Девяносто три! - Дмитрий Волчек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Понимаешь хорст хорст?
Нам. Угрожает. Опасность.
Безрассудно заказал SLH. Три ночи на барских простынях, среди картин, огненных кирпичей, колибри.
Череп Жана Донета, серое на золотом. Череп недопизды, пропитали "особым составом", высушили на алжирском солнце. Угольник впивается в темя, теперь можно просунуть карандаш "гигант".
Он говорит: Жарко. А другой невпопад: Жми на меня, слопай.
Пили чай из гваябы. Опасайся повстанцев, ходи только до заката солнца, по ночам на перекрестках автоматчики, фальшивые judiciales ловят мотористов, вкалывают сонную жидкость. Грецкие перепонки жилетов, квадратные очки, палестинские автоматы. Уборщики приносят в дом запах бедности, поливают цветы душистым раствором, выводят невидимых жуков. В семнадцать лет портятся, кожа расползается, как субботние чулки, детские буквы НН взлетают на потемневшей коре. Но это прямо здесь, все осталось, надо только приглядеться. Отели в роскошных районах, просто объясняем: sin carne. Не берите с собой то, с чем боитесь расстаться. Пересекаешь границу, не подозревая, что вот уже щит, вот уже матросы. ХНД за звенящим барьером. Ветер дробит деревенские кости.
— Нет никакого острова, что за хуйня.
— Вставил фитиль. Вставил капсулу.
— Святой Герасимос, тонет A. D.
— Маринус, твоя голова.
Принес звенящие предметы, плюхнул в ковшик с горячим спиртом. Лень обернуться, посмотреть.
63
Фурункул на шее. Слышишь, хорст, этот не годится, у него фурункул. Должны быть безупречны, ни единой ссадины, ни одного волоска. "Жестокие культуры". Дергается, как жертвенный барашек, стучит копытцем о мрамор. Маринус! Вот твоя канистра. Думал: это бесконечное письмо, хватит еще на три года, братья будут посылать из разных городов. Из какой-нибудь Гвадалахары. Из Позилиппо. Из Нотр-дам-де-Нант. Из Брэ. С острова Липари (ресторан на пригорке, соевая похлебка, сосланный магистр). Из Тренто, где открылась выставка де К.; не удалось поглядеть.
Не рекомендуется ночевать в машине на отдаленных стоянках. Джим убит бандитами, его брат Эдвард изнасилован и изувечен. Нашли утром 24 сентября на обочине проселочной дороги со связанными руками, кляпом в изгаженном зеве. Изъяты дорожные чеки, карты таро в бархатном мешочке, неизвестное вещество. Замучили унтерменши, жизнь не мила без теплого братца. В госпитале он выдергивает провод. Три ночи, прислуга спит. Картины и пистолеты, испятнан кафельный пол.
Предчувствие. Вы знаете, как это бывает: strip, полоса. Штрип? Склонился к уху. Ты обязан забыть все, чему тебя учили. Они — лгуны. Не садись в зеленый VW, не ешь острое, меняй иглу.
— Каждый раз?
— Yea, каждый.
Тесак. Упал неудачно, повис лоскут содранной кожи.
— Смотрите, это возвращается дейблер, вот его повозка с фонарями.
(Кивок в сторону неведомой земли, где взрывают губернаторов, строят баррикады, глумятся над бумагой. Люди, которых никто не ебет). Наша одежда, наше вино, наши разговоры под мокрыми струнами. Первая карта — семерка мечей (тщетность). Вторая, говорящая, что делать: самый свирепый из старших арканов.
Атрибуты героя: монеты, пламя, жезл, стрела, свисток, крылатое яйцо, чаша со змеей, меч.
Наш виноград, спускающийся сверху вниз. Наши Зеботтендорф и Хаусхофер. Наши финансы. Наша обезьяна, грозящая кулаком. Наши причиндалы.
Рыл яму, осталось недолго. Сокровище царей, долгожданные блестки на дне. Опустил лопату, перерыв. Много синего и золотого, подгибаются ноги. Десять часов сна. 21:24 — 7:25.
Извлечь световое тело! Баррон!
Возник на погосте берилловой глыбой. Гениталии титана, его большой палец, кухонный жир под ногтем. Пожираем ваших сыновей, лижем их спортивные глаза. "Девятое ноября, ничего не случилось, пили крюшон, танцевали". По пыльным следам typhoid mary, в ее заскорузлых тапках, в ее переднике, изгвазданном сальными пальцами. Д-р и Работник, их небритые впадины, их эфирные меридианы. Третий Ключ, Четвертый Ключ, дети скулят, как хряки.
Они собирают тайные дружины, клянутся именем Прелати, кромсают облатки, выламывают оклады, грызут морские узлы. Полицейские фургоны, вздыбленные кони с толстыми яйцами, кареты и еврейские ландо. Микробы короля Бабабела, тугие ресницы, ровные талии, набитые мускулами груди, ржавые соски. Преступления против человечности: найдено тулово Элизабет Шорт.
