Крепость - Лотар-Гюнтер Буххайм

- Несколько дней, это уж точно…

Несколько дней? Не хочу верить своим ушам! Несколько дней... Сумасшедшие они здесь все, что ли?

- Янки, конечно, едва ли учтут наши потребности в своих календарных планах! – вырывается у меня. Старый Штайнке лишь молча смотрит на меня.

Чувствую себя так, словно меня накрыли каменным колпаком, и спрашиваю себя: Что за черт? Почему Старик участвует в этом цирке? Значит, с нашим выходом сегодня ничего не по-лучится?

Чтобы справиться с шоком, тащусь в клуб и прошу подать пиво. Уже первые несколько глотков быстро бьют мне в голову и приносят облегчение. Прекрасно, подождем.

Но это не честно по отношению к Томми! Они, понимаешь ли, ждут нас там снаружи и облизываются, раскрыв пасти. И вот теперь они вынуждены облизываться и облизываться и облизываться. В конце концов, они же точно знают, что у нас имеется только эта одна готовая к выходу в море лодка. И хитрят также как и всегда, рисуя себе радужные перспективы по нашему поводу. За этот жирный кусок добычи, говорю себе, идет небольшая психологическая война и выжидание на боевой позиции. То, что господа снова могли бы исчезнуть, так как мы не появляемся, как ожидалось – в на-рушение их программы – на это можно рассчитывать, пожалуй, в последнюю очередь. Вероятно, они считают наше замедление неким тщательно просчитанным трюком… Едва примеряюсь с новой ситуацией, сообщают: Замена АКБ отпадает: Слишком долго! Но вместо этого необходимо срочно вынести наружу железные слитки из киля судна и заменить их благородными металлами. Благородные металлы? Наверное, медь. Но как, ради Бога, небольшое количество меди может спасти нашу окончательную победу? Следует ли медь перегрузить, например, в La Pallice и транспортировать затем по дорогам «в Империю»? Я вовсе не знаю, как рассчитывается вес киля, но могу представить себе только ужасную сумятицу: протаскивать железо через тесные люки наружу – а медь теми же тесными люками обратно – это полное безумство! И разве такое возможно, когда лодка на плаву? Да и как долго такая работа может продол-жаться? Это же будет длящаяся сутками трудная работа десятков людей! Сначала все выглядело таким образом, как будто имелось только одно соображение: или вы-ходим или остаемся! Ясно и четко! Но это постоянное проклятое метание туда-сюда стало каким-то безумием. Во всяком случае, меня не покидает чувство того, что я слишком рано уложил свои шмотки! Наконец, мне удается поймать Старика прямо на бегу. Все, что я узнаю, состоит в том, что, скорее всего, ни аккумуляторная батарея, ни утяжелители киля заменяться не будут. Новый срок точного выхода лодки в море все еще не установлен. Возможно, мне следует весь этот театр смотреть под другим узлом зрения – иначе, чем про-сто театр: Здесь нас удерживают изо всех сил, с тем, чтобы только увеличивать напряжение. Охотно бы узнал, кто режиссирует в данный момент всем этим спектаклем и какая еще следующая неожиданность запланирована. Если дело пойдет таким образом, то нам никогда не выйти в море. Почти утешает лишь то, что это становится таким же увлекательным делом для Томми как и для нас: Выйдет ли последняя, способная еще двигаться лодка проклятых гуннов, из дыры – или не выйдет? С этим во-просом Томми должны жить каждый день. Из радио гремит: «Главное Командование Вермахта объявляет: Вчера в Нормандии, севернее Vire, а также северо-восточнее и восточнее Avranches противник при поддержке танками осу-ществил ожесточенные атаки, которые были отбиты после тяжелых боев. Несколько вражеских боевых групп, окруженных за нашими линиями обороны, были уничтожены. Также вчера в Бретани, наши подразделения оказали сильное сопротивление атакующим дальше на запад и юго-запад, вражеским моторизированным силам... Наши самолеты-штурмовики вмешивались с хорошим воздействием в наземные бои, и рассеивали колонны противника, обращая их в бегство. Ночью целями наших истребителей и ночных самолетов-штурмовиков были позиции занятые противником и его зенитные батареи. В глубоком французском тылу были уничтожены в бою 59 террористов. Массированный огонь возмездия наших ракет Фау-1 был нанесен по Лондону.» За ужином место Старика остается пустым, он не появляется в клубе и позже. Такая сложившаяся ситуация как сейчас совершенно его не устраивает: Он оказался теперь не единственным, кто должен что-то определять.

Я сижу и чувствую себя снова как пешка в игре каких-то неизвестных сил. Как страстно я бы хотел, чтобы U-730 никогда здесь не появлялась! На следующее утро узнаю, что выход назначен на этот вечер – снова на 21 час. Старик постоянно разъезжает. Только в полдень вижу его вновь.

