которого легко оживали средневековые иоахимистские и флагеллантские настроения; во-вторых, внутренняя структура самого ренессансного гуманизма, заключавшаяся в уравновешивании противоречивых тенденций, в трудной и драматической гармонизации отнюдь не гармонического бытия культуры, – обнаружила хрупкость, которая подтвердится всюду, где в следующем столетии этот тип культуры будет сталкиваться с враждебными социально-историческими обстоятельствами.
366
См.: Rocca P. Op. cit., p. 22–23; Garin E. Giovanni Pico… р. 45. Помимо нежелания Пико, вопреки угрозам Савонаролы, расстаться с любовницей, постричься в монахи и т. д., наиболее существенно, конечно, сохранение философом в «Disputationes», пусть с иными акцентами, основных прежних идейных установок.
367
Pico della Mirandola G. Opera, p. 333–334 («Regulae dirigentes»); p. 337–338 («In Psalmum XV commentarius»).
368
Из письма к племяннику Джанфранческо 15 мая 1492 г. (Prosatori latini… p. 824). Формально легко обнаружить сходные фразы и в более ранних работах Пико, включая «Речь о достоинстве человека», но там они звучали в заметно ином контексте; если творчество Пико и сохраняло единство, все же «акцент изменился» (см.: Garin E. Le interpretazioni… p. 5). Собственно, именно трудноуловимая подвижность акцентов, двусмысленность, единство в «эклектичности», напряженность внутреннего диалога делают показательной для Возрождения фигуру Джованни Пико, не связавшего себя жестко и окончательно ни со схоластикой, ни с гуманистической «словесностью», ни с «натуральной магией», ни с католицизмом, ни с учением Савонаролы. Э. Гарен пишет: «В нем очень живы акценты на независимости и свободном исследовании в отношении к Святому писанию, ритуалам, культу, церковным символам, догмам, теориям, принятым всеми» (Garin Е. Giovanni Pico… p. 137).
369
Ср. со сходными выводами в исследовании Э. Моннерйана: «Христианство, которого держался Пико, было не догматическим и не сакраментальным. Теоретическая мысль Пико делла Мирандолы была неуверенной и неясной как насчет источников и подлинно-христианской нормы, так и насчет содержания теологии» (Monnerjahn E. Op. cit., s. 194). Э. Моннерйан полагает, что Пико вступил в конфликт с церковным учением особенно из-за своих антропологических идей (божественной свободы и открытости человеческого становления), а также потому, что его теология «впадает в релятивистское понимание христианства» (Ibid., s. 191).
370
Prosatori latini… p. 832.
371
Бердяев Н.А. Смысл истории: Опыт философии человеческой судьбы. Париж, 1969, с. 163–164. У Бердяева есть любопытные замечания о характере Возрождения, хотя они и втиснуты у него в отвлеченную теологическую схему. Схема эта такова. Средневековье сосредоточило, дисциплинировало, выковало духовные силы, но не отпустило их для свободного творчества, держало «в подчинении духовному центру, оно централизовало всю человеческую культуру» (Там же, с. 154–155). Больше всего Бердяеву по душе «Ранний Ренессанс мистической Италии» (ср. Бурдах, Жебар, Тоффанин), «чисто христианский гуманизм» Франциска, Иоахима Флорского и Данте. Собственно же Возрождение – это «шипучая пора» выпуска на свободу творческих сил человека, «духовной децентрализации, отрывания от духовного центра, дифференциации всех сфер общественной и культурной жизни», когда «была секуляризована даже религия». Это отдаление от духовной глубины к поверхности, к периферии, к внешнему выявлению – «некоторый поворот от Божьего к человеческому» (Там же, с. 156–157.) Однако такое «провиденциально неизбежное испытание человеческой свободы», такое отпадение от Бога имело, по Бердяеву, глубокий смысл, ввиду односторонности средневековья, ведшего к царству Божьему принудительно, открывшего вслед за ранним христианством «нового Адама», «внутреннего человека», но пренебрегшего «природным человеком». Отсюда «медовый месяц» обращения к природе и, значит, к античности. Впрочем, Бердяев отмечает «странное сосуществование