Jour de lenteur, встреча в невидимой базилике, досмотр поклажи. А что в вашем туеске? Пальцы богатых, растерянных, изощренных. Их неинтересные глаза, веревочные языки. Браслеты, платки, булавки. Вчера я был ребенком, брошенным судьбой в глуши лесов. Лорд Эдвард и безродный засранец Джим. Породнены благородством, шепотом эльфов, колдовскими руками. Lover, Jailer, Judge, Executioner, Despoiler, Seducer, Malkut, Destroyer. Как это смастерили? Как? Чудо!
Представь: большая, раненая страна ежится под чернильным ударом. Пятится в погреб, просит пощады. А теперь плесни спуманте.
— Смешно, он снимает штаны за два пенса.
— А мой не помыл залупу.
— Повтори двенадцать имен.
— J'ai pas sommeil.
— Отметил в календаре желаний.
— Перешел из ложи Зеленого Дракона.
— Наваристый, невозможно взять в рот.
— Нет ничего проще, расплющи наперсток.
— Крутили в отряде Бальдура фон Шираха.
— Не забудь пароль "Завидую всем убитым".
— Знаешь, сколько у него там спермы?
— От этого странного знака сдохла моя канарейка.
— На лодыжке? Брешешь!
— Меня только что сломали! Сломали! Сломали!
— Apo pantos kakodaimonos, Ю-ю.
64
Никуда не ходить, никого не видеть, ни с кем не встречаться. Заповеди либер оз, повесил в рамочку над канапе. Ели улиток, лизали продажных детей, заводили патефон. Завтра поживимся, вечер субботы. 22:30, пора ужинать цузамен. Липкий дым над крестьянскими хижинами, привыкли ложиться рано, берегут лучину, берегут зрачки. "Мой отец — мельник". Улыбнулся Баррону, улыбнулся Прелати, улыбнулся Новому Ироду.
"Пойдем куда-нибудь". Случайная встреча с гонцами: задержитесь, выпейте морса, закусите тыквенной кашей. Так он глупо расставлял сети одиночества, хотя церемониться незачем: схвати за плечи, ужаль в ключицу, выдерни поплавок.
16 июня 1438 г. — убийство сына Жана Женврэ.
24 июня 1438 г. — убийство Жана Донета, сына Жанны Дегрепи.
Сентябрь 1438 г. — убийство сына Перонна Лёссарта.
1 декабря 1947 г. — случилось то, что случилось.
Испытуемого привязывают к черным доскам, крест-накрест, целебная собачка обнюхивает родинки, — нет ли где меланомы. (Потом ее голову пришьют к телу казненного, но это позже, сперва трибунал). Казенные дела, выволокли архив во двор, подпалили, полоумно плясали у костра. День рождения сатаны, ночь на первое мая. Твоя шея, Маринус.
Дважды выпала карта «Колесница». Скоро все кончится. Боль в горле, словно триппер, вредная встреча с сыном мельника, жертвой Нового Ирода, хынек-штрих-штрих-штрих. Хотел предупредить, но отказал язык, какие-то «бэ», «мэ». Кончил без визга, конвульсий, словно чуть приоткрыли кран и тут же завернули. Так их нынче учат в таежных лицеях.
Влюбился не в тебя, а в твой дом, твой камин, твой ковер, коллекцию трофеев на ложных стенах. Дедушка был охотником, потом и его сразила серебряная пуля. А вот тут плясал Quimbanda, задирая похотливые ноги. Видишь пятно на полу?
Голоса южно-мичиганского проспекта, скрип шин, запах горячего пшена, возня клошаров в тени подъездов. Их ядовитые "калифорнийские вина". Их зловонные залупы. Недружелюбный смех, щебет лохмотьев. Дважды выпала карта «Колесница», смотрел на луну, как она кувыркалась, подмигивала, сулила поживу. Сладкие фонемы: сан-су-си, эр-зу-ли. Лоа: чертили прутиком на земле, потом посыпали костной мукой, подмокшим пшеном, пускали барахтаться куриц с переломанными лапами. Его «прелести», черный, александрийский обещающий взгляд. Серьги в тонких злых мочках. Собирает деньги на лечение невезучего братца. Тяжкие хвори: волчья пасть, заячья губа, на левой ноге — шесть пальцев. Танцевал на ублюдочной сцене, крутился у стального шеста. Порочный распорядитель, черный телефон с тяжелым диском. Когда-то у вас был один блондин, что с ним стряслось?
— А кличка? — цокнул неприязненно, баптистская улыбка.
— Хынек.
Это секретная информация. Маркопулос набрел на дыру в программе, оставленный невеждой черный ход, тайную лазейку для похотливой прислуги, расшатал, проник, столбики белых цифр на синем фоне. Триппер кромсает связки, теперь каркаю, точно лиса и виноград. А когда-то был голос: заслушаться можно. Так и называли "таитянский колокольчик". Видишь эту бороду, эти линзы, этот живот? Какой-то гинзберг. Откуда что берется?
Вышел в патио. Глиняные вазоны по бокам, дырявый тент, сухая земля, престарелый какаду в небрежной клетке. Брошюра "Линии Маннергейма" позабыта в девичьем шезлонге. Креольские босоножки, пудреница с белым порошком, скрученный доллар, крем от загара, малахитовая пепельница, оса в сладкой рюмке. Фальшивая невеста, выписана из сточной Манилы, бутик шанель, морщины в уголках глаз. Пессарий, маточное кольцо, посмотреть в красном словаре.