Последний обед в столовой флотилии. Я еще раз охватываю взглядом декорации: огромная доска столешницы, покрытая белой скатертью. Большие остекленные окна, яркий свет с рейда.… Как по-другому смотрится униформа, по сравнению с тем, как она смотрелась «тогда» в La Baule. Инженеры одеты в серые комбинезоны или старые поношенные серые и коричневатые куртки. Старый Штайнке и зампотылу одеты в форму цвета хаки: почти никаких следов синей формы. Мы стали, к сожалению, очень смешанным и достаточно опустившимся сообществом. Белая рубашка и черный галстук принадлежат к униформе, но приходится напрягать взгляд, пока не нахожу обоих фенрихов: Они одеты строго по уставу. Стул доктора пуст, также и дантиста. Старик ведет себя так, словно не видит этого. С вечера я не видел этих двоих болтающих друг с другом.

Моего нового командира тоже не видно за столом. Он, скорее всего, на лодке. Возможно, у него тоже пропал аппетит. Приведя свою U-730 в базу после безумного предприятия, и узнав о новом походе, можно быть не совсем торжественным. Такая вот ирония судьбы: Поскольку он проскользнул, поскольку ему чертовски повезло, он должен еще раз провернуть подобное дельце.

«Кругом – марш!» – пароль сегодняшнего дня.

Бачковые – расставляющие абсолютно новые супницы – аккуратно одеты: белая рабочая форма одежды, как подобает. С той поры, как исчезла Тереза, трясущая своими сиськами с торчащими сосками, кажется, прошла уже целая вечность. Искоса наблюдаю за Стариком: как он черпает ложкой густой наваристый суп. Таким погруженным в мысли никогда его раньше не видел. Старику стало многое ясно из того, что произошло в течение последних нескольких недель. Теперь он, конечно, не хотел бы больше произносить пламенных речей против «гнусной клики заговорщиков» – даже с пистолетом между лопаток. Да-а.… Не хотел бы я оказаться сейчас в его шкуре. Старик молчит. Даже покончив с едой, он лишь скоблит подбородок большим и указатель-ным пальцами правой руки и молчит. В наших с ним расставаниях всегда было что-то фатальное. Но они никогда не были грустными. На этот раз я готовлюсь увидеть хорошую мину при плохой игре. После еды, когда Старик, я в фарватере, покидает столовую, ему навстречу движется по лестнице адъютант и докладывает:

- Зубной врач застрелился!

- Какая глупость! – восклицает Старик испуганно в первую секунду. А затем спрашивает:

- Где?

- В своей комнате, господин капитан!

Старик почти выбегает из столовой. Он стремительно несется вперед. Я спешу позади, а за мной ускоренным шагом адъютант. Перед дверью в комнату дантиста образовалась группа людей. Один видит приближающегося Старика и во все горло орет:

- Смирно!

Когда я подхожу, Старик хрипло спрашивает адъютанта:

- Врача уже вызвали?

- Никак нет, господин капитан!

- Тогда живо!

И с этими словами Старик захлопывает дверь перед моим носом. Проходят минуты, пока он снова не выходит. Понизив голос, с силой говорит мне:

- Ему больше не нужен врач… Странно все это для зубного врача, – и затем, в полный голос мне: – Лучше не входи туда! Страшное свинство!

Уже в кабинете, хочу спросить Старика, что он имел в виду, говоря «…странно для зубного врача», но не осмеливаюсь. И тут, слава Богу, Старик уже без напряжения говорит:

- Пистолет в рот! Я не понимаю, как зубной врач осмелился взять пистолет в рот!

Старик беспомощно падает в кресло. Затем вперивает взгляд в одну точку и замолкает. Через несколько минут, когда молчание становится уже невыносимым, он произносит:

- Этого мне еще не хватало! – и добавляет: – Я бы пожелал ему лучшего ухода – Бог тому свидетель!

Во мне все переворачивается: Приходится напрячь все свои силы, чтобы сохранить спокой-ствие. В следующий миг раздается внезапный грохот снаружи. Зенитная пушка стреляет захлебыва-ясь так, что стены дрожат. Кажется, снова тяжелый воздушный налет. Несколько позже небо уже усеяно черными облачками разрывов зенитных снарядов. А между ними белые парашюты.

- Это «Мародеры»! – восклицает Старик.

Я быстро прикидываю: Спитфаеры, Москиты, Мустанги – и Мародеры . Янки не особо заморачиваются на воинственные названия.

2 самолета взрываются и начинают медленно падать. Пилоты вываливаются в небо, словно свиньи в оболочке, и я думаю: «Свиньи в оболочке» – так моряки называют упакованное в слишком маленькие куски парное мясо. Нападение, без сомнения, было направлено на территорию вокруг Бункера – и, естественно, на сам Бункер. А где же наш личный состав? К этому времени люди уже должны были появиться во флотилии. Старик нервничает. Я знаю, что он думает: Если люди как раз подъезжали, когда начался на-лет…. Все телефонные линии к Бункеру нарушены. Старик так щелкает трубкой по рычагу телефо-на, что кусок вилки отваливается: