Бандитский Петербург. 25 лет спустя - Андрей Константинов

A. К.: Скажи, если оставить в стороне соображения о морали: полностью уничтожить преступность нельзя, и это никому не удавалось…

B. В.: И это слишком дорого будет…

A. К.: И она будет мутировать. Должно ли государство предпринимать усилия по поводу того, чтобы регулировался и стабилизировался преступный мир? Должны ли во главе этих преступных кланов стоять люди, которые находятся в постоянном контакте, может быть негласном, с представителями государственных структур?

B. В.: Это — вопрос. В чем государство и общество должны прежде всего быть заинтересованы? В том, чтобы преступность была организованной или неорганизованной? Если рассуждать с точки зрения циничной экономики и издержек для общества, организованная преступность безопаснее. Она меньше доставляет беспокойства обычным гражданам, и с ней легче вести диалог государству. С ней легче договариваться. Есть традиционно преступные сферы, и концепция борьбы с преступностью должна быть нацелена не на ее тотальное уничтожение, а на ее сдерживание в рамках анклавов. И эти анклавы должны быть относительно удалены от общества. А неорганизованная преступность — это разбойные нападения, грабежи, насилие, убийства простых граждан.

A. К.: Еще во времена Цезаря существовали кланы и попытки регулирования преступности в государственных интересах.

B. В.: В городах Южно-Африканской Республики есть гетто, где в трущобах живут по четыре-пять миллионов человек. И там полиции нет вообще. Там есть своя мафия, есть свой лидер, и они осуществляют порядок, они ведут диалог с властью. Преступления там, конечно, происходят, но если жители залезают на чужую территорию, то претензии предъявляются лидеру этой мафии. Это, конечно, экстремальная схема, и я надеюсь, что у нас такого не будет.

А. К.: Меня беспокоит один вопрос: я много раз убеждался, что история мало кого учит. Например, чиновников мало учит. Редко встретишь чиновника, который учитывает исторический опыт. Известно, что в XIX и начале XX века нелегальные политические партии — и эсеры, и большевики — достаточно тесно соприкасались с криминальным миром. Они иногда использовали людей из этого мира. Одна из очень сильных и неприятных тенденций нашего общества в последнее время — рост экстремистских группировок, которые нельзя назвать просто уголовными. У них есть уголовные проявления, но у них есть и четкая идеология. Не существует ли, по твоему мнению, реальной опасности, особенно когда идет разгром старых крыльев организованной преступности, что эти экстремистские группировки станут активнее соприкасаться с уголовным миром, консолидироваться с ним, и может произойти нечто аналогичное тому, что было в конце XIX и в начале XX века в России?

В. В.: Сложный вопрос. Я бы нарисовал примерно такую картину: в любом обществе, в том числе и в нашем, есть определенный контингент молодых людей, очень энергичных, амбициозных и агрессивных. И реализация этой агрессии, энергии и амбиций может быть абсолютно разной. Они могут пойти в спорт и реализовывать себя там, могут увлечься экстримом, могут найти работу, где их навыки будут востребованы, а могут замкнуться в псевдореволюционную или террористическую секту и мечтать о том, чтобы изменить весь мир посредством насилия. Могут пойти в преступную группировку и там зарабатывать свой авторитет. От того, какие возможности в данный момент предоставляет общество, и зависит социальная форма, в которую эта энергия и будет превращаться. Когда у нас в девяностые годы был разгул преступности, вряд ли у нас были какие-то революционные секты или экстремистские организации. Вся молодежь шла в рэкетиры, им предоставляли определенную ячейку, доход, возможности какого-то карьерного роста, были жесткая дисциплина, понятия, и, главное, надо было быть жестче и энергичнее: стреляй, а потом уже смотри, куда стреляешь. Потом все это рассыпалось, и, видимо, сейчас идет мутация, только пока непонятно, в какую сторону.

Чего хочется? Чтобы воры и бандиты сидели в тюрьме, спортсмены занимались спортом, те, кто носит погоны, охраняли безопасность нашей Родины и общественный порядок.

А. К.: Разговор у нас получился не очень веселый. Но в конце хочется сказать что-то оптимистичное. Я во всем этом вижу одну для людей приятную составляющую — мне кажется, что интересы среднего класса и простых тружеников все эти потрясения практически никак не затрагивают.

В. В.: Это и хорошо. А власти пусть, хоть с эксцессами и показухой, арестовывают лидеров организованной преступности, которые якобы держат город; сделав это, они теперь берут на себя ответственность за права собственности, за порядок, за благополучие. Теперь уже не на кого свалить, если что-то произойдет. И теперь понятно, с кого спрашивать.

А. К.: Были бы еще возможности этого «спроса»…

Над всей Испанией безоблачное небо

Арест Владимира Барсукова обозначил как минимум два вопроса, волнующие многих в Петербурге: что будет с его бизнесом с большой буквы «Б» и как вообще скажется на теневой жизни города удаление Барсукова со сцены. Понятно, что варианты просчитывались самые разные, однако любой прогноз представлялся делом преждевременным.{ В недалеком прошлом при похожих ситуациях случалось, что бизнес дербанился, но бывало и такое, что он (бизнес) дожидался хозяина, как, например, в деле Михаила Мирилашвили.} Не менее сложно было просчитать, кто именно теперь возьмется и сможет выполнять ряд специфических функций, которые раньше замыкались на Барсукова, например функции «коммуникативные». Ведь тот считался своеобразным посредником между теневыми и нетеневыми элитами. Можно как угодно относиться к такому положению вещей, но подобная функция де-факто существует, и кто-то должен ее выполнять. А равнозначных Кумарину фигур, которые могли бы взять на себя это, в Питере почти не осталось.

Есть еще любопытный момент — у Кумарина были не очень хорошие отношения с ворами. Но этот контингент, по имеющейся у меня информации, не сильно обрадовала вся эта история — воры понимали, что отныне к ним будет больше внимания, им придется самим решать какие-то вопросы. А такие вещи увеличивают и риск, и ненужную публичность. Словом, воров такой оборот дела не сильно вдохновил. Так что ситуация возникла очень сложная, и, наверное, не было ни одного человека, который бы абсолютно четко понимал, как она будет развиваться. Не исключена, кстати сказать, и возможность появления людей, которые станут выдавать себя за наследников и представителей Кумарина. Подобным самозванцам вполне по силам замутить воду.