Бандитский Петербург. 25 лет спустя - Андрей Константинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
A. К.: Мне в свое время Костя Могила жаловался на то, что он, с одной стороны, не может сказать то, что думает, потому как братва не поймет, а с другой стороны, объявить себя бизнесменом тоже невозможно — «там» не поймут. Он попал меж двух огней.
B. В.: У них такое противоречивое положение из-за того, что у нас так действительность устроена — границы между этими мирами размыты. Мне кажется, что у нас будет возвращение к модели, когда есть пенитенциарная система, в которой огромное количество тюрем и колоний, и весь теневой бизнес будет контролироваться профессиональными уголовниками. А они не будут делать вид, что они добропорядочные предприниматели, хорошие семьянины…
A. К.: У воров нового поколения такие тенденции были…
B. В.: Были. Но если он становится таковым, то он уже не вор. Если он поместил общак в банк, то это уже совершенно иное. Я думаю, что влияние на легальную сторону жизни сузится. Они будут в анклавах, а анклавы — это тюрьма и зона, а контролировать оттуда большие территории очень сложно.
A. К.: А такой персонаж, как Кумарин, для науки представляет интерес?
B. В.: Конечно. Для экономической социологии, как образец предпринимателя, представляет интерес.
A. К.: А доступ к персонажу? Я почему спрашиваю. В принципе, государство должно быть заинтересовано в том, чтобы наука развивалась.
B. В.: Но не такой ценой. Как правило, государство не заинтересовано в развитии социальных наук. Создание ядерной бомбы, пороха, компаса — вот это интересует. Опросы, рейтинги политиков — это чрезвычайно интересует. А осмысление того, что происходит, интересует общество в целом, интеллектуальную элиту, а чиновникам и государственникам это неинтересно.
Вот что бы мне хотелось осмыслить вместе с тобой. В начале 2005 года окончательно разгромили уралмашевскую группировку, и то ли повесился, то ли повесили в камере ее лидера Александра Хабарова. Это была структура политико-экономическая. Они сотрудничали с Росселем, было движение в поддержку Ельцина, были серьезными инвесторами. До этого в Комсомольске-на-Амуре был Джем, и было мощное воровское движение. Но его посадили в тюрьму, где он умер от сердечного приступа. И сейчас в тюрьме все его последователи. В Новгороде сейчас сняли губернатора Прусака. Объявлены в розыск Коля Бес и Мхитарян. На Дальнем Востоке посадили человека якобы по кличке Винни-Пух, который прошел боевой путь через ОПГ. Совершенно непонятна судьба Дарькина перед лицом многомиллиардных вложений в развитие этого региона. Здесь арестовывают Кумарина.
A. К.: Примеров масса, и во всех них присутствует некий вызов государству. Люди решили, что они могут играть на одной доске с властью.
B. В.: Они начинали играть на легальном политическом и предпринимательском поле и пытались быть равными. Гордыня возносила слишком высоко, они делались слишком заметными, их убирали.
A. К.: А если бы был лидер, который смог усмирить свою гордыню, то были бы шансы на долгое существование?
B. В.: В принципе, наверное. Замечу, тот человек, который известен под кличкой Михась, лидер солнцевских, очень известный предприниматель, выигравший судебный процесс в Швейцарии, участвовавший во многих бизнес-проектах, почетный полярник… о нем ничего не слышно. Он в свое время попытался влезть в политику…
A. К.: В последний раз я его видел на ялтинском кинофестивале. Он там вручал приз как официальное лицо. И действительно, о нем в средствах массовой информации слышно мало, но авторитета своего он не потерял. Кстати, он был на пятидесятилетнем юбилее Владимира Сергеевича. Правда, там много было и депутатов Государственной думы.
Тот ряд, который ты выстроил, он логичен. Этим ты хочешь сказать, что это — осознанное движение государства по монополизации власти?
B. В.: Да. Это системный процесс. К тому же губернаторы стали сильнее, и потом нет выборов, и у них меньше зависимости от мафиозных группировок. Мафия в условиях демократии занимается еще тем, что поставляет голоса; поскольку у них авторитет на уровне местных сообществ, то они могут сказать, за кого надо всем голосовать. И конечно, черный нал. И политики от него сильно зависят. А с отсутствием выборов влияние мафии на власть меньше.
А. К.: Объективность этих процессов я понимаю. Единственное, что смущает во всем этом: выигрывая де-факто, государство раз за разом проигрывает в сфере идеологической. Я не могу понять, почему серьезнейшие операции так слабо идеологически и информационно подкреплены. У нас очень часто бывает, когда объективное и справедливое движение может выглядеть диким произволом. И фигуры, которые убирают с доски, за счет действий государства приобретают дополнительную мифологизацию. Они приобретают какую-то святость. И это касается не только криминала. Например, погибают в бою, не сдавшись, Масхадов, Гелаев. У них смерти очень удобные для последующего канонизирования. Это что? Это неопытность государства? Или это такой принцип, что «мы достаточно сильны, чтобы не обращать на это внимание»? Ведь история развивается по спирали, и на каких-то фигурах прошлого можно выстраивать идеологические платформы сегодня и завтра. Возрождать, например, мафиозные традиции. Ведь, по большому счету, это не так сложно — провести идеологическую диверсию и обставить всё таким образом, чтобы борьба с человеком не выглядела пиаром для него.
Мне очень часто приходилось слышать упреки, что я идеализирую и воспеваю бандитский мир, с чем я категорически не согласен потому, что просто пытался его описывать. Но я абсолютно уверен, что такое задержание Кумарина, которое было проведено в Петербурге, — это пиар для него. Это огромное количество людей, спецсамолеты… Получилось «пятизвездное» задержание. Это что?
В. В.: Конечно, это не так просто всё подготовить, обдумать, какие комментарии дать. С одной стороны, у нас государство в глазах общественности не представляет собой основную силу, которая защищает закон. И многие воспринимают задержания и аресты как бизнес — одна группировка отнимает у другой группировки сферу деятельности. А закон — лишь средство для перераспределения собственности. Государство — жертва своей низкой репутации. И поэтому, сколько бы оно ни пыталось дланью закона кого-то приструнить, никто не видит в этом защиты законности. Будь то нефтяники или Барсуков, который, кстати, является сосоздателем и совладельцем серьезной, по региональным меркам, компании, связанной с энергоресурсами. Это тоже часть тенденции, когда государство продолжает консолидировать нефтяные активы (последнее громкое дело было заведено на Гуцериева). Это — одно. Другое — полный непрофессионализм. Нет согласованности и нет подготовленности. Каждый чиновник, что бы он ни делал, прежде всего видит свою собственную выгоду или выгоду группы, которую он представляет. Поэтому пытается приписать себе заслуги или наехать на другую группу. И поведение часто есть следствие противоречий внутри государства. Одно ведомство может работать в одну сторону, другое — в другую, и даже иногда допускают открытую конфронтацию. А это недопустимо.
